Архимандрит Августин (Никитин): Толерантность - это СПИД

Архимандрит Августин (Никитин) — доцент Санкт-Петербургской Православной Духовной Академии, автор 11-ти книг, более 500 статей, действительный член Российского Географического общества — на данный момент посетил около 90 стран мира. Из дальних странствий путешественник непременно возвращается, словно в родной дом, в Духовную Академию, где преподает уже 33-й год. В стенах этого учебного заведения отец Августин дал эксклюзивное интервью газете «Вечный Зов».

От физики до богословия — один шаг

— Отец Августин, как вы, выпускник физического факультета Университета, пришли к решению поступить в Духовную Академию, посвятить себя служению Богу?

— Вырос я в нерелигиозной семье, потому что молодость моей мамы проходила в 20-30-е годы, когда была атеистическая пропаганда. Я самостоятельно начал интересоваться религиозными вопросами в старших классах школы. По окончании 10-го класса приходил в Духовную Академию узнавать насчет приема. А это было начало 60-х годов, самый разгул атеизма, храмы закрывались в массовом порядке при Хрущеве с 59-го по 64-й год. Мне в канцелярии сказали так: «Сейчас, образно выражаясь, “зима”. Вас не примут. Принимают у нас только юношей из семей священников, а также психически неполноценных молодых людей».

— Чтобы нездоровые люди компрометировали Церковь в глазах общества?

— Да, потом я узнал, что Академию хотели закрыть и специально принимали абитуриентов со сдвигами психики, чтобы потом обвинить Церковь в том, что она до этого доводит здоровых людей. И к 67-му году планировали «стереть это пятно с колыбели трех революций». Мне посоветовали, если есть желание, учиться пока где угодно, а когда будет «оттепель», «весна», тогда приходить. Я подался на физфак, закончил его, но стремление поступить в Духовную Академию сохранилось. Популярно говоря, я изучал закон, объясняющий, почему яблоко падает вниз, и мне захотелось узнать, почему оно вначале наверху появилось. Из физики я решил уйти в «метафизику».

— Нет ли серьезного противоречия между такой материалистической наукой, как физика, и богословием?

— Это только с подачи советской пропаганды физика у нас представлялась атеистической. На самом деле Ньютон снимал шляпу, когда слышал слово «Бог». Эйнштейн был пантеистом, то есть не верил в личного Бога, но об абсолютном разуме у него шла речь все время. Я был первым, кто поступил в Духовную Академию после физического факультета, а затем это стало традицией. У нас тут были и математики. Отец Ианнуарий (Ивлиев) тоже закончил физфак, он у нас преподавал в течение 20 лет. Сейчас наш секретарь ученого совета — отец Кирилл Копейкин. Он и кандидат физических наук, и настоятель храма в Санкт-Петербургском госуниверситете. Перефразируя известную поэтическую строчку, можно сказать так: «Что-то физики в загоне, что-то клирики в почете».

Дорога — это жизнь!

— Вы известны православному миру как путешествующий архимандрит. Когда начались ваши поездки и что они для вас значат?

— Когда я еще был в миру, уже тогда путешествовал. Будучи студентом физфака, в каникулы обязательно отправлялся в какую-то поездку, разумеется, в пределах нашей страны. Тогда мы гордились, что у нас границы на замке, не понимая, что это нас держат под замком. Еще древние говорили: «Дорога — это жизнь». Новые впечатления, новый взгляд на вещи — это обогащает. Я объездил практически всю страну на поездах, на пароходах. Обь, Лена, Енисей — все было пройдено. Потом перешел на путешествия по таежным рекам.

— Вы путешествовали со студенческой компанией?

— Нет, один, потому что у меня были длительные и сложные маршруты, с другими людьми это было трудно согласовать. Например, в первое большое путешествие я отправился в одиночку на надувной байдарке по реке Витим, притоку Лены, — это полторы тысячи километров. Прошел я это расстояние почти за месяц. Населенные пункты там находились на расстоянии трехсот километров один от другого. У нас тогда была такая тяжелая, давящая обстановка в Академии: все было под контролем. В те годы в стране было так называемое пятое главное управление КГБ по борьбе с идеологическими диверсиями, и мы тоже числились как диверсанты.

