Лекции Лютера о книге Бытия

...До сих пор мы говорили в основном о Лютере раннем, а теперь самое время поговорить о Лютере позднем, периода 1535-1545гг., когда он был признанным лидером протестантизма, освободился от всех колебаний и метаний своей молодости, и читал лекции о книге Бытия. Сразу видишь, что у доктора Мартина прибавилось грубости в языке. Лютер и в молодости бывал порой несдержан, а в период яростной борьбы с папством он показал себя во всей красе. Здесь его грубость касается не только критики католичества, но и других вопросов. Вот пример: «Небеса были созданы таким образом, что бесформенная масса распространилась снаружи, как растягивается, приобретая круглую форму, мочевой пузырь свиньи, когда его надувают – если позволительно воспользоваться столь грубым сравнением, чтобы показать данный процесс яснее» . Разумеется, автор оговаривается, но все же использует данное сравнение. Понятное дело, доктор Мартин – человек, что называется из народа. Критикуемым папистам, наверно, не пришло бы в голову сравнивать небеса с мочевым пузырем свиньи.. Зато понятно, что чувствовал Эразм Роттердамский, переписываясь с Лютером и читая его произведения: угораздило же меня связаться с этим немецким варваром!В толковании на первую главу книги Бытия Лютер касается проблемы достоверности астрологии: «некоторые имеют обыкновение задавать вопросы, касающиеся астрологических предсказаний .. Если бы кто-то поддерживал их менее настойчиво, лично я бы не стал сильно возражать. Гениям следует прощать их увлечения! Поэтому, если отбросить всякие суеверия, меня не сильно заденет, если кто-то станет упражняться в проницательности, забавляясь этими предсказаниями. Однако никто никогда не убедит меня в том, что астрологию следует при-числять к наукам. И я буду настаивать на этом, потому что аст-рология совершенно бездоказательна .. Все астрологические примеры являются лишь частными случаями. Астрологи заметили и зафиксировали лишь те случаи, в которых им сопутствовала удача .. я не верю, что из таких частных случаев можно создать науку .. Даже если бы в этих предсказаниях было что-то определенное, до чего же глупо так беспокоиться о будущем! Ведь общепризнанно, что из астрологических предсказаний можно узнать будущее – но если оно скверно, то неведение о нем во многих отношениях лучше знания, о чем также говорил Цицерон .. Потому я убежден, что астрологические предсказания не имеют должного обоснования .. ведь они являются знамениями, основанными на разуме, то есть они собраны разумом. Но более правильно рассматривать, сказанное у Моисея (Быт. 1, 14 – К.М.) в смысле знамений, которые показывает Бог» .Как видим, ситуация несколько неоднозначна. Лютер вроде бы отвергает астрологию, но не до конца, и, скорее всего, соглашается с тем, что она может быть терпима. Все же он допускает, что из астрологических предсказаний можно узнать будущее, хотя и не считает астрологию наукой.. И он признает, что астрологические предсказания – это знамения, основанные на разуме. Не на откровении, конечно, но тем не менее.. Как бы там ни было, но Лютер терпел возле себя Меланхтона, который однозначно астрологию признавал. Кстати говоря, и в других местах этих лекций встречаются фрагменты, которые вроде бы говорят о том, что отношение вождя реформации к астрологии не было полностью отрицательным. Составители примечаний к данному тому даже вынуждены написать, что защита астрологии в некоторых местах этих лекций – «скорее дело испытавших Меланхтоновское влияние редакторов, нежели Лютера» . Здесь мы видим некоторую неуверенность, ибо стопроцентных доказательств, что это именно влияние Меланхтона, нет. Так что остается вероятность, что неоднозначное отношение к астрологии – дело самого Лютера.Рассуждая о сотворении человека по образу и подобию Божьему, Лютер набрасывается на тех авторов, которые подчеркивали свободу сотворенных людей. Имеются в виду, видимо, и отцы Церкви, и схоласты: «Они утверждают, что поскольку Бог свободен, а человек сотворен по образу Божию, он также имеет свободные память, разум и волю. Отсюда появляется множество легкомысленных утверждений .. Таково происхождение опасного мнения, что в управлении людьми Бог позволяет им действовать по собственному побуждению. Из этого убеждения вышло множество неудобоваримых идей. Это подобно изречению: «Бог, сотворивший тебя без тебя, не спасет тебя без тебя» (Августин). Отсюда делается вывод, что свободная воля содействует, будучи предшествующей и действенной при-чиной спасения» .. Эти очень опасные мнения отцов обсуждались во всех церквях и школах, но я действительно не понимаю, чего намеревались добиться отцы с их помощью. Поэтому мой совет – читать их с осторожностью» . Никто не стал бы спорить с тем, что отцы Церкви могли ошибаться, и потому нельзя принимать на веру абсолютно все, что они написали. Но здесь от нас требуют отвергнуть всех отцов, отбросить соборное мнение Церкви – ради чего? Чтобы поверить ересиарху, который, отрицая свободу человека, рассматривает людей как роботов, автоматов? Лютер привык в обоснование своих заблуждений приводить мнение блаженного Августина. Но здесь критикуется даже Августин, поскольку он не верил, что человека можно спасти без него самого. Но в это верит Лютер, он теперь свято верит в рабство воли и самое жесткое предопределение со всей его бесчеловечностью. Ведь если отрицаешь, что человек является свободным, можно ли придти к чему-то иному, как образу рабского человека, близкого животному, ибо животные свободы не имеют..Не будем забывать, что Лютер придерживался крайне пессимистических взглядов на состояние человеческой природы после грехопадения. Критикуя традиционную экзегезу, он утверждает: «Когда софисты рассуждают о первородном грехе, они говорят лишь об омерзительной и ужасной страсти или похоти. Но первородный грех по существу подразумевает, что человеческая природа полностью пала, что разум затемнен, так что мы больше не знаем Бога и Его волю, больше не понимаем деяний Божьих. Более того, наша воля необычайно испорчена, так что мы не уповаем на милость Божью и не боимся Бога, но безразличны» . Если понимать под выражением «природа полностью пала» тот факт, что была поражена вся природа, и не осталось ни одного неповрежденного участка, то с этим можно было бы согласиться, ибо первородный грех – это болезнь, поразившая всего человека. Но Лютер, видимо, понимает под первородным грехом поражение человеческой природы до самых основ, превращающее человека не в больного, а в «онтологический труп», когда он совершенно безразличен к Богу и чему-либо духовному. Символические книги 16 века дают основания для такого взгляда. В таком случае подобная доктрина естественным образом подразумевает, что человек никак не может способствовать своему спасению, как труп не может способствовать своему оживлению, и этот вывод очень благоприятен для доктрины оправдания по вере, согласно которой только Бог спасает человека, являясь единственной действующей причиной спасения.Падение человека, по мнению Лютера, столь глубоко, что даже продолжение рода приобрело до некоторой степени омерзительный характер: «великая милость Божия состоит в том, что Господь сохранил для нас женщину .. как для продолжения рода, так и в качестве лекарства от греха прелюбодеяния .. В раю бы этот союз существовал без всякого стыда, как деятельность, сотворенная и благословленная Богом. Она сопровождалась бы благородным наслаждением, подобным тому, которое достав-лялось едой и питьем. Теперь, увы, это наслаждение столь мерзко и ужасно, что врачи сравнивают его с эпилепсией, или падучей болезнью. Таким образом, с самим продолжением рода связана настоящая болезнь. Пребывая в состоянии греха и смерти мы также подвергаемся этому наказанию и не можем пользоваться женщиной без ужасной похоти, и, так сказать, эпилепсии» . Несколько позже он говорит об «эпилептической и апоплексической похоти супружества».. Заметим, что сравнение с эпилепсией, возможно, заимствовано у Аристотеля. Но это не меняет сути: даже зачатие детей у немецкого реформатора связано с сильным омерзением. Нет, конечно, он не против детей (он сам был отцом), он, скорее, против монашества и безбрачия, но как же отвратительны, на его взгляд, отношения мужчины и женщины, приводящие к рождению детей! Разумеется, грехом заражено все, в том числе, и супружеские отношения. Но Лютер, следуя Августину, почти готов сказать, что эти отношения – чуть ли не один сплошной грех, и единственное, что их оправдывает – рождение детей. Такой взгляд, прямо скажем, не совпадает со святоотеческим подходом к данной теме. Обсуждая глубину падения человека, Лютер обращается к теме критики идолопоклонства. И тут оказывается, что: «Монах является идолопоклонником. Он воображает, что его жизнь согласно правилу Франциска или Доминика является путем в Царствие Божие. Но это равносильно измышлению нового бога и превращению в идолопоклонника, поскольку истинный Бог провозгласил, что путь в Царство Небесное проходит через веру во Христа. Когда же вера утрачена, они следуют за неверием и идолопоклонством, переносящим славу Божию на дела .. паписты все являются идолопоклонниками – не потому, что они поклоняются камням и кускам дерева, но потому, что оставляют Слово и поклоняются своим собственным мыслям» . Конечно, если человек думает, что благодаря своим делам он обретает заслуги и за это входит в Царствие Небесное, то он действи-тельно превращает дела в идола. Но разве Лютер и протестанты своим учением об оправдании не превратили в такого же идола «веру», по которой ты получаешь «спасение»? Разве в жертву этой «вере» не было принесено, как новому «богу», очень многое из вероучения Церкви? Разве церковный раскол и образование множества сект не были следствием поклонения этой «Вере»? И разве протестантов нельзя упрекнуть в том, что они, оставив Слово, поклоняются мыслям то Лютера, то Кальвина, то Цвингли, а то и новым вождям, для которых Библия – лишь повод, чтобы найти удовлетворение собственной похоти?Комментируя стих из Быт. 3, 15 «и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту», Лютер обрушивается на католических теологов: «Сколь поразительно, сколь достойно проклятия то, что при помощи глупых экзегетов сатане удалось связать с Девой Марией этот фрагмент, изобилующий утешением в Сыне Божьем! Ибо в латинской Библии местоимение имеет форму женского рода: «Она будет поражать». Даже Лира, знакомый с ивритом, был увлечен этим заблуждением, как бурным и стремительным потоком. Итак, вопреки тексту он пришел к богохульному пониманию данного фрагмента применительно к Благословенной Деве, через которую, при посредничестве Христа, была сокрушена сила сатаны .. Это произошло либо по невежеству, либо по не-брежению церковных властей. Поскольку они не оказали никакого сопротивления идолопоклонству, здравое учение постепенно исчезло. Теперь, когда мы по благодати Божьей восстановили его, эти бесчестные и прожорливые звери открыто свидетельствуют, что они заботятся не о поклонении Богу, но лишь о своих церковных доходах. Поскольку идолопоклонство очевидно обес-печивает защиту этих доходов, они приходят в ярость, когда людей учат истине .. Так возблагодарим же Бога за то, что теперь у нас также имеется этот фрагмент в неповрежденном и восстанов-ленном виде. Мы не хотим отнимать у Марии никакую честь, которую ей надлежит воздавать. Но следует устранить идолопоклонство, стоящее в утверждении, будто родив Христа, Мария уничтожила всю власть сатаны. Если это утверждение истинно, разве такая же честь не принадлежала всем прочим женщинам, предшествовавшим Марии в ее роде? .. Ведь если бы не они, ее самой также не существовало бы, поскольку она была рождена в браке в соответствии с обычным естественным порядком. Так что если она уничтожила сатану, родив Христа, ее предкам следует дать почетное место на том же уровне .. Поэтому пусть Благословенная Дева сохранит свое почетное место. Из всех женщин мира она одна получила от Бога эту особую честь – оставаясь девой, она родила Сына Божия. Но не следует позволять на этом основании лишать Ее Сына славы нашего искупления и избавления» .  Ну, хорошо, Лютер исправил ошибку в латинском переводе Библии и вместо «она будет поражать» поставил «оно будет поражать». Но ведь это мало что меняет по сути. «Мариологическое» толкование данного стиха давали и свв. Иустин Философ, Ириней Лионский, Киприан Карфагенский, Иоанн Златоуст. Что, они тоже опирались на неправильный латинский перевод Писания? Или немецкий реформатор и их хочет причислить к категории «глупых экзегетов»?! Тут уж без комментариев.. Или и этих святых отцов нужно записать в «идолопоклонники», которые думают только о своих доходах? Их «доходами» была только смерть, полная страданий за Христа.. Впрочем, Лютера до известной степени извиняет то, что он опять вошел в роль «вождя реформации», а тут уж «понеслось»: «бесчестные и прожорливые звери» и т.д. Конечно, необходимо четко высказываться: Лютер критикуемую позицию излагает в том смысле, что, родив Христа, Мария уничтожила власть сатаны. Это верно в том плане, что Матерь Божья, более, чем кто бы то ни было из людей, послужила делу сокрушения сатаны Господом нашим Иисусом Христом, родив Его по плоти. Но всю власть сатаны уничтожил только Сам Господь. Уже во времена Лютера католическая церковь допускала мысль, что Мария в каком-то смысле является «Соискупительницей» Христа, что впоследствии было оформлено доктринально. Возможно, нечто подобное и имеет в виду Лютер. Тогда с этим еще можно было бы согласиться и православному, поскольку Церковь тоже не допускает «соискупителей» у Христа. Но если вообще отрицать особое служение Марии в деле спасения, то можно придти к богохульным выводам. Очевидно, Лютер мечется между двумя крайностями: одна из них, католическая, склоняется к тому, чтобы поставить Богородицу на один уровень с Христом; другая, последовательно протестантская, склонна вообще отрицать любые «заслуги» Девы Марии в деле спасения человеческого рода. Вот и Лютер пытается доказать, что Марии нужно воздавать ту же честь, что и всем Ее родственникам. Согласен, что и родственникам по плоти Божьей Матери тоже нужно воздавать почитание, но Божьей Матери – совершенно особое.Немецкий реформатор ведь и сам признает, что лишь Она получила от Бога эту честь – девственно родить Спасителя. Причем Она свободно согласилась стать Матерью Бога, Она добровольно стяжала ту благодать, больше которой не получил никто из людей, и благодаря этой чистоте именно Пресвятая Дева была избрана стать Матерью Богочеловека. Проблема тут в том, что Лютер как истинный протестант придерживается доктрины жесткого предопределения: в связи с этим все люди выступают лишь рабскими орудиями божественной воли. С такой точки зрения и Богоматерь не совершала никакого подвига «борьбы с дьяволом», не обретала свободно благодати, а просто Бог Ее предопределил стать Его Матерью, а почему, - ответа нет: Ему так угодно, как всегда говорят протестанты в таких случаях. Если так рассуждать, то действительно нет никакой существенной разницы между Девой Марией и Ее предками, поскольку все они были предопределены послужить спасению мира во Христе, но делали это не свободно, а исключительно по избранию Божьему. Заметим, однако, что Лютер дважды оговаривается: мы не хотим отнимать у Марии честь, которую Ей нужно воздавать, пусть Благословенная Дева сохранит Свое почетное место. Когда делают такие оговорки, то часто поступают вопреки им. Настойчивые заверения Лютера в «почтении» к Богоматери скорее заставляют подозревать, что речь будет идти об отрицании Ее почитания, или о сведении его к минимуму. Так, или иначе, но у Лютера мы видим остатки почитательного отношения к Богородице. Это было свойственно лютеранской традиции в 16 веке, но затем благочестивое отношение к Богоматери стало ослабевать. В том числе, и под влиянием самого Лютера, не отводившего Деве Марии «почетного места» в деле спасения, т.к. Бог у протестантов спасает человека без участия человека.