Кришнаит издевался над больными людьми в реабилитационном центре

 «Расцвет» — частный реабилитационный центр для страдающих алкогольной и наркотической зависимостью. Полицейские обратили на него внимание в апреле 2019 года, когда в центре от сердечной недостаточности умер 31-летний пациент Егор Перчайкин. 28 июля там умер еще один мужчина: он страдал от тяжелого заболевания легких.

Центр реабилитации работал два года, не имея лицензии, в штате не было ни одного врача, сообщает приморский портал VL.ru. «Расцвет» закрыли 19 августа. Тогда же задержали его директора Дмитрия Кондратьева, которого обвиняют в похищении людей и незаконном лишении свободы с применением насилия. Пациенты «Расцвета» написали более 30 заявлений в Следственный комитет.

Монолог Семена Герчикова:

«Я попал в “Расцвет” с алкогольной зависимостью и провел там три месяца. Пришел сам, но других привозили насильно. Действовала такая схема: родные, например жена, говорили, где человек часто бывает. В этом месте его сажали в машину и привозили в центр. Месяц пребывания обходился родственникам примерно в 50 тысяч рублей. 

Почти сразу стало понятно, что в “Расцвете” мне не помогут. Все строилось на насилии и больше всего напоминало тоталитарную секту. В центре был духовный лидер — директор-кришнаит, и адепты — так называемые “спонсоры” — волонтеры, в основном бывшие наркоманы, которые вылечились и стали следить за постояльцами. Они насильно удерживали в трехэтажном доме в пригороде Владивостока 35 пациентов.

Режима не было. Мы ложились спать по-разному: в 11 вечера, в четыре утра или вообще не успевали поспать, потому что конспектировали книги по психологии и делали задания по программе «12 шагов». Но подъем всегда был в шесть утра. Каждый день мы пели гимн России перед портретом Путина. Потом начинались занятия. Они шли весь день с перерывами на прием пищи. Во время занятий мы конспектировали книги, рисовали или разговаривали, сидя на полу — столов и стульев в центре не было.

Нас заставляли рассказывать всей группе самые сокровенные секреты, например, о сексе или воровстве. Волонтеры субъективно оценивали правдивость и искренность этих историй и таким образом определяли, выздоравливает человек или нет. Если думали, что кто-то врет, лишали его сна, пищи, заставляли приседать по 200 раз, давали подзатыльники.

Меня один раз наказали за то, что я клевал носом на лекции. Три дня запрещали садиться, только ночью я мог спать на кровати. Это доходило до абсурда: я ел, рисовал, писал конспекты стоя, “спонсоры” ходили за мной в туалет, чтобы я там не сел. Другого мальчишку, уже не помню почему, заставили два дня носить женское платье. Девушке повесили на шею табличку “я в центре внимания” за спор с директором. Знаю, что при обыске нашли такие же таблички с надписями “***” (лентяй), “Я плевал на всех во сне”, “***” (врун). Другие пациенты рассказывали, как их били линейкой по гениталиям. При мне людей заставляли несколько дней носить автомобильные покрышки. Один мужчина по приказу волонтеров везде таскал скамейку. Он назвал ее Тамарой и брал с собой в спальню.

Одно из самых страшных наказаний — запрет на общение. Человека делали изгоем, никто из группы не имел права с ним говорить. Все боялись последствий для себя, и нарушителя действительно игнорировали несколько дней подряд. Среди реабилитантов были люди, которые доносили на других пациентов, чтобы казаться выздоравливающими. Это понятное желание, потому что четких сроков у реабилитации нет. Все хотели поскорее выйти, поэтому старались угодить. 

Мне кажется, “спонсорам” система наказаний нравилась, это было видно. Думаю, они хотели постоянно находиться в стрессе, чтобы не сорваться и не начать употреблять снова. Мне показалось, что у них есть психологическая зависимость от директора Дмитрия Кондратьева. Они согласовывали с ним каждый свой шаг, вплоть до того, можно ли сходить к стоматологу или поздравить с днем рождения сына. Он стал для них отцом, запрещающим или разрешающим. 