— Ваши передвижения по стране вызывали подозрения?

— Нет, как раз там я был вне поля их зрения. Это здесь, в Академии, была прослушка. Внизу у нас сидел референт от КГБ, все было гэбизировано. Тут стравливали архиереев, правящего и викарного, как бешеных собак, царила атмосфера психоза. Я старался выбирать маршруты, страшные в своей безысходности, чтобы клин клином вышибать, балансировать на грани жизни и смерти.

— Вы предпочитали настоящий экстрим?

— Да. Преодолевал перекаты, входил в такой водный поток, что было неизвестно, чем все закончится. А когда сюда, в Академию, возвращался, воспринимал все эти интриги, гэбистские трехходовки, стравливания просто как мышиную возню.

В краю непуганых птиц

— Для таких путешествий нужна серьезная спортивная подготовка...

— Я спортом не занимаюсь, путешествую с познавательными целями. Мне не нужно накачивать мускулы.

— А как можно выдержать такие опасные для жизни маршруты?

— Вот так, все по милости Божией. Когда я сплавлялся по реке Олёкме, мне местные жители сказали, что какие-то корейцы сбежали на плоту с лесозаготовок. Тогда для Северной Кореи выделяли участки в тайге, и они своих рабочих присылали. У этих лесорубов была жесткая дисциплина, почти как у заключенных, и несколько человек от отчаяния решили сбежать. Мне сказали, что они «не жильцы», потому что на том отрезке пути, по которому они поплыли, сразу за водопадом по центру — спокойная вода, а справа опасный проход, на грани переворота. Но они не знали, что на «спокойной» воде — ловушка, там резкий обрыв, водопад, где их завертит, закрутит и все. Меня предупредили, я прошел опасное место справа, и ниже по течению увидел, как на перекате, на мели, медведь доедал одного из корейцев. Потом я узнал, что один человек из той компании спасся и дошел до метеостанции, а остальные утонули.

— Отец Августин, а какие еще «сюрпризы» дикой природы вас особенно впечатлили?

— Однажды я ночевал в избушке охотника. В такой избушке (по местному — «зимовье») зимой останавливаются и охотятся на соболей, а летом она пустая. Удача для путешественника — хотя бы раз в неделю такую избушку найти и выспаться с комфортом. И вот ночью ко мне стал ломиться медведь. Хорошо, что дверь была крепко заперта на щеколду, он, что мог, поломал и ушел. Еще было так: сплю под открытым небом на берегу реки. Забираюсь в надувную лодку и сверху накрываюсь большой полиэтиленовой пленкой от комаров. Засыпаю, зная, что на триста километров вообще нет никакого жилья, и мне даже спокойнее, потому что никакой лихой человек не придет. Вдруг чувствую, что кто-то меня сверху трогает. Какой-нибудь нервный, задерганный горожанин начал бы уже биться в истерике, а я вычислил, что это просто птица села на меня.

— Не секрет, что поездки по миру — удовольствие отнюдь не дешевое. В своих нынешних путешествиях вы используете такой способ передвижения, как автостоп?

— Нет. Дело в том, что автостоп — слишком большая роскошь, потому что это потеря времени. В Европе, в Шенгене, все дорого, а я езжу в страны «третьего мира». Там интереснее и доступнее по визам, правда, перелет дороговатый. Но я преподаю не только в Духовной Академии, но и еще в ряде мест: на восточном факультете госуниверситета, в Российской христианской гуманитарной Академии, читаю лекции в Евангелической Академии, веду передачи на радио «Мария». Полгода работаю, скапливаются какие-то суммы, и все это потом относится в авиакассу. За границей, в «третьем мире», жизнь гораздо дешевле, чем здесь. Недавно был в Индонезии три месяца, и там гостиница мне обходилась всего в 5 долларов в сутки. Но надо найти именно такой отель, ведь в других местах нужно платить и 100, и 200 долларов в день.

Да будут все едины!

— По определению Тертуллиана, душа человека — христианка. Насколько это определение применимо к язычникам, буддистам, мусульманам, индуистам, которых вы встречали во время ваших странствий?