Сегодня сложно встретить протестанта, который бы как-то оговаривался и извинялся, что он не воздает должных почестей Божьей Матери. Как же, еще язычником объявят! Дело доходит до странных вещей. Вот, например, упоминавшийся нами кальвинистский библеист Баркли, обсуждает проблему «братьев и сестер Иисуса», упомянутых в Евангелии. Он выделяет три теории: теория Иеронима о двоюродных братьях и сестрах, которой придерживается католичество; теория Епифания о сводных братьях, детях Иосифа от первого брака, которая была наиболее распространенной в ранней Церкви и до сих пор она является православной точкой зрения по данному вопросу; теория Элвидия о родных братьях Иисуса, детях Марии и Иосифа. Естественно, Баркли защищает последнюю позицию, которая так близка протестантам. Справедливо отвергая теорию Иеронима, Баркли, признавая, что православная теория сводных братьев существовала уже не позднее середины II века в Протоевангелии Иакова, тем не менее, не признает ее, хотя его контраргументы, прямо скажем, еще более косвенны, чем критикуемая им теория. Но далее Баркли поясняет свою позицию тем, что в основе православной теории, как и теории Иеронима (католической), лежит доктрина «абсолютной непорочности Марии. Но для этого вообще нет никаких свидетельств и доказательств, и никому нико-гда это и в голову не пришло бы, если бы не возникло желание думать, что Дева Мария всегда оставалось непорочною /../ Мы считаем и верим в то, что братья и сестры Иисуса были до-подлинно Его братьями и сестрами и не настаиваем на том, что безбрачие выше освященной браком любви. В основе любой другой теории лежит прославление аскетизма и желание видеть в Марии вечную девственницу. А ведь намного приятнее верить в святость домашнего очага, нежели настаивать на том, что безбрачие выше освященной браком любви» .Баркли, видимо, думает, что, в отличие от «аскетической позиции», он беспристрастен. Но на самом деле он не менее, а более пристрастен, чем учителя Церкви. Если они исходили из представлений о непорочности Девы Марии, то протестанты исходят из предвзятой теории «порочности» Марии, и поэтому всячески стараются затмить Ее подвиг во славу Христа. Что выше перед Богом: непорочность или порочность? Вопрос риторический, хотя протестанты наверняка скажут, что они и не думали как-то принизить Богоматерь.. Впрочем, достаточно прочитать какой-нибудь рядовой протестантский труд по богословию, чтобы убедиться в обратном.. Баркли думает, что прославление аскетизма и безбрачия – это плохо, а что же тогда хорошо? Прославление гедонизма? Семейной жизни? Но ведь никто и не говорит, что семейная жизнь плоха и порочна. Она тоже хороша и Господь освятил брак. Просто Церковь всегда полагала состояние безбрачия ради Бога более высоким, чем брак. И пото-му апостол Павел полагал, что лучше человеку быть без жены.. Баркли не может объяснить, почему «намного приятнее» верить в святость домашнего очага, чем в святость безбрачия? Это как-то выводимо из Нового Завета? Тогда почему наш Господь был безбрачен, и любимый протестантами апостол Павел, и апостол Иоанн Богослов, любимый ученик Иисуса? Исходя из теории «святости домашнего очага» это невозможно объяснить. Если домашний очаг святее безбрачия, почему же Христос не выбрал любимый протестантами идеал семейной жизни? Не хотят же они сказать, что Господь наш был нравственно несовершенен, если выбрал безбрачие?Ответ всегда был очевиден Церкви: потому что отказ от всего, даже от семьи, ради Бога – это и есть высочайший идеал, который воплотил наш Господь, как и часть его учеников.. Кстати говоря, Баркли несколько огрубляет традиционную позицию: никто не защищает абсолютной непорочности Девы Марии, кроме части богословов католической церкви, делающих из доктрины непорочного зачатия Богоматери именно такие выводы. Православие же говорит только о наибольшей непорочности Девы среди всех людей, но не отрицает, что она родилась с первородным грехом. Баркли не задается вопросом: а почему уже в ранней Церкви «возникло желание думать», что Дева Мария всегда оставалась непорочной? Почему именно эта позиция так быстро вызвала практически всеобщее согласие? Просто случайно? Нет! Это произошло потому, что люди жили во Христе и внимательно читали Писание, а потому и не могли себе представить, что Та, Которая за Свою чистоту была удостоена стать Матерью Всевышнего, могла хоть на один миг вместо одного только Бога избрать что-то иное, пусть даже радости брака и обычной семейной жизни. Но протестанты в 16 веке решили иначе: монашество плохо, надо жениться и т.д. Чего можно ожидать от монаха Лютера, женившегося на монахине Катарине? Только ненависти к безбрачию и прославления домашнего очага. Да, к этому привел кризис католического монашества и идеи целибата духовенства, но вместе с пороками Рима, выгнали и истину. А она заключается в том, что и Господь, и Его Пречистая Матерь, в Своей жизни выбирали только любовь к Богу, и потому отказывались от чего-либо иного, кроме Господа, Который есть Любовь.В связи с отсутствием почитания Богоматери у протестантов, можно вспомнить еще об одном. Для начала одна цитата из французского католического писателя Жоржа Бернаноса: «Только у Матери Божьей воистину младенческие глаза, единственные детские глаза из всех когда-либо смотревших на наш срам и злосчастие» . Конечно, Бернанос – католик, и потому он делает акцент на младенческих глазах Девы, в то время как православный больше говорил бы о Ее мудрости и сострадании (впрочем, Бернанос говорит и об этом). Однако дело не в этих различиях между православием и католичеством. Сразу возникает мысль: сколь мало детского в протестантизме, какое это взрослое христианство. Одна из икон Божьей Матери в православии называется «Умиление». Умиление – это отношение Матери и Ее Божественного Сына. Умиление – это люди перед Своим Богом. А будет ли здесь умиление у протестанта? Нет, он должен сказать: икона – это идол, поклоняться Марии нельзя! И с одной этой фразой – сколько доброго уйдет из души! Ведь глядя на эту икону – нельзя не умиляться; если же человек испытывает резко отрицательные чувства – это признак болезни и еще – это признак недетскости. Нет, протестант может быть ребенком – взять хотя бы Андерсена или Дж. Макдональда. Но в самом протестантизме ничего детского нет – все сознательно, все строго, все рационально, все под контролем (даже экстазы пятидесятников).Икона Богоматери с Младенцем напоминает нам о божественной святости и о детстве, целомудренном и божественно глубоком детстве Девы-Матери и Ее Сына-Спасителя. Вот этого и не хватает протестантам: ни святости, ни младенчества. Нет в них целомудренной непорочности и наивности детства, ведь протестантизм – слишком взрослое христианство. Откуда же взяться в Лютере целомудрию и наивности – о, нет! Это закаленный в богословских диспутах вождь, сознательно разрушивший целомудрие своей связью с монахиней; это, человек, даровавший всем желающим святость, но без реальной святости, которую теперь не нужно обретать. О благочестивых монахах часто говорили, что они как дети – в своем неприятии зла, в своем доверии к Богу. Как трудно это узреть в лидерах реформации: это гладиаторы, протащившие все доктрины через сито разума, и вышедшие на арену с одной целью – всеми правдами и неправдами сокрушить самого ненавистного врага во всей вселенной, - папство.Как же таким людям отнестись с почитанием к Богоматери, с Ее младенческим целомудрием, состраданием, святостью? Ведь у них не было ни первого, ни последнего, а сострадание они испытывали только к своим, но никак не к папистам или радикальным протестантам. Они способны сказать только одно: своим почитанием Марии вы отнимаете честь у Господа Иисуса. Как будто прославляя  Ее любовь к человеческому роду, которая у Нее – от Бога, можно не поклониться Всевышнему, Воплотившемуся от этой невиданной в мире чистоты! Для православных через умиление Богоматери восходят к Ее Сыну. Протестантам умиление чуждо – это непонимание рационально мыслящим взрослым мира детей; поэтому они отбрасывают почитание Девы, думая, что тем более чести воздадут Ее Сыну. Но при этом забываются слова: «не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18, 3). Принять Христа как дитя – значит уподобиться Пресвятой Деве, ведь Она первой из всего челове-чества приняла Его как дитя, чтобы затем родить Богомладенца для спасения всех нас..   Читая Лютера, постоянно наталкиваешься на его тревожные, прямо-таки апокалиптические ощущения касательно современной ему эпохи. И дело не только в грехах папства, которые он часто и жестко обличает. Речь вообще идет о времени, в которое ему довелось жить: «Период, когда Евангелие стало впервые известно среди нас, был довольно приличен. А теперь почти не осталось страха Божия, наша порочность увеличивается с каждым днем, и даже появились лжепророки. Чего мы еще можем ожидать, кроме того, что когда мера наших беззаконий наполнится, либо все будет уничтожено, либо Германия понесет наказание за свои грехи каким-то иным образом? .. Ранее я го-ворил об ущербе, от которого пострадали плоды земли. Я также убежден, что человеческое тело было здоровее, чем теперь. Доказательством тому служит продолжительность человеческой жизни до потопа, которая кажется нам невероятной. Ибо Господь не угрожает Адаму апоплексией, проказой, эпилепсией и другими губительными бедами. Когда я был ребенком, сифилис в Германии не был известен .. А теперь даже младенцы в колыбелях поражены этим недугом. В те дни все были напуганы этой болезнью, а теперь о ней задумываются так мало, что даже друзья, добродушно перешучиваясь между собой, желают друг другу подцепить сифилис. Когда я не был еще взрослым, потная болезнь стала, как это называют врачи, эндемической .. эта болезнь получила повсеместное распространение также в континентальных районах Германии, расположенных вдали от океана. Ужасно слышать, что у некоторых людей в животах завелись змеи, а в мозгах – черви» .Все это звучит ужасно, и имеет явный эсхатологический привкус. Выходит, и реформация не смогла изменить западный христианский мир к лучшему: новые ужасные болезни, в том числе, венерические, к которым уже привыкли, лжепророки, отсутствие страха Божьего. Мера беззаконий такова, что Лютер ожидает страшного наказания Господня для Германии, либо Суда для всех. Уж не потому ли Германию ждет наказание, что она избрала реформацию? Конечно, это Лютеру и в голову бы не пришло. Зато он видит во все большем количестве обрушившихся на человечество бед, - «знамения» перед последним днем. Но знамения эти были еще раньше, когда родился маленький мальчик по имени Мартин. Протестанты обычно придерживаются такой схемы: католический мир был в чудовищном кризисе, а Лютер и остальные реформаторы стали из этого кризиса выводить. В действительности же даже свидетельства самого Лютера доказывают обратное: реформация ввергла человечество в еще больший кризис – один раскол западного мира чего стоит, и религиозная война всех против всех! Венецианский ткач-протестант Маркантонио Варотто объяснял свое возвращение в католичество так: «Я покинул Моравию, потому что в течение двух месяцев, которые там провел, повидал столько религий и сект... И все выстраивают катехизисы, все желают быть пасторами, все тянут в разные стороны, все претендуют на то, чтобы называться единственной истинной церковью. В одном небольшом местечке, Аустерлице, насчитывается 13 или 14 различных сект» . Да и нравственное состояние человечества, судя по замечаниям того же Лютера, не улучшилось, а наоборот. Немудрено увидеть знамения Судного Дня. Только за многочисленными бедами той эпохи, нужно уметь разглядеть знамение главной беды – реформации, усиленно приближающей события Апокалипсиса.Кстати говоря, в продолжение темы, можно привести и еще один фрагмент. Лютер комментирует слова из Быт. 3, 18: «И будешь питаться полевою травою» следующим образом: «этот фрагмент содержит достаточно убедительное доказательство того, что Адам не питался маслом, молоком, яйцами, сыром, мясом, яблоками и грушами, но лишь овощами и семенами, такими как горох, бобы, семена фенхеля, просо, рис, полба, и тому подобное. Какой славный пир устраивал он для гостей, женя своих детей, когда единственной пищей, которую он мог предложить, были травы! Такова скромность этого раннего периода – самая обычная и простая пища с водою. Нынешний же мир охватило ужасающее чревоугодие. Теперь для нашего удовлетворения недостаточно приготовления всевозможных видов мяса, но мясо смешивают с рыбой, добавляют специи и прибегают к противоес-тественным извращениям, употребляя приправы, дабы сделать кислой ту пищу, которая сладка от природы, и подсластить кислую. Также какое существует великое разнообразие напитков! Кто не почувствовал бы себя оскорбленным, видя, что хозяин поставил перед ним воду? Мы не довольствуемся сваренным у нас пивом и нашим местным вином, но желаем заморских. Если бы отец наш Адам теперь вернулся, он удивился бы столь безумному чревоугодию своих детей! Того, что мы едим и пьем с наслаждением, он остерегался бы как яда, предпочитая всем нашим деликатесам свеклу или овсянку с холодной водой» .В этих словах нельзя не почувствовать ощущения крестьянина, знающего толк в еде, в растениях и животных.. И еще это ощущения добропорядочного семьянина, знающего семейные радости, и желающего поскорее женить или выдать замуж своих детей – отсюда слова про пир для гостей.. Увы, чревоугодие давно охватило мир. Как с этим бороться? Не иначе, как с помощью поста. Но вот пост, точнее говоря, его обязательность, упразднена лютеранской церковью, а остальные протестанты вообще редко упоминают о нем. Так чревоугодие не победишь, хотя можно учить «буржуазной умеренности» в еде. Сегодня западный мир сходит с ума от различного рода диет, но это не ради Бога, а ради себя и собственных удовольствий, т.е. ради греха. К тому же при этом редко отказывается от изысканных блюд – главное, чтобы было меньше калорий и жира.. Внима-тельное перечисление Лютером различных блюд показывает, что и сам он, очевидно, не был так уж далек от чревоугодия. Зато скромная растительная пища и простая вода, которые он припи-сывает Адаму, были обычной едой монахов-подвижников. Сле-довательно, чтобы отказаться от чревоугодия, нужно вернуться к монашескому духу, - шаг, который для Лютера был категорически неприемлем по известным причинам. Конечно, всегда можно вспомнить о недостойных монахах и все эти байки о «толстопузых попах», но мы говорим об идеале. Вот этого аскетического идеала воздержания изначально было не очень много в протестантизме, а потому и грех чревоугодия, особенно, в стране радикальных протестантов, Америке, оказался неустраним.Сам же Лютер был недалек не только от чревоугодия, но и от гордыни. Возьмем хотя бы такие слова: «мы говорим о пасторских заботах, которые следует признавать гораздо более значительными, поскольку исполняемые пастором обязанности важнее. Или же мы предположим, что Августин жил в праздности и предавался наслаждениям, тогда как ежедневно ему приходилось сталкиваться с таким множеством оппонентов, не позволяя пелагианам, донатистам, манихеям и прочим возмутителям спокойствия Церкви полностью истребить учение Христово? По благодати Божией мы также совершаем свои дела таким образом, что, я надеюсь, никто не позавидует нашему напряженнейшему «безделью» . Не сомневаюсь, что у Лютера тоже хватало всяческих забот: надо было сражаться с католиками, а также с многочисленными «энтузиастами» реформации. Но сравнивать свои заботы с заботами блаженного Августина – по меньшей мере, нескромно.. По сравнению с заботами Августина, ваши заботы, доктор Мартин, - действительно, «напряженнейшее безделье», и даже более того, - безделье разрушительное..Падение мира после преступления Адама и Евы таково, что материя до глубин заражена злом, поэтому даже вода крещения «остается водою, и она ничем не лучше той, которую пьет корова» . Это сказано Лютером в связи с критикой освящения воды и католического учения о крещении. Он полагает, что Фома Аквинский и Бонавентура учили следующему: при крещении Бог дает воде некую действенность, в результате чего крещальная вода своей собственной силой производит оправдание. Возражения Лютера таковы: можно говорить, что Слово дает силу водам крещения, но схоласты, по его мнению, не приписывают силу Слову, а приписывают ее материальному элементу. Здесь требуются разъяснения. Православие, разумеется, однозначно признает, что освящение придает воде новую благодатную силу Божию. Но это не значит, что вода сама по себе освящает человека в крещении без Бога, как некая самостоятельная субстанция со своей самостоятельной силой. Если думать так, то это действительно отнимает силу у Бога. Оправдывает не вода как таковая, оправдывает Бога, но через воду и в воде крещения.