Кондратьев — один из самых харизматичных людей из всех, что я знаю. У него есть дар убеждения, он верит в Кришну. Приходил в центр с четками на шее, в традиционных индийских светлых одеждах. Он всегда вел себя доброжелательно, но мне казался страшным человеком. Безэмоциональное лицо, застывшая улыбка, пронзительные темные глаза.

Когда привезли Егора Перчайкина, я находился в центре. На второй день он почувствовал себя плохо, попросил вызвать скорую и позвонить матери. Перчайкина связали скотчем, вывернув руки назад, и зафиксировали на железной кровати. Утром он был еще жив и что-то бормотал. Вечером нас заперли на третьем этаже, оставили ночевать на голом полу. А потом сказали, что Перчайкин умер от сердечной недостаточности. Нас заставили убрать комнату, где его не стало, мы оттирали следы крови. 

Тут надо пояснить, что все бытовые обязанности тоже были на пациентах — мытье туалетов или тапочек, стирка белья, приготовление еды. Обслуживающий персонал не нанимали, как и медработников с наркологами. Только женщина-психолог приходила раз в две недели, чтобы провести тренинг. Капельницы ставила одна из пациенток, фармацевт по образованию. Она находилась в “Расцвете” около двух лет.

О медицине в центре никто не говорил, больше о духовности. Например, когда я только пришел, сразу предупредил, что у меня гепатит С. Мне ответили: “Здесь прекрасная аура, которая лечит от всего”. Насколько я знаю, у других при приеме тоже не спрашивали никаких справок. Но люди там находились с разными болезнями: ВИЧ, туберкулез, гепатит. Никто не говорил о мерах профилактики. Все жили вместе, в одних комнатах.  

Специальной диеты тоже не было, кормили одинаково: каши, минимум мяса, несладкий чай. Один раз за три месяца я видел рыбу. По две карамельки в день выдавали, если группа хорошо себя вела. У спонсоров же было совсем другое меню, со сладким и свининой. 

Я похудел на семь килограммов. Порции маленькие, добавку просить нельзя. Однажды хотел взять вторую порцию салата из капусты с консервированным горошком. Меня наказали: заставили съесть литровую чашку горохового супа и такую же тарелку салата. Иначе группа не встанет из-за стола — это значит, что группа не идет курить, не делает задание, занимается делами ночью вместо того, чтобы спать. Я с этим справился.

Некоторые не выдерживали нагрузки и пытались сбежать. Одному молодому парню это удалось — он прыгнул с третьего этажа и убежал в лес. Его успех пытался повторить Василий — мужчина с весом около 200 килограммов. Он прыгнул, повредил ногу. Мучился от боли, не мог ходить, но помощь ему не оказывали, даже не давали обезболивающее. Более того, нам запрещали помогать ему в быту — говорили, что это “созависимость”. Спустя две недели вызвали какого-то человека в спортивном костюме, вроде костоправа. Он не смог помочь, и Василия положили в больницу, Выяснилось, что у него перелом ноги. 

Звонить домой мы не могли, телефоны у нас забирали в первый же день. Запрет на звонки объясняли тем, что разговор с родственниками может вызвать срыв. Многие и сами не хотят звонить, все понимают, как легко сорваться и закричать: ”Мама, забери меня отсюда!” А за это точно накажут. 

Я не видел и не слышал родных три месяца. Они беспокоились, но их убеждали, что я якобы не готов. Им говорили: если вы его любите, доверьтесь нашей методике, и тогда он выйдет здоровым человеком. Сейчас я не думаю, что нахождение в этом центре мне помогло. Я нигде не видел так много психологического насилия».

Почему это важно:

Социальную реабилитацию вывели из состава наркологической помощи в 2013 году. После этого в России в 2,8 раза выросло число частных центров, оказывающих платные услуги по профилю «психиатрия-наркология».

В апреле 2019 года МВД предложило запретить социальную реабилитацию наркозависимых в организациях без лицензии. Ведомство предлагает проводить реабилитацию только в медицинских учреждениях.

В частных центрах реабилитации часто фиксируют нарушения. Пациент учреждения в Томске погиб в результате драки с волонтером, сотрудники организации «12 ступеней +» под Уфой избивали постояльцев и заставляли их целый день носить на шее канистру с водой или песком. В реабилитационном центре в Омске устраивали бои между пациентами.

Источник