— В христианстве один из главных принципов — не делать зла ближнему, творить добро. В других религиях этот принцип тоже есть. Ненасилие, «не пожелай другому того, чего не желаешь себе» — эти христианские элементы в разной форме в них присутствуют.

Но, поскольку они не виноваты, что родились не в христианстве, у них тоже есть некое совершенствование. Нельзя сказать, что они по духу противоречат христианству и не творят добро ближнему. Могу такой пример привести: возьмем какого-нибудь отморозка, офицера КГБ советского времени, который занимался борьбой с религией. Был реальный случай, когда вызвали кришнаита на допрос, и следователь-гэбист продумывает тактику допроса — чем запугать. Что из института отчислят — так он сам ушел, с работы выгонят — он из дворников перейдет в сторожа, из комсомола исключат — он плевать хотел на этот комсомол. Тогда следователь, наливаясь партийной злобой, задает первый вопрос: «Что же ты, гад, Христа продал?» То есть даже он подсознательно христианин, хотя и задавлен погонами и корочками. А кришнаит не растерялся и говорит: «Я не продавал, потому что Христос — это аватара (перевоплощение) Кришны». Со следователя тогда христианский дух слетает, и он начинает орать: «В лагеря пойдешь! В психушке сгною!» То есть его служебное рвение берет верх. А в наше время бывшие сотрудники КГБ даже крещение принимают. Знаю несколько случаев, когда офицер «разрабатывал» нашего священника — собирал на него компромат, а потом он же просил, чтобы этот священник его крестил.

— Ваша миссия — налаживать контакты между людьми разных стран и конфессий. Сейчас мы часто слышим о важности толерантного отношения к представителям других народов и их верованиям. Как вы считаете, насколько сегодня актуальна толерантность в нашем обществе?

— Когда Иисус Христос молился в Гефсиманском саду перед тем, как Его схватили и повели на распятие, Он молил Бога-Отца: «Отче, как Мы с Тобой едины, да будут все едины!» Заповедь о единстве побуждает нас стремиться к сближению с последователями Христа.

Что касается других религий, то среди них буддизм отличается особой мягкостью. Вы что-нибудь слышали о буддистских террористах?

— Нет. Они действительно люди мирные.

— А о каких террористах мы все время говорим?

— Как правило, о мусульманских...

— Вот именно. Сейчас ислам уже захлестывает Западную Европу. Я недавно сдал в печать книгу «Ислам в Европе». В каждой из крупных стран — по 5 миллионов мусульман, и их число все время увеличивается. Это уже закат европейской цивилизации. И вот тут говорить о толерантности можно, но надо знать, что это слово означает. Если мы откроем справочник по психологии, то увидим, что толерантность — это апатия, безразличие к внешним раздражителям (нападают на нас — ну и ладно). Если заглянем в медицинский словарь, там будет четко написано: «Толерантность — это неспособность организма вырабатывать антитела против вирусов». То есть это СПИД. Если представим государство в виде организма, то это ситуация, когда нас агрессивно захлестывают носители другой культуры: все помнят Беслан, «Норд-Ост»... Когда татаро-монголы шли на Русь, Дмитрий Донской поехал к Преподобному Сергию Радонежскому, и тот его благословил на битву. А представьте себе, если бы он сказал: «Нет, знаете, надо быть толерантным!» Тогда мы бы тут с вами не сидели. Если оперировать сегодняшними терминами, Преподобного Сергия Радонежского можно было бы привлечь к уголовной ответственности за экстремизм.

После «совка» и Бухенвальд не страшен

— Большое видится на расстоянии. Что в нас, россиянах, есть такое, чего нет у других народов, и чего нет у нас, но есть у них?

— Мои последние свежие впечатления связаны с поездкой в Индонезию. У нас общее — умение приспосабливаться к тяжелым условиям, выживаемость. Европеец не выдержит того, что мы тут выдерживаем и что они там выдерживают. А что касается особенностей, то еще академик Павлов сказал: «У нас, у русских, плохо со второй сигнальной системой. Мы верим тому, что слышим, а не тому, что видим». То есть пропаганда сильно на нас действует, мы очень доверчивые, и 70 лет режима это показали.