Не думаю, что католические авторы устраняли Бога таким образом, как это им приписывает Лютер. Однако, возможно, проблема заключается в том, что католичество учило тварности благодати. И в этом случае благодать могла рассматриваться, как отчуждающаяся от Бога сила, передавая им воде, или какой-либо другой материальной субстанции. Не исключено, что именно это имеет в виду немецкий реформатор, и тогда он прав, поскольку это вносит в христианство некий магический элемент: освящают творения, а не Творец. Но православие всегда исповедовало несотворенность благодати, а потому для Церкви благодать – это благодатное и непосредственное присутствие Бога в творении, благодаря которому освящается наша жизнь. Для православных присутствие Бога в творении – это преображающее, исцеляющее присутствие. Лютер, похоже, если и готов допустить особое присутствие Бога в материи, то в виде «творения, удерживаемого Словом». Видимо, предполагается, что материя только удерживается от тления и распада божественным Словом, но никакого преображающего влияния Бога на материю, скорее всего, нет. Здесь заметен явный пессимизм Лютера. Грехопадение было настолько омерзительным, что хотя Бог и действует через материю, но сама она от этого не меняется – вода остается водой, но она не становится святой, как и люди в оправдании, она остается «грешной» - только коровам пить..Мы уже неоднократно, по ходу этой работы, отмечали своеобразный материализм Лютера: тут сравнение небес с мочевым пузырем свиньи, там – перечисление фруктов, овощей и мяса, а вот еще про сифилис.. Немудрено, что когда этот человек начинает рассуждать об ангелах, его снова прорывает: «Мне представляется, что слово «херувим» обозначает румяное лицо, встречающееся у мальчиков и девочек в раннем возрасте .. Поэтому под херувимами вы можете понимать Ангелов, являющихся не с морщинистыми и печальными, но со счастливыми и дружелюбными, упитанными лицами, будь то человеческими или какими-либо иными. Итак, херувим – это общий термин, не составляющий особого имени среди ангельских чинов, как грезил Дионисий, но указывающий на их внешность, поскольку Ангелы являются человеку с румяными и юными лицами» . Тут можно лишь заметить, что ангелология – не сильная сторона творчества Лютера.. Ангелы с «упитанными лицами» как-то плохо вписываются в христианскую картину мира, - впрочем, может «упитанность» лиц Лютер списал с себя? Можно предложить и другое объяснение – католическая живопись той эпохи уже вовсю «приземлила» сакральные образы, поэтому на картинах своего времени немецкий реформатор видел именно «упитанных младенцев» амурообразного типа, а вовсе не ангелов с византийских и русских икон. Так или иначе, но Лютер настаивает на упитанных, румяных, круглых лицах ангелов. Как же тут не раскритиковать Ареопагита! Ему уже основательно досталось на предыдущих страницах за «фантастику». Для материалиста Лютера спиритуализм «Ареопагитик» не мог не показаться «гре-зами воображения», - в общем, ненавистной ему «мистикой». Лютера как-то сложно представить в созерцании тончайшей природы ангелов: ему лучше удаются экскурсы в мир тленной материи.. Поэтому он, вопреки учению Писания и Церкви, отка-зывается видеть в херувимах отдельный ангельский чин в отличие от Дионисия. И еще. Во время суда над первомученником Стефаном, мы читаем в Деяниях: «И все, сидящие в синедрионе, смотря на него, видели лице его, как лице Ангела» (Деян. 6, 15). Это же можно прочитать и в житиях святых, об их благочестивом облике. Но, глядя на портреты Лютера, да и Кальвина, и Цвингли, - можем ли мы сказать, что видим лица ангелов? А если нет, то разве может такой человек постичь истинную природу этих светлейших существ?А как ему постичь природу таинств? Мы знаем, что Лютер первоначально намеревался сохранить три таинства – крещение, причастие и исповедь; потом остались два, но и они были искажены. Однако Лютер категорически отрицал знаковое понимание таинств представителями радикальной реформации. Поэтому он отвергал и символическое понимание причастия Цвинли, которое так пришлось по душе американским евангелистам – от баптистов до пятидесятников. Однажды он даже заявил: «я бы скорей предпочел пить кровь с папистами, нежели вкушать обыкновенное вино с цвинглианами» . Для человека, который большую часть своей сознательной жизни только и делал, что проклинал «папистов», эти слова дорогого стоят. Но вот в лекциях о книге Бытия мы читаем такой пассаж: «все духовные свидетельства доказывают, что изобильный милостью Бог всегда помещал какое-либо внешнее видимое знамение Своей благодати рядом со Словом, дабы люди через напоминание внешнего знамения и деяния или Таинства более твердо веровали, что Бог добр и милостив. Так после потопа появилась радуга, служащая убедительным доказательством того, что в дальнейшем Бог не изольет Свой гнев на мир через подобное наказание .. Нам в Новом Завете дарованы Крещение и Евхаристия как видимые знамения благодати, дабы мы могли твердо веровать, что наши грехи прощены через страдания Христа, и что мы искуплены Его смертью» .Но если Крещение и Евхаристия подобны радуге после потопа, то они, очевидно, являются просто знаком, цель которого – в психологии: нужно укрепить верующих в сознании того, что они уже спасены по вере, Бог не имеет к ним никаких претензий и т.д. Такое толкование таинств ничем не отличается от Цвингли, или нынешних баптистов. Очевидно, именно подобные выражения Лютера и ранних лютеран привели православных к такому взгляду на их таинства: «Символические книги лютеран называют таинства.. «печатями», «знаками» обетований Божьих. Для чего же нужны эти «печати» и «знаки»? Символические книги отвечают: для усиления веры. Если лишь таково назначение этих «знаков», то, казалось бы, они не столь обязательны, ибо вера возбуждается словом и без них» . Все верно, однако те же символические книги говорят о таинствах как источниках благодати, а, входя в детали, исключают их символическое толкование в духе Цвингли. Следовательно, таинства у лютеран - это не только «знамения» благодати, предназначенные для психологического утешения; это больше, чем знамения – сосуды благодати, через которые на человека изливается прощения Божие. Конечно, лютеранам всегда было трудно совместить эти благородные остатки католической сакраментологии с протестантской доктриной оправдания по вере.Так что Лютер ценит Крещение и Евхаристию как таинства, но как, и в каких выражениях! Вот характерный пример: «Если бы сами, как подобает, ценили бы Крещение и Святое Причастие, то не становились бы монахами, и в Церкви ничего не говорилось бы о чистилище, о жертвоприношении мессы и прочих нечестивых вещах. Но когда свет Слова был погашен нечестивыми папами, стало легко навязывать людям эти мерзости. Так что это чудесный дар. Бог не только благоволит к людям обращаться через Слово, но и добавляет к Слову видимые знамения благодати, каковыми являются Крещение, Евхаристия и отпущение грехов в Новом Завете. Пренебрегающие ими люди достойны того, чтобы в качестве бальзама приобретать, почитать и восхвалять папские экскременты» . Что ж, по другому доктор Мартин не может: даже рассуждая о таинствах, он должен в очередной раз проклясть папистов и употребить «фекальные» аналогии.. Все же заметим, что Лютер здесь противопоставляет таинства и католическое спасение по делам. Остальные протестанты считали как раз наоборот: отрицая спасение по делам, надо отрицает и таинства, если спасает только вера без посредников. Но и Лютер ошибается: его учение не помогло больше ценить таинства, чем у католиков. Каков сегодня процент лютеран свято верящих в спасительные плоды Крещения, Евхаристии и Исповеди?Касаясь различий между Каином и Авелем, Лютер вновь проводит аналогии со своим временем. Видимо, ощущение, что он до конца жизни в глазах многих людей так и рискует остаться ересиархом, терзало его. А посему он утешается: «Мы не первые, кого лишают имени «церкви», кого называют еретиками, и убивающие кого, похваляются, дескать, являются истинной и единственной Церковью, утверждая свои притязания на это имя мечом и всяческой жестокостью. То же произошло с праведным Авелем, а также с нашим Господом Христом, который не являлся священником или царем в Иерусалиме, но был послан на крест священниками и правителями» . Ну, сравнивать свои страдания со страданиями Христа – это мы первые в мире. А вообще-то образ гонимых и уничтожаемых лютеран не совсем соответствует в действительности. Тут, скорее, впору спросить: а судьи кто? Хорошо, гонители – католики. А лютеране, - являются ли они только гонимыми, униженными и оскорбленными?Во время крестьянской войны Лютер писал так: «злых побивать, закалывать и умерщвлять в таком количестве, как это будет возможно .. нынешние времена настолько необычны, что князья могут легко завоевать царство небесное путем кровопролития, а не молитвы .. нельзя остановить мятежника рассуждениями: лучший ответ – ударить его по лицу и в кровь разбить ему нос» . Скажем прямо, такие слова как-то плохо ассоциируется с образом гонимого за ересь благочестивого верующего, - скорее, это темперамент великого инквизитора. Позже другой вождь реформации, Кальвин, с успехом реализует этот темперамент на деле.. Но Лютер тоже не отставал. Как только лютеранство стало государственной религией, он запретил католическую мессу, и утверждал, что гражданская власть должна предавать смерти анабаптистов и других протестантских радикалов. Наряду с этим, он рекомендовал: «даже неверующих следует гнать на проповедь вследствие десяти заповедей, чтобы они усвоили хотя бы внешние формы послушания» . О бедные, несчастные, гонимые лютеране вместе со своим кротким вождем! Как они страдают, запрещая все, кроме лютеранства, и предавая смерти еще более радикальных реформаторов, чем они сами! Так что сравнение со страданиями Господа Иисуса Христа здесь неуместно и кощунственно. Сравнение с кротким Авелем – также. А вот сопоставление с Каином, который притворяется Аве-лем, будет в самый раз. Обвинять католиков в гонениях можно сколько угодно, но практика даже того времени показала, что лютеране – их верные ученики, и могут быть гонителями ничуть не менее жестокими..Однако Лютер не унимается: посмотрите, как мы страдаем за правду! Посмотрите, какие мы святые мученики! Всему миру известно «как часто нас анафематствуют, преследуют, объявляя вне закона, и осуждая по разным обвинениям. И почти во всех регионах Европы не бывает недостатка в людях, проявивших себя усердными исполнителями жестоких приговоров .. но что они преследуют, кроме учения, являющегося благочестивым и согласующегося с Писаниями Апостолов и Пророков? Ведь вы не станете утверждать, что Церковь обитает там, где .. господствует нечестивая тирания и величайшая власть связана с богатством, не так ли? Не обитает ли Церковь там, где можно найти благотворное для совести учение, и где из-за этого учения присутствуют крест, презрение, нищета, позор, и т.д., которым всегда подвергается малое стадо праведников..?» . Да, вас преследуют, но отсюда еще не следует, что вы – несправедливо страдающие праведники. Так же могли рассуждать и преследуемые и убиваемые вами анабаптисты. Что до «власти, связанной с богатством», то ведь такая власть была не только у католиков. А лютеранские князья, эти «мирские епископы» и защитники реформированной церкви, - разве они не нажились на церковном богатстве, «приватизируя монастыри» во время реформации? Тогда и лютеранство – не истинная церковь..Что же касается тирании и жестоких приговоров, то вот пример. Лютер призывал сжигать ведьм, даже если они не причинили никому зла. Его отношение к ведьмам в этом смысле ничем не отличается от «папистского»: «Таких надо без всякого промедления казнить смертью. Юристы хотят иметь слишком много свидетельств и пренебрегают теми, что у всех на глазах. Недавно у меня было брачное дело: жена хотела ядом извести мужа так, что того стало рвать ящерицами. На пытке она ничего не отвечала: такие  колдуны немы и презирают наказанье: черт не дает им говорить. Но их поступки достаточно их обличают.. К ведьмам и колдуньям, которые воруют куриные яйца из гнезд, масло и молоко, не надо иметь никакого снисхождения. Я сам стал бы охотно их жечь – как писано в Законе, что жрецы начинали побивать камнями преступников» . На совести самого Лютера – сожжение четырех ведьм в Виттенберге. А затем, с конца 16 века, и на протяжении века 17, лютеране интенсивно жгли кол-дунов и колдуний. В чем же здесь разница с порицаемой католической церковью? Обращает на себя ссылка Лютера на ветхозаветную практику: а где новозаветный дух христианства – ведь Христос отпустил женщину, которую хотели побить камнями? Судя по настрою Лютера, он бы не отпустил.. Так что дух папской тирании отчетливее просматривается и у реформаторов: лютеране охотно жгли ведьм, а кальвинисты делали это еще усерднее, особенно, в Шотландии.. О, как легко найти по этим признакам истинную, гонимую церковь! О, как легко узнать в этих действиях новых апостолов!Обсуждая стих из Быт. 4, 17 о постройке Каином города, Лютер говорит: «когда Каина отделили от истинной церкви и отправили в изгнание, он возненавидел истинную церковь. Поэтому и то, что он первым построил город, связано с его целью показать, что он не только презирает истинную церковь, но и намеревается подавить ее. Его помыслы были таковы: «..Какое мне дело до того, что я изгнан отцом? Я построю город, в котором соберу свою собственную церковь. Долой моего отца и его церковь!» . Город здесь рассматривается как общность, противостоящая Церкви. И в этом взгляде, в котором опять чувствуется крестьянская закваска, Лютер в чем-то близок распространенной в Церкви точке зрения на большие города как источники скверны. Но ведь и сам Лютер из «славного града» Виттенберга воззвал к реформации, - чем не подтверждение мнения о городе как средоточии греха? И разве не собрал в этом городе Лютер свою церковь и не провозгласил: долой моего отца (папу) и его церковь (католичество)? Конечно, он не построил Виттенберг, но образ Каина неизбежно всплывает.. Да, нелюбовь к большим городам заставляет вспомнить и Рильке с его «большие города обречены небесным карам», и Хайдеггера.. Но эти слова Лютера о городе, построенной Каином, заставляют вспомнить о городах той страны, в которой победил наиболее радикальный вариант протестантизма – Соединенные Штаты Америки. Нью-Йорк – идеальный пример того города Каина, который противостоит Церкви, бросая вызов небесам, являясь прообразом грядущего Нового Вавилона.Когда протестанты в очередной раз будут доказывать православным свои успехи в построении «городской цивилизации», которые якобы демонстрируют духовное превосходство протестантизма, можно привести им в ответ мнение американского лютеранина Джон Джеске: «В Писании перечислено все, чем занимались потомки Каина, и этот список внушителен. Они выращивали скот, изготавливали музыкальные инструменты, были искусны в работе с металлом .. Здесь говорится о потомках Каина как о группе людей с высоким уровнем развития культуры .. но их деятельность была полностью посвящена земным нуждам. На Бога они обращали мало внимания .. ранние цивилизации достигли наибольших высот среди тех, кто удалился от Бога. Вероятно, это и не удивительно. С одной стороны, человек, отделенный от Бога, желает сгладить проклятие греха и отчаянно пытается избавить себя от ноющей боли угрызений совести. С другой стороны, человек, стремящийся жить независимо от Бога, пытается изо всех сил внести смысл в свою жизнь, пустую без Бога. Понятно, что все его усилия будут направлены к получению удовольствий» .Эти слова - приговор современной цивилизации вообще и протестантскому миру в особенности. Действительно, желая сгладить «проклятие греха» и как можно быстрее от него избавиться в связи с чудовищными муками совести, протестанты нашли выход в мгновенном решении духовных вопросов (спасение не зависит от дел, и совесть теперь не должна болеть), и в переключении всего запаса энергии на материальные, вещественные интересы: нужно же вносить смысл в жизнь, в которой теперь нет причин искать спасение.. Последнее предполагает, что хотя вера в Бога сохраняется, но человек ныне независим от Него, поскольку не должен, как прежде, согласовывать каждое свое действие с Ним: спасение уже есть, а концепция предопределения утверждает, что Бог Сам все сделает без вашего участия. Естественно, что такой подход, благоприятствующий «земной» активности, позволил создать высокий уровень цивилизации в области техники и получения удовольствий: протестанты еще в 16 веке нашли быстрый и бесплатный способ получения духовного удовольствия на небесах лично для себя.. И города самой «реформированной» страны взметнулись высоко вверх как видимый знак прогресса.. Впрочем, не будем демонизировать город вообще: не забудем, что символом победы Христа в Писании тоже является город - Небесный Иерусалим - град Христа побеждает град Сатаны со всеми его «высокими» зданиями..