— Жители какой страны, на ваш взгляд, особенно гостеприимны?

— Куда бы я ни приезжал, у меня нигде нет чувства тревоги: а вдруг в гостинице не будет мест? Это типично советский ход мыслей. Меня в разговорах о поездках часто спрашивают: «А кто вас там встретил? Кто вам устроил гостиницу?» Это у нас с тех времен еще идет, когда «диким» туристам заявляли: «Мест нет, только по броне обкома!» После «совка» и Бухенвальд не страшен.

— Какой народ вас поразил непредсказуемостью?

— Горные племена в Индии. Там европейцы просто пропадают: их грабят, убивают и концы в воду. Когда я в одном горном селении начал вверх по тропе подниматься, мне местные жители сказали, что туда лучше не ходить. Потом я узнал, что там бесследно пропал наш турист. На Борнео до сих пор есть охотники за черепами. Они гордятся тем, что добыли головы врагов, особым образом их высушивают и вешают прямо у себя в хижинах — я это видел.

Что происходит в жерле вулкана?

— Какое из ваших многочисленных путешествий особенно запало в душу?

— Трудно сказать, конечно. Все воспринимается по-разному: пустыня поражает своей пустынностью, джунгли на Суматре — дикой природой. Однажды в джунглях на меня орангутанг напал. Я начал его фотографировать, вспышка, видимо, вызвала у зверя раздражение, и он на меня набросился. Когда нас стали растаскивать, я кричал: «Он первый начал!» Вулкан притягивает своей таинственностью. Недавно в Индонезии на вулканы забирался, хотел заглянуть в жерло.

— Вы поднимались к жерлу вулкана с проводником?

— Зачем? Разве я похож на человека, которому нужен проводник?

— Нет, просто редко кто решается совершать такие восхождения в одиночку... Что же происходит в жерле?

— Удалось увидеть, как там, в глубине, все шипит, сернистый газ выходит. Это действительно интересное зрелище.

— Вы много общаетесь с представителями других стран. Как сейчас относятся к России за рубежом?

— В Европу я как частное лицо не езжу, только на различные конференции. При оформлении шенгенской визы нужно унижаться, ходить по посольствам, справки какие-то носить, они на нас смотрят как на быдло, в Европу не пускают, хотя мусульмане сидят на социальной помощи в той же Франции, они их впускают из бывших колоний, когда те приезжают всеми правдами и неправдами. А нас — нет, потому что думают, что мы там останемся, будем работать или заниматься криминалом. Европейцы — люди замкнутые. Если у тебя тип лица европейский, то никому в голову не придет спрашивать, из какой страны ты приехал. А в Индонезии, например, очень приветливые жители. Когда узнавали, откуда я прибыл, говорили: «Россия — да, это хорошо!» Они симпатию к нам имеют. У нас с ними связи хорошие. Мы в прошлом году им открыли кредит в миллиард долларов и списали прежние долги 60-х годов.

В огне не горим, воде не тонем

— Отец Августин, во время ваших путешествий вы чувствуете над собой руку Божью? Бывали случаи чудесного спасения от грозящей гибели?

— Конечно. Однажды, например, я прибыл на Коморские острова близ Мадагаскара и плыл от одного острова к другому на местной шаланде. В Индийском океане случилось уникальное совпадение: пробоина в судне и пожар в машинном отделении, то есть мы одновременно и горим, и тонем. Одни негры начали выбрасывать мешки с цементом из трюма, чтобы судно не так быстро затонуло, а другие стали воду по цепочке передавать, чтобы пожар затушить. Двигатель работал, но заклинило руль, и мы ходили по кругу, не могли приблизиться к берегу. Негритянки, издавая животные крики, хватали своих детей, а я начал молиться Святителю Николаю, покровителю мореплавателей. Начали расхватывать спасательные жилеты, на всех не хватало, была драка.

— А вам достался жилет?

— Я не стал брать, просто молился. Зачем я буду у какой-нибудь негритянки с ребенком выхватывать спасжилет? И спасение пришло: навстречу двигалось другое судно, экипаж увидел, что мы терпим бедствие, и судно приблизилось к нам. Предстояло перебраться с одного судна на другое, но между ними оказалось довольно большое расстояние, которое нужно было преодолеть. Одна негритянка боялась, что не допрыгнет вместе с ребенком, и сунула негритенка мне под мышку, чтобы я его спас. В результате мы все благополучно перебрались на другое судно. Потом я пытался описать этот случай в статье и черновик хранил в рюкзаке.

С Коморских островов я вернулся в Танзанию, откуда начал путь. Прибыл туда поздно вечером. А для местных жителей грабануть белого — это святое дело. И вот прямо на стоянке микроавтобусов, где был народ, вдруг почувствовал, как чья-то рука сзади схватила меня за шею и начала душить, — невозможно освободиться. Я сделал вид, что «уже все», обмяк. Меня отпустили немножко, я на землю упал и стал ногами отбиваться. А местные вокруг стоят, никто мне не помогает, и их можно понять, ведь бьют белого. Грабители вырвали у меня рюкзак и скрылись в темноте. А я встаю с земли такой счастливый-счастливый, потому что у меня был пояс широкий, в котором я хранил документы и деньги, и все это осталось при мне. Конечно, жаль было рюкзак со статьями и фотопленками, но в жизни бывают такие перепады. Потом, когда я вернулся в Питер, на недельку задержавшись с каникул, ко мне подходит секретарь и говорит: «Владыка ректор просил написать объяснительную». А я чуть не рассмеялся, потому что после тех испытаний это были просто пустяки.

— Птиц зовет в дорогу природный инстинкт. А откуда у вас такая тяга к странничеству?

— Когда я еще путешествовал внутри страны, это были только личные впечатления. Но, посещая экзотические страны, я ощутил потребность поделиться увиденным с читателями и стал собирать материалы как журналист. Сижу, например, вечером где-нибудь на земляном полу, на бамбуковой циновке, и при свете коптилки начинаю писать черновики. Когда возвращаюсь из поездки, набираю материалы на компьютере. Сегодня буду заключительную статью по Индонезии набирать.

— В каких изданиях вы публикуете ваши статьи?

— Цикл статей по Индонезии будет опубликован в журнале «Следопыт». Также я публикую материалы в московских журналах «Эхо планеты» и «Новый мир», в питерском журнале «Нева» — это путевые заметки. А какие-то серьезные вещи в академических изданиях печатаю, в богословских сборниках. Недавно вышла очередная книга в Академии Наук «Достоевский. Материалы и исследования». В этом серьезном сборнике есть моя большая статья. Это разные жанры и разные стили соответственно.

Единство — в многообразии

— Во время строительства Вавилонской башни Бог разделил языки и народы. Нужно ли стремиться к тому, чтобы вновь их соединить?

— Я почему-то все время отталкиваюсь от Индонезии — это наиболее свежие впечатления. В их государственной символике присутствует девиз: «Единство — в многообразии». И этим все сказано.

— То есть пусть будет многообразие?

— Да, конечно. Если мы возьмем другие народности, то у Гумилева есть понятие «комплементарные и некомплементарные народы». Русские, например, могут с белорусами, татарами жить дружно, с зырянами, коми. Но, скажем, турки с армянами никогда в дружбе не жили и не будут жить, у них это сидит в подсознании. То же самое — арабы с евреями, это некомплементарные народы. Лучше их не соединять насильно. Зоологи знают, что определенные виды аквариумных рыбок нельзя держать в одном аквариуме: они друг друга съедят. Не то что одни хорошие, а другие плохие — они разные. Также нельзя загонять народы даже одного этноса, но с разными культурами в одну какую-то страну. Пример Югославии нам о чем говорит? В 18-м году страны-победительницы решили эксперимент провести — объединить всех южных славян. Но они не учли, что одни — католики, другие — православные, третьи — мусульмане. И вот в результате получилась кровавая война.

— Помогает ли вам в поездках чувство юмора?

— Конечно. Но особенно это помогает здесь. Там я руководствуюсь восточной мудростью: «Если не можешь изменить обстоятельства, измени свое отношение к ним». А здесь в какой-то тяжелой ситуации можно находить разрядку в том, что воспринимаешь происходящее с юмором. Не надо с потенциальным противником биться на равных. Смех убивает злобу. Только так.