Рассуждая о словах Писания «и раскаялся Бог, что создал человека на земле» (Быт. 6, 7), Лютер, говоря о неизменности божественной воли, между прочим, замечает: «Я следую общему правилу – по возможности избегать любых вопросов, приводящих нас к престолу Божия Величества. Лучше и безопаснее оставаться у яслей Человека Христа. Ведь существует огромная опасность заблудиться в лабиринтах Божия Существа» . Правило, быть может, и мудрое, однако, вслед за схоластами, Лютер его постоянно нарушает. Наверно, в этой ситуации действительно было бы лучше по-детски умиляться Младенцем Христом в яслях. Но, как уже говорилось, протес-тантизм – религия взрослых. И потому вместо умиления Бого-младенцем Лютер вступает в лабиринты Божественного Существа. Чуть позже он говорит, что мудрость и сила Божии полностью выходят за пределы разума. Но если так, о них вообще нельзя ничего сказать. Тем не менее, Лютер нередко рассуждал о тайнах воли Божьей, деля ее на открытую (добрую) и сокрытую (темную, едва ли не злую). Так что черту, отделяющую мир сей от лабиринта Божия Существа, Лютер переступил давно. И в результате Лютер заблудился.. – заблудился в лабиринтах, оказавшихся лабиринтами реформации, в которых невозможно было найти выход к Богу Любви, ибо реформаторы в той или иной степени приписывали Богу также предопределение к погибели, т.е. ненависть, а не любовь.Не случайно Лютер заявляет следующее: «пусть никто не рассматривает неприкрытое Божество, но пусть бежит от этого созерцания, как от ада и от настоящих искушений сатаны. Пусть каждый из нас заботится о том, чтобы оставаться возле знаков, при помощи которых Бог явил Себя нам, то есть Его Сына, рожденного Девой Марией и лежащего в Своих яслях среди скота, Слова, Крещения, Святого Причастия и отпущения грехов. В этих образах мы видим и встречаем Бога, Которого мы в состоянии вынести, Который утешает нас, поднимает нас к упованию и спасает нас. Прочие суждения .. о сущностной и вечной воле убивают и осуждают» . Здесь мы снова в ясной форме встречаем доктрину «раздвоенного Бога»: получается, что в Ветхом Завете было практически неприкрытое Божество, Бог гнева, и созерцание Его невозможно было вынести. И только в Новом Завете, когда Бог стал Человеком и явил Свою любовь, Его можно созерцать во Христе и Его таинствах, Его можно вынести.. Читая все это у Лютера, в очередной раз удивляешься – как это человек был испуган Богом! Не Самим Богом, а тем Его образом, который он впитывал всю жизнь. Немудрено его стремление как можно быстрее от этого образа освободиться и мгновенно перейти к образу любви: спасение по вере тут весьма кстати.Конечно, мы все знаем слова апостола Павла: «Страшно впасть в руки Бога живого!» (Евр. 10, 31). Но у апостола это ужас от греха, который разрушает связь между человеком и Христом, отвергает Распятие, и потому ранит Бога в сердце, ужас от осквернения любви. В своем грехе человек оказывается на-столько далеко от Крови, пролитой на Голгофе, что это уже ад, и это мы называем наказанием, гневом Божьим. Здесь, однако, нет меланхолии, патологического страха Самого Бога, Который непременно найдет за что наказать, воля Которого настолько иррациональна, что наказание все равно неминуемо: многие обречены на проклятие еще от вечности. В этих ощущениях Бога гнева Лютер почти безнадежен. С тем большей радостью Он принимает Боговоплощение и Голгофу, освобождающие людей не то от власти дьявола, не то.. от власти такого Бога. В этом противопоставлении Бога гнева и Бога любви чувствуется маркионитский, гностический привкус. Возникает соблазн думать, что Бог Ветхого Завета и Нового – это не Один и Тот же Бог. Тот наказывал, а Этот – спасает. Видимо, немецкий реформатор не осознает до конца, что Тот же Самый Бог, Который дал 10 заповедей, выводил избранный народ из плена, посылал ему пророков, - Он же воплотился от Девы Марии и распялся на Кресте. Если воспринимать Бога в Ветхом Завете как Бога гнева, то непонятно, как Он, воплотившись, мог стать Богом любви. Не может же измениться божественная сущность: Он всегда любовь, а нераскаянный грешник всегда рискует встретиться с Его гневом. Что же касается гнева Божия, то его нельзя понимать антропоморфно; к тому же и в Новом Завете говорится о божественном гневе – хотя бы в Апокалипсисе. Увы, но доктор Мартин опять заблудился в своем понимании божественного гнева: он убегает от Бога гнева и пытается найти прибежище в Боге любви; но Бог един, и от Него никогда нельзя убегать, а всегда  искать только в Нем спасение и помощь..Но взор Лютера постоянно затмевает гневный образ Божества, и потому фразу «И раскаялся Господь..»  он трактует так: «Бог думал не о человеке на земле, подвластном греху и смерти, но о небесном существе, которое является владыкой над грехом и смертью. Бог указал, что Он любит этого человека, но земного Он ненавидит и желает уничтожить» . Традиционное христианство всегда считало, что Бог любит людей, а ненавидит – их грехи, стремясь уничтожить именно их, а не самих грешников: «не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был» (Иез. 33, 11). Однако вождь реформации встал на свою тропу, и потому он усиленно продолжает настаивать на противоборство в Боге двух воль, из которых только одна желает спасения человека в благодати через Христа, а другая.. Судите сами: «Эта благодатная воля верно и точно обозначается термином «воля Его благоусмотрения», и она является единственным противоядием и средством против того, что име-нуется либо «волей знака», либо «волей Его благоусмотрения», о которой схоласты рассуждают в связи с потопом и разрушением Содома» . Вот так: одна божественная воля является противоядием от другой божественной воли! От одной нужно убегать, защищаясь, а к другой – прилепляться всем существом.. Как тут не поверить в двух разных богов? Заметим, что здесь Лютер прибегает к схоластической терминологии: они различали в Боге «волю благоусмотрения», которая однородна и неизменна, и «волю знака», способную изменяться, поскольку Он изменяет знаки, когда пожелает, - например, Он отменил обрезание, учредил Крещение и т.д. Вот что писал Фома Аквинский: «налицо существенная разница между волею и гневом, ибо гнев никогда не приписывается Богу буквально, поскольку в прямом смысле слова указывает на страсть, тогда как воля приписывается Ему буквально. Поэтому в Боге надлежит различать волю в собственном смысле слова и волю, приписанную Ему метафо-рически. Воля в собственном смысле слова называется благо-волением, воля же в метафорическом смысле – волеизъявлением, поскольку в данном случае волею называется символ, через который изъявляется воля» .Если понимать «две воли Бога» таким образом, то не возникает никакого противоречия и все выглядит вполне традиционно. Но уже юридическая теория спасения, принятая в средние века, понимала «гнев Божий», очевидно, не настолько метафорически и потому видела в драме искупления противоборство гнева и любви едва ли не в Самом Боге. Лютер также склонен к буквалистской трактовке «двух воль», что видно по его многочисленным замечаниям об иррациональном Боге, же-лающем уничтожить и наказать. Доктрину предопределения, спасения человека без воли самого человека, нельзя защитить иначе, как только приписав Богу две противоположные воли, одна из которых жаждет спасти, а другая – погубить. Но и схоластическое деление воли Бога на неизменную часть и изменяемую, если только не понимать его символически, не может быть принято: у Бога всегда одна, неизменная воля – к спасению всех людей, хотя Он может выражать Ее во времени различными способами. Бог не желает гибели даже тех грешников, которые этого заслужили (а кто этого не заслужил, если бы не Его милость?): Он просто не навязывает Себя никому, и поэтому позволяет идти этим грешникам сообразно тем стремлениям, которые они добровольно избрали в своей земной жизни. При этом Он не оставляет их, обрекая тем самым на погибель: Они оставляют Его. Лютер, однако, избрал иной образ Бога..Видя в Боге столкновение гнева и любви, Лютер как будто не замечает в себе ничего подобного: кроткий немец просто предлагает помолиться за папистов, как если бы не он столько раз предавал их проклятиям, а иной раз и во время молитвы, в чем и сам признавался. Но тут - «полная любовь»: «Мы молимся за них, и как стена противостоим гневу Божию. И если бы явилась какая-то возможность им придти к покаянию, они, несомненно, спаслись бы нашими слезами и воздыханиями. Это ужасающий пример, Бог не пощадил первого мира, когда Ной, Ламех и Мафусал стояли, как стена. Что же, как вы думаете, происходит, когда нет таких стен, то есть нет Церкви вообще? Церковь всегда является стеной против гнева Божия. Она скорбит, она страдает, она молится, она ходатайствует, она учит, она проповедует, она увещевает до тех пор, пока час суда приближается, но еще не настал. Видя же, что эти дела напрасны, что еще она может делать, кроме как глубоко скорбеть о погибели нераскаявшихся людей?» . Возможно, Лютер рассуждает здесь гипотетически, рисуя страшную картину того, что «Церкви нет», но возникает ощущение, что он выражает собственные горестные мысли о состоянии современной ему эпохи. Наверно, нам трудно до конца понять чувства человека, который вдруг осознал, что Церкви нет, ведь это почти атеизм, чувство отсутствия Бога, по меньшей мере, богооставленности. «Кому Церковь не мать, тому Бог – не Отец», как было сказано когда-то св. Киприаном Карфагенским.Но если теперь «нет Церкви», то есть, нет матери, то и Бог более не является Отцом?! Быть может, это делает только интенсивнее страшный образ Бога гнева у Лютера? И если стена Церкви разрушена, то гнев Божий изливается во всей своей бес-конечности, и, значит, день гнева настал? И потому Лютер в отчаянии: Церковь молится, ходатайствует, но все напрасно. Цар-ство погибели, видимо, наступило, и потому уже нет места молитве и ходатайствам, а нужно только скорбеть.. Какое здесь чувство бессилия: мы молились, мы учили, мы страдали, а все напрасно.. Но неужели же Церковь может хоть на миг перестать молиться и учить: ни в коем случае, - будучи воплощением Бога, Который есть Любовь, она всегда стремится сделать все для спасения грешников. Мнение о том, что Церковь может прекратить заботу о спасении людей и просто предаться скорби от того, что это все бессмысленно, нельзя не назвать страшным унынием. Конечно, можно понять Лютера: он был воспитан с мыслью, что у него есть Церковь, и вдруг увидел, что эта церковь – не церковь, и, значит, никакой церкви нет, а есть только обман, черная дыра, призрачные башни, которые давно смыло потопом. Человек, который так внезапно осиротел, легко впадает в самое глубокое отчаяние. Да, он уверен, что предложил людям истинное учение, но, скорее всего, не до конца убежден, что его сторонники – это и есть истинная церковь, ведь она основана не Христом, а Лютером.. Где же она была до него? На этот вопрос у лютеран и по сию пору нет вразумительного ответа.. Разум подсказывает ему: ты вернул людям христианскую истину, а сердце стонет, - неужто ты один за полторы тысячи лет правильно понимаешь Евангелие? Думается, что такие сомнения должны посещать любого начинающего ересиарха..Вот пример из данных лекций: «Когда все эти люди развратились, один Ной остался непоколебимым, воистину изумительным человеком. .. Он хранил чистое учение и жил в страхе Божием. Поэтому не вызывает сомнений то, что извратившийся род всеми силами его ненавидел и всячески преследовал его, подвергая насмешкам: «Разве ты один мудр? Разве ты один угождаешь Богу? Неужели все мы заблуждаемся? Неужели все мы будем осуждены? Неужели ты один не ошибаешься? Неужели ты один не будешь осужден?» Поэтому праведный и святой муж должен был сам утвердиться в том, что все прочие заблуждались и подлежали осуждению, и только он со своими потомками избран для спасения. Хотя он и пришел к верному выводу, ему было очень тяжело. Поэтому святой муж боролся с различными мыслями, подобными этим. Сегодня презренные паписты нападают на нас, применяя единственный довод: «Неужели вы думаете, что все отцы заблуждались?» Воистину мучительно утверждать это, особенно в отношении лучших – Августина, Амвросия, Бернарда и всего собрания замечательных людей, управлявших Церковью при помощи Слова, украшенных великолепным и возвышенным именем «Церкви», труды которых достойны хвалы и восхищения. Но сам Ной столкнулся с не меньшими тяготами .. Нам сегодня кажется невозможным, чтобы один человек бросал вызов всему миру и осуждал как нечестивых всех остальных людей, похваляющихся Церковью, Словом и поклонением Богу .. Если бы я сознавал, какое множество людей нечестивого рода выступит против меня, я конечно же в отчаянии оставил бы служение. Никто не ведает, как трудно одному человеку противиться общему мнению всех прочих церквей, выступать против суждений очень хороших людей и очень добрых друзей, осуждать их, учить, жить и поступать вопреки им. Ной совершал это, потому что был одарен замечательной стойкостью» .Не подлежит сомнению, что рассуждая о Ное, Лютер думает здесь в первую очередь о себе, о своем месте в истории христианства, а в последнем замечании про «стойкость» Ноя явственно слышатся отголоски знаменитого, - «на том стою, и не могу иначе».. Сторонний наблюдатель тут же обратил бы внимание, что такое, слишком буквальное, сравнение с праведным и святым Ноем, по меньшей мере, неприлично. Но протестанты любили примерять на себя библейские одежды: разве Лютер фактически не сравнивал себя с апостолом Павлом, утверждая и доказывая, что только один, после св. Павла пра-вильно понял смысл оправдания? Теперь вот, другая маска: Лютер – новый Ной.. Мы видим, что даже здесь, в последний период своей жизни, вождя реформации одолевают сомнения: правильный ли путь я избрал? Он убеждает себя, - да это так, но все равно ему трудно вместить в себя, что он прав против всего христианского мира, против святых, святость которых очевидна и самому Лютеру. Можно, естественно, вспомнить слова Спасителя: «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 26). Наверно, эти слова могли приходить на ум Лютеру, отвергнувшему Церковь.. Но одиночество Лютера – это не одиночество Ноя, и не одиночество монаха, любящего Христа посреди мира, лежащего во зле. Здесь чувствуется нечто от одиночества Каина, которому Бог сказал после убийства: «ты будешь изгнанником и скитальцем на земле» (Быт. 4, 12). Лютер убил в себе Церковь, и потому должен был чувствовать себя именно таким изгнанником.. И еще в этом есть сходство с оди-ночеством сатаны, отринувшего Бога и убившего Его в себе, озлобленного на весь мир от своего нежелания жить в Истине..Опять доктор Мартин запутался в лабиринте реформации: Минотавр здесь другой, гораздо страшнее, и вместо рева быка Лютер услышал рык льва, ищущего, кого поглотить.. Тут уж, утешая себя, лучше сравнивать свою жизнь с жизнью Ноя. Тем более, что «параллели» напрашиваются сами собой: в ковчеге было восемь человек, - Ной, его жена, и трое его сыновей с же-нами, - чем не Лютер со своей женой-монахиней и их шестью детьми?! В конце концов, гордыня должна была подавить со-мнения и смирение, если человек отпал от Истины.. Это уже чувствуется и в цитируемых чуть выше словах: паписты, несо-мненно, спаслись бы благодаря «слезам и воздыханиям» люте-ран. Как скромно звучит: по нашим святым молитвам они могли бы спастись, если б была такая возможность. Но, похоже, возможности такой нет: еще бы, ведь злобные паписты во главе со своим ватиканским антихристом предали доктора Мартина анафеме, - какое уж тут спасение.. Мы молились за них, но ничего не получилось – может потому, что не так уж усердно молились? Все же не так-то легко представить себе Лютера, который вдруг, отложив очередное проклятие папистам в сторону, начнет обливаться слезами и вздыхать: бедные паписты, бедный папа, как я страдаю и мучаюсь, видя вашу погибель, - прости их, милосердный Боже, прости, что я их все время проклинаю..А пока Лютер настолько напуган порочностью мира, что жаждет его гибели: «После того, как Ной и его люди долгое время взывали, обличая нечестие мира, Господь наконец засвидетельствовал, что Он также видит нечестие и намеревается покарать его. Этой второй стадии мы ожидаем теперь, и несомненно, что будут некоторые люди, которым откроется грядущая погибель мира, а может быть эта погибель станет последним днем и последним судом, чего я воистину желал бы. Мы видели достаточно нечестия в эти наши краткие и по-рочные дни .. Поэтому не может быть никакой надежды на покаяние и исправление» . Здесь чувствуется дух отчаяния и мести: покаяние и исправление мира уже невозможны, - что же, горбатого могила исправит; пусть лучше погибнет мир, чем будут жить грешники.. особенно паписты.. Непонятно, правда, насколько Лютер различает погибель мира и Судный день: в этих словах у него это разные события, и как они связаны – неясно. Но ясно, что Лютер мечтает тут не о воцарении божественной любви, но о Его суровой справедливости. Кстати, чуть ниже он оспаривает слова Христа о том, что врата ада не одолеют Церковь (См. Мф. 16, 18). Ведь Бог погубил землю потопом: так же Он может погубить и все католичество; многие фразы Лютера говорят за то, что он был бы только рад, если бы волны нового потопа накрыли все готические соборы и особенно все монастыри.. После такого нового потопа выжить должны были, видимо, только некоторые лютеране во главе с их вождем..В самом деле, как не уничтожить этих папистов, «которые смотрят лишь на внешнюю маску, как корова – на дверь хлева, могут преуменьшать дела управления и домашнего хозяйства и воображать, будто они исполняют иные, более важные дела. Но поскольку они – бесстыдные прелюбодеи, поскольку они богохульники, поскольку они бесчестят святыню и бесстыдно расточают церковное имущество, они воистину представляют как бы живое свидетельство против самих себя» . Как нужно было возненавидеть монашество, чтобы считать ведение домашнего хозяйства гораздо святее его! Конечно, католическое монашество имело множество грехов и заблуждений и нуждалось в очищении, но.. Лютер учит: не надо ни от чего отказываться ради Бога, не надо быть небесным человеком, похожим на ангела: рожайте детей, ведите хозяйство, управляйте государством, будьте обычными земными обывателями. Все это действительно необходимо, и никто не говорит, что на этом пути нельзя быть христианином. Но доктор Мартин словно забыл, что еще есть Новый Завет, и его этика предполагает, что есть нечто более высокое, чем приготовление пищи и стирка одежды – есть духовное служение Богу, хотя спасения и святости можно достичь и при исполнении обычных, земных обязанностей, ибо они тоже освящены Всевышним. Наш Господь – величайший пример именно небесной этики: Он не управлял государством и не вел домашнее хозяйство, - Он искупил наши грехи..Что касается обвинений монахов в прелюбодеянии, богохульстве и расточительстве, то это, не подлежит сомнению, было в реальности: однако подобные обвинения можно легко повернуть и против самого Лютера. Прелюбодеяние? Но если даже не упоминать о женитьбе реформатора на монахине, то можно вспомнить и другие эпизоды. До женитьбы на монахине Катарине фон Бора (кстати Bohre по-немецки это – гроб: звучит почти символично) Лютер имел отношения и с другими дамами. Какие? В письме от 15 апреля 1525 года к Спалатину, он говорит, что имеет отношения с женщинами, употребляя при этом латинский глагол misceor, который в сочинениях реформатора обозначает плотскую связь, а никак не «платонические» отношения. В этом же послании он писал так: «У меня оказалось сразу три супруги, и каждую из них я любил до безумия» . Кроме Катарины это еще Анна фон Шенфельд и Ева Алеманн. Католический историк Иван Гобри полагает, что здесь явно имел место грех прелюбодеяния, - протестантские историки, естественно, категорически это отрицают. Между прочим, и жена Лютера Катарина, покинув монастырь, тоже не скучала. В 1528 году Иоахим фон Гейден писал ей, напоминая о минувшем: «В Виттенберге ты вела себя, как уличная плясунья. Прежде чем взять Лютера в мужья, ты жила с ним как проститутка и публичная девка» . Тот же Гобри упоминает, что в 1523 году в Виттенберге гостил свергнутый король Дании Кристиан II. Он открыто восхищался Катариной, а затем подарил ей золотое кольцо, которое она хранила всю жизнь. Очевидцы полагали, что речь шла о «мимолетной любви»: да уж, хороша Фрау Реформация!Вообще говоря, взгляды Лютера на отношения между мужчиной и женщиной отличались «широтой», особенно, по тем временам. Разумеется, все это было в духе «евангелия».. Имеется в виду, что начиная с 1520г. он высказывается не только за развод супругов, либо, если он недостижим, за.. двоебрачие: «Что, вопрошает он, должна делать женщина, если она не может иметь детей от своего мужа? Если из-за его слабости она принуждена терпеть воздержание? Лучше всего потребовать у мужа развода. Если он отказывается предоставить ей свободу, то пусть она больше не считает себя его женой и тайно вступит в союз с другим мужчиной, хотя бы с деверем; ребенок, же, родившийся от этого союза, должен считаться сыном обманутого мужа. Если же муж настроен совсем уж непримиримо, совсем оставить его и найти себе другого. Лучше обзавестись вторым мужем, чем сгорать в огне неутоленного желания или «стано-виться прелюбодейкой»!» . Вот она, долгожданная «еванге-лическая свобода» и плоды оправдания по вере! Тут доктор Мартин вполне мог рассчитывать на появление большого числа единомышленников. Православие, конечно, допускает развод, но оно понимает под этим «церковное расторжение брака», ограниченное строго определенными случаями, а здесь: захотел уйти, - уходи, т.е. это «саморазвод», обычное прелюбодеяние. Я понимаю, что сегодня лютеранская церковь не придерживается именно таких взглядов, но куда же девать сочинения своего осно-вателя?Отношение Лютера к женщине и браку можно характеризовать как отношение к чему-то грязному. Например, в книге о монашеских обетах он пишет, что «супружеский долг есть грех и крайнее проявление насилия. С точки зрения утоления страсти или постыдных желаний, он ничем не отличается от любодеяния и блуда» . Если брак практически ничем не отличается от любодеяния и блуда, то как же тогда понимать то, что Бог заповедал брак? То есть, заповедан блуд?! И как быть с благословением брака Христом в Кане Галилейской? Не богохульно ли приписывать Богу благословление блуда?! Зато это позволяет понять, почему Лютер так легко допускал развод и двоебрачие: если брак тоже блуд, то нет принципиальной разницы – жить в браке, или иметь связи «на стороне».. Что касается женщин, то Лютер так смотрит на их место в мире: «Творения Божьи с очевидностью внушают нам, что женщин следует использовать либо для брака, либо для проституции .. Если женщина умирает, изможденная многочисленными родами, ничего страшного в этом нет. Она и должна умирать, лишь бы рожала, - для того она и создана. Лучше прожить короткую, но здоровую жизнь, чем влачить долгое, но болезненное существова-ние» .Как видим, женщина здесь понимается исключительно как инструмент для удовлетворения мужских желаний: единственное, что ее оправдывает, так это «механизм» по рождению детей. Это можно сравнить с соответствующими взглядами ислама.. Не случайно, что, по мнению Лютера, если женщина отказывается исполнять супружеские обязанности, то законная власть под страхом смертной казни(!) должна принудить ее повиноваться мужу.. Т.е. женщина – это природа, но не личность. Можно считать, что Лютер в определенной степени продолжает взгляды блаж. Августина. В книге «О супружестве и похоти», написанной за 11 веков до Лютера, Августин писал: «Только одно, не ложиться кроме как с единым желанием продления рода: только тогда прегрешения нет. Другое дело искать удовольствие для плоти в лежании, даже если и в пределах брака: это простительное прегрешение. Я допускаю тогда, что хотя вы не ложитесь для того, чтобы зачать потомство, то и не для похоти, ограждая себя от зачатия дурной молитвой или дурным деянием. Те же, кто делает так, даже если они названы мужем и женой, таковыми не являются; и они также не сохраняют истинность брака, но лишь достойным именем покрывают срам» . Да, блаженный Августин придерживался пессимистических взглядов на брак, но он не признавал разводов по собственному желанию и двоебрачия. И он не писал так откровенно, как Лютер, о женщине как «машине по производству детей».. Если Лютер обвиняет монахов в расточении церковного имущества, то в ответ можно привести цитату из хроникера 16 века Фрайберга: «Священники и монахи считались завидными женихами, ведь они присвоили себе церковные деньги» . А где присвоение, там и расточение. Лютер, разумеется, не мог не видеть, к чему приводит разрыв с монашеством многих бывших монахов и монахинь. И потому предлагал весьма суровые меры: «у нас есть виселица и колесо, есть меч и кинжал, так что мы сумеем защититься от всякого, кто извращает волю Божью» . Но если к этим развратникам применить такие меры, то с кем бы остался вождь реформации? Обратим внимание, что Гобри полагает пропаганду Лютера даже полезной для католической церкви, поскольку она позволила выманить из монастырей случайных людей. Францисканец Августин фон Альфельд писал об этом так: «Члены этой клики пьют с утра до ночи и купаются в нечистотах, словно свиньи. Благодарение Господу, почти все это отребье, раньше жившее среди нас, освободило от своего присутствия монастыри и храмы». Сказано верно, но слишком резко, и как-то не совсем в духе христианской любви – люди-то погибали в ереси.. Цистерцианец Вольфганг Майер выразился проще и без резких слов: «Господь очистил Свое поле, вырвав плевелы из зарослей пшеницы» . Тут только остается сказать «аминь».. Впрочем, даже в трагедии протестантизма, в трагедии монахов и монахинь, оказавшихся на распутье реформации, можно усмотреть и противоположные оттенки, которые прозорливо увидел Эразм: «О лютеранстве повсюду говорят как о трагедии. Мне же оно больше видится комедией: и тут и там все заканчивается свадьбой» .Читая лекции Лютера, находишь любопытное рассуждение о ситуации, в которой человек чувствует, что Бог забыл его, - видимо, реформатор часто переживал подобное: «Псалтирь и вся Библия полны таких стенаний, в которых люди призывают Бога восстать, открыть очи, услышать и пробудиться. Наиболее ревностные монахи временами переживали это искушение, они называли его временным прекращением благодати (suspensio gratiae). Это можно почувствовать и в небольших искушениях. Пламя похоти у молодых людей совершенно невыносимо, если его не успокаивают Слово Божие и Святой Дух. Подобным образом нетерпимость и мстительность взрослых людей просто неистребимы, если Бог не удаляет их из сердец. Насколько же опаснее мрак отчаяния и западня учения о предопределении при более серьезных испытаниях, когда ощущается прекращение благодати!» . Уж если Лютер ссылается на монашеский опыт в то время, когда слово «монах» в его лексиконе было ругательным, то, видимо, опыт «прекращения благодати» действительно был удручающим. Только монахи побеждали это искушение благодатью Христовой и смирением, а вот Лютер решил избавиться от него доктринальным способом, измыслив учение об оправдании по одной только вере.Не подлежит сомнению, что, критикуя католиков, Лютер порой оказывается прав, как бы грубо он ни выражался. В частности, католики полагали, что при сотворении Адама человеку был дан дополнительный к его естественным дарованиям дар благодати – donum superadditum. После грехопадения этот дар был отнят, но природные дарования остались неповрежденными. Такую доктрину можно было трактовать как скрытое пелагианство, хотя схоласты и не учили, что человек может спастись своими силами. Лютер тут же обрушивается на них со всем своим разрушительным потенциалом и заявляет: нет, повреждены все дарования и силы человека!  И здесь он прав, только по неумолимому закону маятника, он падает с противоположного обрыва, утверждая, что искажение природы человека достигло самых глубин. И тогда не остается ничего другого как учить мрачному и безжалостному, попирающему разум и совесть учению о двойном безусловном предопределении, пусть Лютер и не сформулировал эту доктрину столь отчетливо, как его радикальный последователь из Женевы..Да, Лютер прав в своей критике учения Дунса Скота о том, что человек благодаря своим естественным дарам способен любить Бога превыше всего на свете: реформатор справедливо замечает, что для этого нужна благодать Святого Духа. Поэтому есть немало верного в таком суждении: «схоластическое богословие определенно выродилось в разновидность фи-лософии, не имеющей истинного знания о Боге» . Под этим поставил бы свою подпись и православный, особенно, если бы он был монахом.. Но недостаточно просто отбросить схоластику под предлогом того, что это, мол, все Аристотель.. Церковь никогда не выбрасывала человеческий разум на помойку – разум нуждается не в уничтожении, а в преображении благодатью. Так и схоластика должна быть не уничтожена, но преодолена более высоким христианским синтезом на святоотеческой основе.. Для этого есть практика православного монашества и труды богословов, стремящихся освободить церковное наследие от схоластического привкуса. Но Лютер не смог преодолеть схоластику: он и сам был плоть от плоти ее учеником, что подтверждают и цитируемые здесь лекции. Все его ругательства в адрес схоластики – не более, чем ссора родственников. И не случайно, что в 17 веке лютеранская схоластика достигнет вершины своего развития – тут и Аристотель пригодится..Между прочим, по ходу своих лекций Лютер осуждает ростовщичество в связи с критикой иудеев: «хорошо известно, как много вреда они причиняют государству своими непомерными процентами .. сам разум учит, что взимание процентов, или ростовщичество, противоестественно и потому воистину является грехом. Потому у христиан существует правило (Лк. 6, 35): «Взаймы давайте, не ожидая ничего». Ученики Христовы соблюдают это правило, остерегаясь взимания процентов как чрезвычайного греха. Более того, опыт показывает, что приобретенные таким образом богатства прокляты Господом и недолговечны. Так что если иудеи считают взимание процентов .. благословением, пусть они им наслаждаются. Ведь оно опре-деленно является грехом, а с грехом непременно связано наказание .. что иудеи доказывают собственным примером» . Да, иудеи это доказали собственным примером.. Но нас интересует другое: традиционализм Лютера в критике ростовщичества, которое он считает проклятием. Как широко известно, последователи Кальвина ростовщичество будут приветствовать и считать его благословлением Божиим – совсем как евреи.. Конечно, о наказании за грех в этом мире вспоминают все меньше и меньше..Но зато помнит о наказании папа, желающий покарать нечестивого Лютера. Лютер отвечает ему тем же, и, в свою очередь, ждет наказания для папы. Причем на этот раз он проявляет чудеса терпимости, учитывая цитированные выше «фекальные» выражения: «Когда папа утверждает, что он является владыкой над Словом .. это определенно не сойдет ему с рук, пока мы находимся рядом. Да падет проклятие на всех, позволяющих ему делать это безнаказанно! .. Этот эгоист так груб, что принуждает даже королей целовать ему ноги! Но если бы он просил, чтобы это делали из любви, дабы увеличить уважение к нему в Церкви, с этим, наверное, можно было бы примириться. Ведь мы знаем, что презрение к служению - это омерзительное зло. Но его требованию этого как права, как догмата веры и под угрозой проклятия - полностью противоречит Слову Господню .. собственно говоря, мы боремся не столько против папы, сколько против врага и противника Христова, поскольку он установил догматы, противоречащие Евангелию Христову, и полностью отметает веру. И делает это лишь для того, чтобы поддержать свою тиранию .. разрушая души и отправляя их в ад» . Всего одно проклятие при критике папизма - для Лютера это верх толерантности; правда, проклятие касается всех, позволяющих папе действовать «безнаказанно» - надо полагать, всех католиков? Что же, обычный для реформатора «вселенский» масштаб.