— Вы постоянно находитесь в странствиях. Такое впечатление, что у вас не одна жизнь, а много...

— Я сам так шучу, что у меня год за два идет.

Царство Божие внутри нас

— Отец Августин, вы посетили такие места планеты, где мало кто был. А как можно добраться до Царства Божия?

— Тут все проще. Сам Господь сказал: «Царство Божие внутри вас».

— Но не каждый его может ощутить...

— В Иерусалиме есть Стена Плача. Люди молятся у этой стены и кладут записочки в щели между камнями (я сейчас говорю не о христианской традиции, а об иудаистской). Считается, что так просьбы быстрее дойдут до Бога. И более того, сейчас там установили факс. Есть такая контора у Стены Плача, и любой иудей из любой точки земного шара может прислать по факсу записочку. Все эти послания снимаются с факса и тоже вкладываются в щели Стены. Считается, что они там ближе к Царствию Божию.

— И в этой области внедряют современные методы!

— Да, причем они считают допустимым такой метод, это не противоречит законам Торы, потому что про факс там ничего не сказано.

— Сейчас многие люди ищут национальную идею. Как вы считаете, какая идея могла бы реально сплотить, объединить россиян для прогресса страны?

— Эти слова — «национальная идея», «прогресс» — они обоюдоострые. Например, у медиков есть понятие «прогрессирующая опухоль». Что такое прогресс? Вот, скажем, изобрели самолет и «мирный атом». Потом была бомбардировка Хиросимы. Прогресс может быть как мирным, так и немирным, это понятие относительное. Что касается национальной идеи, то в самом ярком виде она была реализована в нацистской Германии. Поэтому нормальные народы просто ведут обычную жизнь и избегают таких вопросов, как «что делать?», «кто виноват?», — это типично наши вопросы.

— Вы считаете, нам это не на пользу?

— Да. Какие-то революционеры-шизофреники бегали, бомбы взрывали, собирали деньги на революцию и вопрошали: «Что делать? Что делать?» Не случайно и роман Чернышевского, и статья Ленина так называются. Революционерами становились, как правило, люди с девиантным, истероидным типом нервной системы. А нормальный человек скажет: «Как что делать? Если лето — варить варенье, а если зима — пить чай с вареньем».

Соприкосновение с Вечностью

— Являлись ли вам Божьи откровения во время ваших путешествий?

— Я бы ответил словами Джона Уэсли, основателя «Методистской Церкви», жившего в 18-м веке: «Весь мир — мой приход».

— Как опытный путешественник вы могли бы подтвердить тот факт, что наша планета круглая?

— Когда я иду с билетом на регистрацию авиарейса, всегда прошу место у окна, чтобы с высоты смотреть на землю через иллюминатор. Однажды мне пришлось лететь с Тибета в Катманду, и как раз справа от самолета была Джомолунгма (Эверест) — незабываемое зрелище! Такие картины на всю жизнь запоминаются. Господь предстает как Творец, создавший такое чудо! А насчет формы нашей планеты... Мне иногда говорят: «Вы ездите и все время возвращаетесь». Я в шутку отвечаю: «Конечно, я мотаюсь по шару, но все время возвращаюсь, потому что Земля круглая». А бывает, что люди, далекие от религии, считающие богословие средневековьем, спрашивают меня: «А вы как-то связаны с современностью?» Я тогда им в тон говорю: «Да, вы знаете, новые веяния нас не обходят. И у нас, в Духовной Академии, все смелее начинают поговаривать о том, что Земля круглая».

— Отец Августин, чего бы вы хотели пожелать читателям газеты «Вечный Зов»?

— Не замыкаться в какой-то узкой социальной сфере, почаще выламываться из будничной жизни. Ведь даже если у нас небо ясное, мы здесь все равно звезд не видим из-за многочисленных искусственных огней. А когда в пустыне смотришь в звездное небо, происходит некое соприкосновение с Вечностью. Это как раз вечный зов. Именно там его можно ощутить.

Беседу вела Вера МУРАВЬЕВА

Вечный зов. 2008. Ноябрь