Однако Лютер прав, отмечая принудительно-юриди-ческий характер католичества, и института папства в особенности. Одно дело - поцеловать руку священнику или преклонить колени перед патриархом из уважения к их сану, к их служению и из любви к Христу, Который освящает это служение. Другое дело, когда тебя к этому принуждают под угрозой проклятия и говорят: папа имеет право, имеет власть, чтобы ему поклонялись и целовали туфлю, - иначе он сделает с вами.. не забудьте, что он властен даже над Писанием и над Церковью! Такие требования действительно противоречат Писанию, поскольку Господь наш сказал: «кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою» (Мф. 20, 26). Теоретически папа тоже является слугой всех католиков, servus servorum Dei, папы могут более или менее скромными, но на практике, особенно в средние века, папы требовали, чтобы служили им, они приказывали, и отлучали тех, кто не выполнял их приказаний, они имели на это право. И то не был дух любви, но дух страха и тотальной необходимости. Лютер, доказывая, что у католиков дух любви отсутствует, приводит такое рассуждение: «учителя права не рассуждают в духе любви. Но всюду они подчеркивают высшее правосудие и букву закона .. В Церкви же пусть сердца будут научены не подчеркивать наше право так сурово, но смягчать законы.. У картезианцев есть правило не вкушать мясо на протяжении всей жизни. И когда кто-то из них заболевает, и его организм не может выдержать непрерывного вкушения рыбы, из-за чего его жизнь оказывается в опасности, монахи все равно настаивают на этом правиле без всякого снисхождения. Это воистину означает немилосердное утверждение закона и забвение того, что целью всех законов является любовь. Поэтому Жерсон и прочие верно осуждали такую суровость» . Все это так, требование исполнения закона ради закона, но без любви, отражает правовой дух западного христианства. И Лютер не ошибается, указывая, что целью всех законов должна быть любовь. Например, если женщина беремен-на, то на время поста ей разрешается Церковью временное отступление от него, иначе это может угрожать ее жизни и жизни будущего ребенка.Но, увы, Лютер не восстановил христианский дух любви: он, как и католики, больше подчеркивал роль божественного правосудия (а не любви) и букву Библии, а его обновленное учение – тот же принудительный юридизм. Теперь человек обязан придерживаться лютеровского прочтения Писания, т.к. именно он якобы «открыл» Евангелие – поклонение Лютеру в лютеранстве несомненно и нужно еще доказать, что оно менее масштабно, чем католическое подчинение папе; оправдание, как многократно отмечалось,  насквозь юридично – это, всего-навсего, акт перевода заслуг Христа на мой личный счет, позволяющий мне безбоязненно наслаждаться жизнью, - иначе говоря, это не брак по любви, это брак по расчету, только в иной форме, чем у католиков; любовь к Богу в этой доктрине не требуется, поскольку это противоречило бы лютеранскому культу «веры». Да и как мог Лютер внести в западное христианство дух любви, если сам был полон лютой ненависти ко всем своим врагам? И все же Лютер готов на «евангелических» условиях подчиниться папе, если б это было в духе любви. Но этого духа он не замечает в папстве, и потому тенденциозно приписывает одному папе введение новых догматов и постановлений, совершенно игнорируя, что хотя папа и наделен в католичестве беспрецедентной властью, но, как правило, он все же использует свои исключительные права в согласии со всей католической церковью. Кроме того, Лютер как бы не замечает, что «католическое согласие» - это искаженное «православное согласие». Поэтому, выступая против тирании папы, нельзя выступать против Церкви. Но для Лютера, как для разочаровавшегося католика, папа настолько олицетворяет церковь, что грехи паства означают глубокое помрачение самой церкви до основания, и тогда уж – надо полностью выйти из этой церкви, и основать новую. Дальнейшее развитие событий из-вестно: мы наш, мы новый мир построим..В этом новом мире не будет места для прежней церкви с ее папами, прелатами и монахами. Оказывается, монахи виноваты в том, что «они учили, будто избегать всякого общения с девушками и женщинами целомудренно. Так они хотели получить исцеление через лишение себя вещей, будучи введены в заблуждение ложным основанием, согласно которому человек благ, а его естественные силы совершенны» . Аналогичной критике монахи подвергаются и за отказ от имущества. Тут необходимо внести уточнения. Монахи не учили, что для всякого человека всякое общение с девушкой или женщиной – чуть ли не смертель-но. Общается же человек со своей матерью, со своими сестрами и т.д. Если бы для мужчины общение с противоположным полом было бы практически под запретом, то как бы возникали христианские семьи? Разумеется, избегание общения с противоположным полом рекомендуется как избегание соблазнов, но если речь идет о благочестивых целях, то никакого запрета на общение не может быть. Другое дело, если речь идет о монахах: они избрали полный отказ от мира ради Бога. Здесь избегание общения с женщинами носит последовательный характер, но это не означает, что оно вообще исключено: монахи призваны спасать души человеческие, в том числе, женские, - если спасение душ требует общения с женщиной, его ни в коем случае нельзя избегать. В любом случае, совет избегать общения с женским полом не означает, что женщины – скверные существа. Согласно Писанию мы все – грешники.Это не означает и того, будто монахи, если верить Лютеру, полагали, что стоит только отказаться от общения с миром – и твоя природа будет святой. Среди монахов, конечно, встречалось много разных ересей, но православные монахи никогда не учили, что стоит избежать внешних соблазнов – и у тебя сразу будет праведная воля и естественное совершенство. Наоборот, раз человек так легко впадает в соблазн даже при одном виде противоположного пола, то это показывает, что главный источник соблазна не вне нас, но – внутри. От внешнего мира легко избавиться, прикрывшись стенами монастыря, но от греховного мира в душе избавиться во много раз сложнее. Таким образом, монахи не были пелагианами и не думали,  человеческая природа сама по себе неповрежденна: они учили, что для освобождения человеческой природы от греха необходимо избегать внешних соблазнов. А затем человек должен вести непрестанную борьбу с соблазнами внутренними. Т.е. монашествующие верили в искажение человеческой природы первородным грехом, хотя были настроены значительно менее пессимистично в этом вопросе.Быть может, Лютеру в конечном итоге не нравится этот монашеский «оптимизм»? Характерно, как он говорит о монашеских инициативах Августина, антропология которого была ему явно ближе: «Он учредил не такое монашество, как нынешнее, но своего рода сообщество ученых мужей, выделивших часть своего наследства в общую казну и занятых совместными исследованиями. В этой группе он соблюдал не арифметическую пропорцию, которая .. распределяет все поровну, но геометрическую, которая распределяет в соответствии с обстоятельствами» . Похвала монашеству у «зрелого» Лютера - вещь почти экзотическая.. Как бы там ни было, но реформатору монашеское усердие по борьбе с соблазнами непонятно, поскольку он не верит, что от них можно «всерьез и надолго» избавиться, а, кроме того, он убежден, что оправданному протестанту соблазны уже не страшны, поскольку Бог их более не замечает из-за протестантской «веры»: к чему теперь эти дела, борьба с искушениями и прочая бессмыслица, когда доктор Мартин обещает нам всем небесное веселие в полном объеме?Веселие – на небесах, но на земле мейстер Мартин полон самых мрачных мыслей. Вот, многие лидеры реформации трактуют Писание иначе, чем Лютер, - а он-то надеялся, что организует вместе с ними единый антипапистский фронт. Они не пошли вместе с виттенбергским вождем, потому как «что еще, кроме ужасного высокомерия и честолюбия двигало Мюнцером, анабаптистами, Цвингли, Эколампадием? .. Я довольно рано научился распознавать этот недуг, поскольку меня предос-терегали многочисленные повествования Святого Писания. Поэтому в начале Реформации, когда Бог помимо моей воли чу-десным образом вовлек меня в этот раскол (если я могу его так назвать), я усердно молил Его избавить меня от такого зла. Он услышал мою молитву. Ведь Он сохранил меня свободным от этого искушения .. Он настолько занял меня обязанностями .. что они без труда выбили из моего ума всякое честолюбие» .О, скромный доктор Мартин! Все больны высокомерием, кроме него! Он один лишен честолюбия в отличие от этих проклятых анабаптистов и Цвингли! Конечно, все в соответствии с доктриной: Бог вовлек Лютера помимо его воли в дело реформации, - вот оно, «рабство воли»! Лютер кричал и сопротивлялся, говорил «я не хочу быть реформатором», а Бог его все-таки «вовлек».. Кстати, в этой связи важно, что Лютер все-таки признает: реформация была расколом; а разве раскол церкви – не зло? Лютер же видит зло в другом: это вызывало в нем искушение высокомерием, но Бог его якобы от этого спас. По сочинениям Лютера и его жизни в это трудно поверить: никто не тащил его в реформацию; он мог бы вообще избежать роли вождя нового движения, но, видимо, не захотел, а затем евангелическая толпа вознесла его на вершину и надо было «соответствовать»: мы в ответственности за тех, кого мы приручили.. Надо было идти навстречу этим бунтующим массам, чтобы остаться их вождем: и Лютер шел на это – до известной степени.. А когда массы могли смести и его – как во время крестьянской войны, - можно было обратиться к князьям, чтобы они подавили восстание: с князьями надо дружить, они могут помочь сохранить Мартину свою власть – власть реформатора. Человек бросает вызов всей Церкви, а потом всю жизнь наслаждается этой ролью (не без сомнений и страданий, конечно) – кто заставит нас поверить в то, что все это было в духе подлинного смирения, и совершенно без всякого высокомерия и честолюбия?В толковании на Быт. 15, 7 Лютер касается экзегетических проблем. Он перечисляет основные способы трактовки Писания, признавая уместность каждого из них, но затем обрушивается на аллегорию: «Хотя аллегория не совсем неуместна в учении, все же ее содержание слабо и бесполезно в дискуссии. Ибо кто воспротивится измышлению множества таких смыслов, равно как из одного куска воска можно изготовить множество форм. Нам же следует заботиться о надлежащем и истинном смысле. Это может быть только историческое повествование» . Тут не время и не место пускаться в долгую дискуссию о различии между православной и протестантской экзегетикой. Ограничимся несколькими замечаниями. Для начала заметим, что аллегорический метод не обязательно отменяет историческое прочтение Писания: он может быть параллелен ему. Лютер и не отвергает полностью аллегоризм, но считает, что в этом случае возникнет неконтролируемый поток аллегорических прочтений Библии. Это возможно, но на вопрос «кто воспротивится измышлению множества смыслов Писания», ответ очевиден – Церковь. Именно соборное согласие Церкви всегда позволяло избежать ненужного и спекулятивного аллегоризма. Но когда Лютер отверг мнение Церкви, то поток всяческих, часто противоречивых трактовок Библии хлынул с интенсивностью всемирного потопа. Протестанты попытались укрыться от этого «потопа толкований» в ковчеге библейского буквализма. И совершенно напрасно.Да, буквализм позволяет избежать ненужных аллегорий. Но сам по себе такой подход не заповедан однозначно Богом: в Библии мы нигде не встретим указаний, что ее нужно трактовать исключительно буквально. Напротив, как известно, в Новом Завете встречаются совсем «небуквалистские трактовки» некоторых мест из Ветхого Завета. Если верен прямой буквализм в трактовке Писания, то зачем тогда просвещение Святым Духом, зачем Церковь? Тогда нужно просто быть грамотным филологом, причем даже необязательно блистать святостью и усиленно во что-то верить.. Как мы видим, буквализм не привел даже протестантские церкви к согласию. К тому же, как все знают, то одни, то другие протестантские исповедания, почему-то всегда находили нужным отказываться от буквальной трактовки, если это не соответствовало их доктринальным положениям, - например, в вопросе о присутствии Тела Христова в Евхаристии. То есть, нельзя изначально и рациональным способом избрать какую-ту схему толкования Библии, - вначале нужно избрать Бога и Церковь, ибо только в благодати Божьей мы способны прочесть Писание так, как этого хочет Бог.Многие мысли Лютера поучительны и сегодня, даже если его позиция часто вызывает несогласие. Вот, например, паписты «отвергли знание, они не хотели учить, и они не хотели быть епископами; но они хотели управлять и быть князьями мира. Поэтому, когда они были отвергнуты, Бог поднял нас из навоза и грязи и усадил нас с князьями Своего народа, дабы через наше служение Германия была связана с Царством Божиим и могла бы придти к истинному знанию Бога .. Если помазанные и призванные не желают учить, пусть учат не помазанные. Пусть за ними останется имя, а за нами останется суть дела» . Вообще-то, в навозе и грязи обычно находятся свиньи: неужели нас хотят уверить в том, что именно этих существ Бог поднял из грязи, чтобы через их служение Германия была связана с Ним?! Из грязи в князи – путь известный, и не только в Германии, но не приводит ли он так часто к еще большей грязи? Что Лютер подметил верно, так это то, что католичество слишком увлеклось властью, а не служением: хотели, чтобы служили им, вместо того, чтобы служить самим; не хотят смирения, хотят смирять (как часто сегодня слышишь последний глагол и в православии!). Реформатор правильно увидел этот соблазн, поскольку испытал его на себе: если иерархия Церкви не желает исполнять свое служение, ограничиваясь формальностью, то всегда возникает инициатива снизу, которая при известных условиях заканчивается восстанием: верхи не могут, низы не хотят. Все происходит, как в евангельской притче: «брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир» (Мф. 22, 8-9).Но есть одна существенная разница: там тех, кто на распутьях и в других местах, созывает Бог. А здесь люди вызываются сами, по своей собственной инициативе, думая при этом, что их зовет Бог.. В притче Бог избирает людей, а в реформации мы видим множество «самоизбранных», убежденных, что Бог, и только Он, предопределил их к избранию. Мы должны помнить слова Лютера, потому что это приговор, который сатана пытается вынести Церкви: если помазанные не желают учить, пусть учат не помазанные. В эпоху реформации это и произошло и беда была еще горше.. Одни не хотели вести к Богу, а другие хотели, но повели не к Богу.. Следует ли напоминать, что это касается не только католической церкви? Разве история православия, особенно, в синодальный период не подтверждает слов Лютера: учили недостаточно, а вот управлять и быть князьями мира.. События 1917 и последующих лет слишком хорошо известны.. Последние 20 лет в посткоммунистической России также доказывают эту закономерность: слабость учительной миссии Церкви приводит к тому, что многие люди не слышат Слова Божия, и тут же рядом – протестанты, дающие это Слово, причем часто – в невероятно искаженном виде. Если православие нередко уклоняется от проповеди, то стоит ли жало-ваться, что страну нашу, дескать, заполонили секты, покоя от них нет. Потому и нет, что кому-то из православных очень сильно хочется этого покоя.. Пусть у радикальных протестантов каждый пытается проповедовать, а у нас – нет, но заповедь Божию никто не отменял: научите все народы (Мф. 28, 19).Протестантов всех исповеданий всегда волновал вопрос: если я уже спасен, то каковы признаки этой спасенности, - ведь самый отпетый негодяй может сказать, что у него есть вера, при всех его черных делах. Стандартный ответ, что вера-спасение должна подтверждаться добрыми делами, не может до конца удовлетворить любопытство: можно спросить по-католически – сколько добрых дел и какого «качества» достаточно, чтобы это было необходимым подтверждением оправдания по вере? Вопрос абсурден, к тому же, мы все продолжаем грешить: как это сказывается на спасении? Лютеране говорили, что спасение можно потерять; кальвинисты категорически это отрицали; лютеране говорили о добродетельной жизни как признаке «спасенности», но не давали четких формул; кальвинисты постепенно стали ссылаться на успехи в коммерции как на признак «небесного успеха». В толкованиях на Бытие Лютер порой подходит к этому вопросу довольно просто: «тот, кто идет вперед, непрестанно упражняя свою веру, приходит к выводу: «Я не в войске, которое против Христа; я за Христа. Я не отрицаю Слова и я не преследую Церковь. Значит, я призван к Царству Божию и избран» . Как видите, никаких богословских премудростей: до смешного просто, - займитесь самовнушением, - ты же не гонитель Церкви; не сомневаешься в непогрешимости Библии; не сатанист, т.е. не идешь против Бога; в церковь на службу ходишь. Что ж, аллилуйя – ты избран, ты спасен!Заметим, что все эти признаки – формальные. В любой христианской конфессии найдется немало людей, которые соответствуют всем этим условиям, - и на этом их христианство заканчивается. Но ведь это именно то, против чего так яростно сражался Лютер: паписты просто формально исполняют дела, формально верят, а нужно, чтобы человек всем существом доверял Богу, любил Его и поклонялся только Ему! Теперь же нам предлагают формализм как гарант «избрания», причем в еще худшем варианте, чем у католиков: там, хотя бы, нужно было «напрягаться», каяться, поститься, зарабатывать «заслуги». Здесь требования снижены, как того требует новое евангелие.. Обратите внимание, что Лютер эти критерии призванности, эти медитации на тему «я избран», приписывает людям, которые упражняют свою веру, т.е. относятся к ней глубоко серьезно и постоянно каются. Но ведь постоянное покаяние должно приводить к еще большему осознанию собственной греховности, а, значит, ко все меньшей уверенности, что ты «благочестив». Только погрузившись в покаяние ты понимаешь, насколько ты против Христа и при этом ничуть не лучше Его гонителей.. Но у лютеран, видимо, другое понимание покаяния, и оно приводит их к осознанию еще большей избранности, еще большей праведности. Просто как у индуистов, где покаяния приводит к осознанию собственной божественности..Через все эти лекции Лютер часто назидательно повторяет одну и ту же мысль: «пусть монахи и монахини хвалятся своими делами. Для мужа пусть будет достаточно надлежащим образом управлять своим домом. Для жены пусть будет достаточно заботиться о детях, кормя их, купая их и укладывая их спать. Достаточно, если она послушна своему мужу и усердно заботится о домашних делах. Эти дела значительно превосходят дела всех монахинь. Однако монахини непомерно гордятся тем, что делают .. Но благочестивая хозяйка дома не гордится, поскольку она страдает и смиряется различным образом, когда муж, дети, соседи и т.д. воздвигают на ее пути всевозможные неприятности» . Это кажется Лютеру столь важным, что он повторяет это сравнение не один десяток раз. Не нужно опять говорить о том, что Лютер слишком уж пристрастен к монашеству: вот и домохозяйка у него благочестива, а, что, - не бывает благочестивых монахинь или неблагочестивых домохозяек? Скорее всего, имеется в виду, что монахини придерживаются спасения по делам, а это у реформатора не может быть признаком благочестия. Стало быть, и благочестивые домохо-зяйки могут быть только у протестантов. Конечно, я понимаю, что принцип спасения по «заслугам» предрасполагает к опреде-ленной гордыне, но неужели же все католические монахи и монахини во времена Лютера только и делали, что гордились делами, а домохозяйки его эпохи все, как на подбор, излучали сми-рение?Не уверен, что так все и было, но во всяком случае от этих частых высказываний создается ощущение, что элементарная «бытовуха» святее монашества. Разумеется, брак и семейная жизнь освящены Богом и потому святы, если люди живут в согласии с Богом. И никто не отрицает, что благочестивые люди могут обрести святость и спастись, управляя домом, кормя и купая детей. И в это же время горделивая монахиня вполне может попасть в ад. Никто не верит, что само по себе монашеское одеяние или постриг делают человека святее всех остальных, как и крещение не делает всех христиан автоматически чище и святее язычников. Монаха делает монахом Бог и его служение Ему. Поэтому никто не вправе хулить брак, но никто не вправе хулить и монашество: оба пути по-своему хороши.. Целомудрие возможно и там, и там, хотя оно будет разным.. Но Лютера опять кидает из крайности в крайность.. Проблема в том, что управлять домом, кормить и купать детей, - все это не хуже христиан могут делать и люди мира сего, поскольку это относится к земной, естественной стороне жизни. Нехристиане тоже женятся и рожают детей.. И вот вопрос: можно ли ставить это выше, чем подвиг молитвы, исключительную борьбу с помыслами, отдачу всего себя без остатка Богу, пожертвование всем ради одного только Иисуса? Лютер, несомненно, хорошо знал евангельскую историю о Марфе и Марии: Марфа заботилась об угощении, а Мария слушала Слово Божие. И что сказал Господь? Слушаем: «Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк. 10, 41-42). Марфа здесь напоминает скорее домохозяйку из лютеровского примера, однако Спаситель воздал хвалу Марии..Но доктор Мартин не случайно обращается к ветхозаветным примерам;, поскольку они ближе к его «домашнему идеалу», чем образцы новозаветной этики во главе с нашим Спасителем, Который не кормил детей и не купал, и не укладывал их спать: Он только благословил их, и это было бесконечно выше всех, вместе взятых кормлений и купаний.. Кризис католического монашества привел к тому, что лютеране избрали «суету о многом», «домашний ад», и забыли об аскетическом подвиге. Но православные хорошо знают о «не гордящихся» монахинях, которые отдали самих себя Христу, и, надеясь только на милость Христа, а не на свои дела и заслуги, привели немало грешных душ к Господу Богу. Если бы таких монахинь встретил на своем пути Лютер! Но он встречал других, не очень тяжелого поведения, на одной из которых впоследствии и женился.. Тут надо сказать, что в этом неустанном восхвалении домашнего хозяйства чувствуется поздний Лютер - отец семейства, окруженный детьми и многочисленными почитателями. «Бурная молодость» миновала, и теперь можно спокойно жить, предаваться семейным радостям, принимать гостей и устраивать пиры. Конечно, в такой ситуации идеал домохозяйки предпочтительнее идеала монахини с ее непрерывной борьбой с дьяволом. Лютер и сам испытал, что значит быть монахом, и опыт был настолько тяжелым, что монах не выдержал искушений и бежал.. Как же тут не полюбить домохозяек!Не раз было замечено, что как только Лютер начинает критиковать радикальных протестантов, он в значительной степени вновь поворачивается лицом к католичеству: «нужно в самом деле проповедовать благодать и отпущение грехов, но тем людям, сердца которых безвинны, и совесть которых обеспокоена. Но самонадеянным и совершенно отбросившим страх Божий нужно представлять удары и гнев Бога, дабы их можно было предупредить примером других, и они прекратили грешить .. Поэтому те, которые .. утверждают, что в Церкви не следует проповедовать Закон – это учителя погибели. Неужели бы вы не стали учить Закону там, где есть истинные люди Закона, а именно жадные, гордые, прелюбодеи, ростовщики, идолопоклонники и т.д.? Неужели вы воспользовались бы обетованиями Нового Завета, чтобы увеличить самонадеянность людей, которые были самонадеянными прежде? В самом деле, Бог хочет, чтобы уничтожение Содома огнем и озером асфальта было памятным по сей день .. дабы, по крайней мере некоторые, могли преобразиться и научиться бояться Бога» . Золотые слова: их следовало бы выбить над входом во все протестантские церкви. Надо отдать должное Лютеру: он чувствовал опасность оправдания по вере.  Странное это учение о благодати и отпу-щении грехов, коль скоро оно самонадеянных может сделать еще более самонадеянными! Может, в самой протестантской доктрине что-то не так? Во всяком случае, ни в католичестве, ни, тем более, в православии проповедь о спасении не вызовет такого легкого перехода к самонадеянности..Лютер говорит, что проповедь о протестантском оправдании нужно обращать к «безвинным сердцем и обеспокоенным совестью» людям. Я тут чего-то не понял: если они безвинны сердцем, то почему их совесть обеспокоена? И потом, а кто из нас безвинен? Таких, с точки зрения Писания просто нет: мы все много согрешаем. Мы все жадные, гордые, самонадеянные, прелюбодейные, гордые. Но тогда, следуя логике Лютера, всем людям нужно проповедовать не оправдание по вере, а то они еще больше станут самонадеянными, а как раз Закон – говорить о гневе Божьем, о наказании за грехи, вспоминать об огне, уничтожившем Содом.. А иначе, - никто не спасется. И только потом говорить о любви, о спасении, но не в протестантском духе: не забывая Закона и его грозных предупреждений о наказаниях за грехи и о Суде по делам. Прогноз Лютера оправдался: проповедь протестантского «евангелия», этого «безнаказанного спасения» только увеличила гордыню, причем в таких масштабах, о которых католичество могло только мечтать.. В итоге Лютер и лютеране всю жизнь должны были балансировать между оправданием по вере и Законом, говорящим о необходимости покаяния и дел. Но если лютеране и кальвинисты все-таки часто напоминали о гневе Божьем, будучи выходцами из эпохи, близкой к Средним векам, то более поздние протестанты вспоминают ныне только о полном отпущении грехов. Их прародителями в 16 веке были анабаптисты и другие радикальные группы. Часто они придерживались антиномизма – учения, согласно, которому 10 заповедей уже не нужны христианину, спасенному по вере, т.е., как сказал бы Лютер, проповедь Закона не нужна.В этой связи знаменательны слова реформатора, сказанные о гибели Содома: «Внимательное рассмотрение этих событий побудит тебя задуматься о собственной опасности, отказаться от грехов и умолять о прощении твоих грехов. Наши глупые и слепые антиномисты, Агрикола и Шенк, этого не знают. Потому они отказываются от проповеди гнева Божия в Церкви, причиняя ей огромный и несомненный вред /../ Сколь бы праведными мы ни были, его следует часто провозглашать в Церкви, дабы мы не впадали в безумие антиномистов, удаляющих Закон из Церкви, словно бы в Церкви каждый действительно свят, и нет нужды.. в примерах Божия гнева» . Лютер еще слишком хорошо понимает, что проповедуемая им «святость по вере» - номинальна, а не реальна, но позднее протестанты будут склонны игнорировать это различие.. В этой критике антиномистов 16 века Лютер, по сути, критикует всех неопротестантов, весь американский «евангелизм», который, не признавая доктрины антиномизма по букве, признает ее по духу. Для заокеанских «евангеликов» значительно важнее проповедь мгновенного спасения и нескончаемой радости, чем акцент на том, что за твои грехи Бог может тебя наказать: ведь кроме любви Библия часто говорит и о Его гневе, причина которого – мы. Ну, зачем об этом говорить, травмируя психику «хороших» и «добрых» людей; гораздо проще сказать им: теперь ты ничего не должен Богу, место на небесах зарезервировано, - отдыхай! Какое там покаяние, - ведь ты уже покаялся брат, и теперь тебя ждет непередаваемое духовное наслаждение, - почти как у нашего пастора, только чуть поменьше. Собственно, какая разница, - ведь мы все в любом случае будем в раю! Вот такого Лютер уж точно не проповедовал, но он сделал первый шаг в том направлении, который сегодня привел к религии «широко улыбающихся пасторов»..Когда Лютер сравнивает папистов с собственными сторонниками, это нередко вызывает нехорошую усмешку: уж слишком некритичен реформатор по отношению к себе! Нет, в самом деле: «У папы имеется молния отлучения от Церкви, но против кого он ее применяет? Разве не против нас, не самонадеянных, но сокрушенных и смиренных?» . И снова доктору Мартину отказывает элементарное чувство скромности, ибо избавиться от горделивого духа папства, постоянно подчеркивая собственное сокрушение и смирение, невозможно никогда. Это Лютер-то – смиренный? Или это просто новый, виттенбергский папа протестантов? Конечно же, легко обвинять католическую иерархию в «эпикуреизме» и сравнивать ее с жителями Содома, а себя и своих сторонников отождествлять с праведным Лотом: мы бы все хотели оказаться вместе с Лотом, а не быть превращенными в огонь и пепел.. Вот только грехи наши вопиют к небу об отмщении.. Впрочем, Лютер решил на время критики католиков забыть о грехах своих единоверцев: нет, они не эпикурейцы; и когда монахи и монахини женились и выходили замуж (часто не по одному разу), прекращали поститься и часто исповедоваться, - они, разумеется, делали это от переизбытка аскетизма и от глубокого сокрушения о грехах и смирения.. О времена! О нравы!Так что критика Лютером реформаторов-экстремистов за их самонадеянность не очень последовательна: за это он мог бы покритиковать и себя. В конце концов, разве они не брали с него пример? Тем не менее, критика Лютером этих течений важна тем, что она показывает, до какой степени он все-таки оставался традиционалистом и католиком: «доводы сакраментариев не только глупы, но и нечестивы, когда они утверждают, что внешняя сторона бесполезна для спасения, а затем нагромождают примеры и утверждения из Писания, вроде того (Ин. 6, 63): «Плоть не пользует нимало», и т.д. Следует различать внешние формы, и не отвергать все внешние формы вообще. Внешние формы справедливо осуждаются, как не приносящие никакой пользы для спасения, когда они установлены по воле человека .. без Слова Божия .. Но если ты видишь, что внешние формы основаны на Слове и установлены по заповеди Божьей, тогда почитай эти внешние формы в тишине, преклоняя колена .. Такое различение весьма необходимо, поскольку еретики .. впадают в ужасные заблуждения. Вывод, к которому следующим образом пришел Швенкфельд, не является всеобщим и безоговорочно истинным: «Ничто внешнее не благотворно для спасения. Крещение, проповедь Евангелия и Святое Причастие – это внешние дела, следовательно, они бесполезны для спасения». Главная посылка явно ошибочна, поскольку внешние дела следует различать. Некоторые являются целиком человеческими и придуманы людьми. В их отношении главная посылка истинна. Но в отношении тех, которые были  учреждены и заповеданы Богом, главная посылка ошибочна, ибо они были установлены ради нашего спасения, как сказал Христос о Крещении.. Поскольку Бог желает управлять миром через Ангелов и через людей, Свои творения, как через Своих слуг, подобно тому, как Он дает свет через солнце, луну, а также через огонь и свечи. Здесь ты тоже мог бы сказать: «Ни одна внешняя вещь не приносит пользы. Солнце – это внешняя вещь. Следовательно оно не приносит никакой пользы, т.е. оно не дает света, не греет, и т.д.». Кто стал бы терпеть человека, рассуждающего столь глупо? .. Бог уже более не желает действовать Своей сверхъестественной или, как ее называют схоласты, абсолютной властью.. Мы должны помнить об упорядоченном правлении и формировать свое суждение на его основании. Бог способен спасти помимо Крещения, и мы веруем, что младенцы, которые.. не получают Крещения, не осуждаются из-за этого. Но в Церкви мы должны учить и судить, согласно упорядоченному правлению Божию, что никто не спасется без этого внешнего Крещения .. Он не повелевает нам действовать в соответствии с Его абсолютной властью» .Это звучит очень разумно. Есть только одно существенное «но». Доктрина оправдания, исповедуемая Лютером, в своем последовательном применении, делает ненужными все посредствующие звенья в нашем спасении: Церковь с ее таинст-вами. Сколько раз за прошедшие пять веков протестанты спрашивали: зачем все эти церковные «излишества», если Бог спасает меня одного по вере без «посредников»? И они были правы: это и есть настоящий протестантизм, исповедующий «абсолютное могущество» Бога, раз и навсегда, прямо с небес спасающего грешника. К тому же именно Лютер с его учением о «рабстве воли» еще более подчеркнул доктрину «абсолютного могущества»: Бог спасает человека помимо его свободы воли, существование которой реформатор попросту не признавал. Возражения лютеран, что они при этом не игнорируют человека, поскольку оправдание совершается в самом человеке, не слишком убедительны: человек при этом полностью пассивен, и поэтому, если он и посредствующее звено, то мертвое. Человека здесь можно сравнить только с объектами неживой природы вроде солнца и луны: Бог через них посылает свет, но они не выбирают, светить им, или нет. В случае с человеком такой ва-риант означал бы отсутствие его реального участия в спасении, а, следовательно, невозможность его рассматривать в качестве вторичной причины этого спасения. Но действия Бога без вторичных причин – это и есть проявления Его абсолютной, сверхъестественной власти. Лютер, говорящий о том, что нужно действовать на основании упорядоченного правления Бога, выглядит безнадежным католиком. Ведь это значит, что нужно сохранить Церковь, таинства как  внешние действия, через которые Бог ниспосылает благодать и т.д. Но тогда почему не сохранить и церковную иерархию в качестве посредников при «упорядоченном правлении» Бога? Это не по Писанию? Однако так можно рассуждать, если смотреть на Писание глазами Лютера: а кто сказал, что это единственно возможный и истинный взгляд на вещи?Так, или иначе, но последовательно проведенный взгляд на «упорядоченную власть» Бога говорит «за» необходимость Церкви и таинств, и «против» реформации. И поэтому Лютер на время как бы забывает о реформации, критикуя ее «горячих» последователей. Но «радикалов» аргументы немецкого вождя не убеждают: как это нужны Церковь и таинства? Разве не сам Лютер убедил всех протестантов, что Церковь эти 15 веков ошибалась в главном догмате – догмате спасения? Но раз так, то все таинства – пустые формы, в них нет благодати, они не содержат спасения, - зачем же сохранять эту мертвенную внешность? Для этих людей вместо Церкви полторы тысячи лет существовала большая черная дыра, и это убеждает их в том, что спасение возможно без Церкви. Бог прямо через пустоту, как сила тяготения в физике Ньютона (принцип дальнодействия), «притягивает» к себе не-счастных грешников, спасая их от погибели – последовательный протестант может мыслить спасение только в форме этого сотериологического «дальнодействия». Лютер же здесь предлагает всерьез потеснить этот принцип «близкодействием» - спасением через посредствующие звенья. Это не может быть понятно сторонникам радикального «дальнодействия»: в физике Ньютона этот принцип означал, что взаимодействие (тяготение) распространяется мгновенно через пустоту с бесконечной скоростью, - но это и есть мгновенное оправдание в протестантизме.Напротив, принцип близкодействия предполагал взаимодействие с конечной скоростью через «вторичные причины», - это спасение в православии и католичестве, где, пусть и по-разному, грешник спасается не сразу, не мгновенно и не через пустоту. И вдруг Лютер предлагает, по сути, совместить эти подходы: он понимает, что если полностью устранить «посредствующие звенья», тогда не нужно будет и Писание, и даже молитва, - тогда от христианства не останется камня на камне, и оно превратится в Ничто. Но разве может быть середина между бесконечной скоростью и конечной? Разве может протестант отказаться от мгновенного оправдания, от спасения с бесконечной скоростью в пользу спасения «медленного», да еще через «посредников»? Ведь Лютер множество раз подчеркивал, что принцип оправдания является сутью христианства, и с его отменой падает Церковь и исчезает само христианство. И вот теперь он утверждает, что наряду с оправданием нужно признать Церковь с ее таинствами, пусть не со всеми, но тем не менее.. Разве это не измена основному принципу реформации? И разве история протестантизма не показала, что реформация в этом вопросе пошла не за «компромиссом» Лютера, но за Кальвином, значительно урезавшем роль таинств, а еще более – за Цвингли, у которого таинства сведены просто к знакам, - их всегда можно безболезненно отменить, ибо зачем они нужны «спасенным» - они и сами не знают.. Мы видим, что вторая волна реформации, неопротестантизм - полностью следует за Цвингли, но никак не за виттенбергским вождем..Весьма любопытно, что в этой критике сторонников «абсолютного могущества» Бога, Лютер задевает и католическую мистику: «в монастырях монахи и монахини, которые в целом были весьма благочестивы, усердно стремились к обретению видений и откровений. И некоторые даже записывали все свои сновидения. Очевидно, все они ожидали необычайных озарений без внешних средств. Что это такое, как не желание взойти на небеса без лестниц? Поэтому эти монахи и монахини очень часто обманывались наваждениями сатанинскими. Таким образом, некий отец-пустынник был прав – когда, увидев, что его монахи предаются таким размышлениям, просил их воздержаться от этого. Он сказал: «Если ты думаешь, что восходишь на небеса и уже поставил одну ногу на порог небесный, немедленно отступи и не следуй туда второй ногой»» . Под отцом-пустынником имеется в виду Антоний Великий.. Здесь Лютер соприкасается с православным духом, отрицая католическую «мечтательность» и поиск видений: он не без основания видит в этом «сатанинские наваждения». И такую трезвость надо иметь всем. Лютер правильно усмотрел  в мечтаниях католических визионеров дух, жаждущий раскрепощения субъекта, общения с Богом только для себя, и в таком качестве угрожающий Церкви распадом. Быть может, не совсем случайно то, что это угроза для римской церкви получилась как раз со стороны монаха, хотя Лютер и не был визионером..Но он навсегда запомнил дух католического монашества и вместе с его заблуждениями отверг и монашество как таковое. Оно теперь стало ассоциироваться, в том числе, с вызовом Церкви со стороны «самодельной» мистики. И хотя тут Лютер ссылается на св. Антония, но он не осознает, что монах, наедине в пустыне общающийся с Богом, делает это как член Церкви, а не как анархист-одиночка;. Хотя со стороны монашества и могли исходить церковные нестроения, но православные монахи навсегда сохранили в себе дух смирения, присущий христианству и укрепляющий Церковь в ее общении с Христом. Однако католические монахи дух смирения исказили и дали выход метаниям собственной субъективности, что придало тревожный оттенок католической мистике, когда порой совершенно непонятно, что нужно анафематствовать, а что – канонизировать. Для Лютера это означало неприемлемость любой мистики вообще, поскольку он увидел в ней «неупорядоченное» общение с Богом. В итоге общение с Богом ограничилось в лютеранстве чтением Писания, обыденной молитвой, и иногда – таинствами, но любой «разговор» с Богом казался чем-то подозрительным и едва ли не еретическим. Так возник знаменитый протестантский «рационализм», но его истоки – именно в безудержном католическом «иррационализме».Понятно, что все «измы» Лютер отвергает во имя Писания. Он готов даже отвергнуть и собственные произведения: «я сам ненавижу мои книги и часто желаю, чтобы они сгинули, поскольку боюсь, что они могут задержать читателей и увести их от чтения самого Писания, которое одно является источником всей мудрости. Кроме того, меня пугает пример минувшего века. После того как люди, посвятившие себя изучению священных наук, сталкивались с человеческими комментариями, они не только проводили большую часть своего времени, читая древних теологов, но впоследствии также занимались Аристотелем, Аверроэсом и прочими, которые впоследствии привели к появлению Фом, Скотов и прочих чудовищ. По этой причине, число книг следует ограничить, и среди этих книг следует отнестись с одобрением лишь к тем, которые дают читателю правильное понимание Писания. И в книгах самих отцов нам не следует ценить ничего, что не согласуется с Писанием, оно одно должно оставаться судьей и учителем всех книг» . Мотивы Лютера ясны: человеческие наслоения не должны затмевать свет Писания, даже если это труды самого Лютера. Известно, что реформатор признавал своими «законными» книгами только «О рабстве воли» и «Катехизис».Итак, он желал бы, чтобы его книги сгинули, а то они могут увести людей от Библии: если бы лютеране и остальные протестанты хоть раз прислушались к этим его словам! Вызывает также сочувствие желание реформатора отстраниться от схоластических спекуляций при толковании Писания, хотя я и далек от мысли считать Фому Аквинского и Иоанна Дунса Скота чудовищами.. Однако «схоластика ради схоластики», а не ради спасения, должна быть отброшена. Прав Лютер и в том, что отцы Церкви могут ошибаться и мы должны брать из их книг только то, что согласуется с Писанием. Но вот вопрос: а кто тот субъект, который решает, что согласуется с Писанием, и какие книги нужно читать христианскому читателю, дабы уразуметь Библию, а какие – нет? Лютер говорит нам, что само Писание должно быть судьей в этом вопросе. Но как это можно себе представить: Писание ведь не есть личность, субъект самосознания, сам решающий, что можно, а что нельзя. Да, оно – непогрешимое Слово Божие, за ним стоит Бог, но само оно – не Бог. Ссылки на главную роль Писания звучат красиво – это очередное отрицание посредников в лице истолкователей: не нужны схоласты, не нужны отцы Церкви, не нужен Лютер. Но как же тогда узнать, правильно мы понимаем Писание, или нет? Если бы Сам Бог являлся каждому читателю Библии и диктовал ему истинное понимание читаемого, то действительно можно было бы обойтись без экзегетов. Но мы уже цитировали Лютера: Бог, как правило, использует свое упорядоченное могущество, чтобы спасти людей. Отрицание любых толкователей Писания означало бы проповедь могущества «абсолютного». Итак, толкователи необходимы, но ложны они, или истинны, - решает не само по себе Писание (иначе наступит полная анархия, поскольку каждый желающий будет утверждать, что только он правильно понимает Библию), а та община, в которой Писание возникло, и в которой оно живет – Церковь. Именно она отделяет зерна от плевел и не дает человеческим наслоениям затмить свет Божий, исходящий от Писания. Именно она не дает возможности свести истину Библии даже к толкованиям самых выдающихся людей, будь то Иоанн Златоуст или Иоанн Дамаскин. Она не дает свести смысл Писания и к толкованиям схоластов или Лютера. Отбросьте Церковь и оставьте Писание наедине с каждым: получим столько же «писаний», сколько существует людей. Если протестантизм не раскололся на сотни миллионов конфессий (по числу верующих), то это только потому, что он всегда нарушал принцип «только Писание» в пользу своих толкователей, составивших их предание – Лютера, Кальвина, Цвингли и прочих. Таким образом, мы могли бы сказать: пусть сгинут все ложные толкования Писания; пусть останется Церковь, давшая миру Писание Истины. Увы, но протестанты до сих пор прикладывают неимоверные усилия, чтобы Церкви не было.. Но пусть протестанты прислушаются к Лютеру: «Во всем мире нет ничего лучше, драгоценнее и благороднее Церкви, в которой слышен голос Божий» . Пусть же протестанты стремятся к этой Церкви, в которой две тысячи лет слышится голос Божий, а не голос Лютера.Однако для сторонников реформации голос Лютера звучит несравненно громче. И вот что он вещает: «Сегодня мы.. исполняем свой долг и молимся за императора и прочих князей, безмерно ненавидящих наше учение. Но мы видим, что наши молитвы тщетны, поскольку император и князья не хотят обращаться к Слову. Тогда наша вера переходит в действие, и мы в итоге решаем, что если кто-то должен погибнуть, то лучше пусть погибнет мир, нежели Бог и Церковь Божия» . Какое смирение сквозит в словах «мы решаем, что некто погибнет».. Вообще-то это решает Бог.. Реформатор полагает, что лучше пусть погибнет мир, чем Бог и Церковь. Но ведь Бог и Церковь погибнуть не могут: Бог бессмертен и Он не дает погибнуть Церкви, поскольку основал ее для спасения людей. Даже во время потопа, когда погиб мир, Церковь в лице Ноя и его семьи осталась жива. Стало быть, раз император и князья не хотят слушать проповеди виттенбергского вождя, то пусть лучше погибнет весь мир вместе с ними, чем Лютер со своими соратниками, - вот уж невиданный христианский «гуманизм»! Выражение «наша вера переходит в действие» тоже звучат тревожно: вера уже переходила в действие у Мюнцера и Иоанна Лейденского, которые пытались собственными усилиями приблизить гибель мира, и это было новое пришествие зла, жаждущего задушить Истину Христа.. Лютер, по-видимому, не заходит столь далеко, но, в любом случае, желает гибели своих врагов и всего мира, отвергающих доктрину оправдания..Пока же враги не погибли, они заслуживают самого жесткого порицания: «папа .. антихрист и мерзкий зверь (Отк. 13, 1), носящий на своем челе богохульные имена .. мы – истинная Церковь, а папа и его приверженцы – это церковь сатаны. Но что мы скажем на это? Паписты крестят, они преподают Причастие и отпускают грехи – следовательно, они являются Церковью. И невозможно отрицать, что мы сами через их служение – поскольку были ими крещены – вступили в сообщество истинной Церкви. Обычно я отвечаю, что внешние Таинства, а также Слово могут передаваться или преподаваться даже нечестивыми. Иуда лично не принадлежал к Церкви. Однако он исполнял церковное служение, и крещеные им люди имели истинное Крещение. Мы можем сказать то же о папистах.. Ведь хотя они и являются богохульниками, все же я, пользующийся их служением и верующий – не богохульник, но через веру я воистину обретаю то, что предлагает Божие обетование, сколь бы порочным ни был тот, кто повторяет обетование» . Данный фрагмент очень любопытен тем, что Лютер здесь затрагивает вопрос о границах Церкви. Сразу скажем, что это – сложная богословская проблема, о которой здесь не время говорить детально. Понятно одно: Лютер во многом сохраняет августиновский подход к данной теме – таинства совершаются, если правильно преподана форма, т.е. немецкий реформатор вполне разделяет католическую концепцию ex opere operatum. В принципе и православная Церковь, по крайней мере, русское православие, признает католические таинства – крещение, миропомазание (конфирмацию), священство, и потому не перекрещивает католиков, а священников римской церкви принимает в сущем сане. Но православие не смотрит на католичество столь негативно как Лютер и не видит в нем только отступление от Бога.Конечно, радует, что Лютер все-таки усматривает некоторую преемственность христианства, и отказывается видеть в церкви до себя одну лишь безблагодатную пустыню. Раз таин-ства совершаются, стало быть, Церковь к моменту появления доктора Мартина существовала уже 15 столетий. Это не так явно осознавалось Кальвином (вряд ли бы он признал католическое причастие), и практически совсем не осознавалось анабаптистами реформации и их нынешними преемниками из числа американских евангеликов. Сектантам, наоборот, всегда радостно от того, что до их рождения ничего истинного не было, - это тем более подчеркивает их собственную значимость и «святость». Лютер сектантом быть не желает: он крещен, исповедовался и прича-щался, - в Церкви. Это хорошо, но смущает вот что: если папа действительно антихрист из Откровения Иоанна, а вся католическая иерархия и миряне – действительно богохульники, поскольку они не разделяют протестантского спасения по вере, то на каком же основании можно признавать, что в папстве все же есть Церковь и совершаются таинства? Пример с Иудой еще ничего не доказывает. Да, среди священников встречаются иуды, но у Лютера – все католики постоянно богохульствуют. Раз все члены данной церкви так низко пали, то можно ли говорить вообще о ее существовании? Ведь Лютер многократно подчеркивал, что паписты – не Церковь, и они не принадлежат к Царству Христову. Если он сам признает их «церковью сатаны» во главе с ватиканским антихристом, то как же можно считать истинным крещение в этой сатанинской скверне? В этом смысле радикальные протестанты были логичнее: если столько веков существовала эта «мерзость запустения», то, значит, Бог давным-давно оставил это место, лишил Его благодати, и истинной Церкви все это время не было. К тому же непонятно, зачем Бог так упорно сохраняет Свою благодать и совершает таинства в этом сообществе, управляемом антихристом, и до мозга костей зараженного «сатанизмом». Значит, несмотря на все богохульства, католики могут спастись, и даже сам.. антихрист?! Бог ведь не делает чего-то просто так, бессмысленно.. Впрочем, оставим решать эту проблему почитателям Лютера..Да, и православные считают католиков еретиками и осуждают папство за дух гордыни, полагая, что в этом духе проявляется антихристианство, но все же православные никогда не были готовы «всерьез и надолго» считать папу зверем из Апокалипсиса, а всех католиков – лишь богохульниками. Тогда получается, что ты крестился в церкви сатаны, тебя исповедовал мерзкий богохульник, и преподал причастие сам антихрист, и, тем не менее, - все эти таинства были истинными! Да может ли антихрист прикоснуться к Чаше с Телом и Кровью Спасителя?! И разве через служение антихриста можно вступить в сообщество истинной Церкви, - если верить словам Лютера? Или просто эти ругательства в адрес католиков являются в известном смысле полемическим преувеличением: на устах – они сатанисты, богохульники, антихристы, а мы – истинная Церковь, т.е. обычное лютеровское «смирение»; но как дело доходит до божественной реальности, оказывается, что у них все-таки есть признаки истинной Церкви, и таинства совершаются, а то ведь придется доктору Мартину и себя самого объявить сатанистом, который не был крещен и ни разу не исповедовался и не причащался, уж коли он родился в лоне римской церкви..И потому ужасные сомнения посещают нашего героя: «Агарь искушалась не только физическим изгнанием, но и духовным, и она отчаялась смертельно. Вода закончилась, но поблизости находился полный колодец. Агарь не думала об этом, поскольку была погружена в лживые мысли, внушаемые сатаною: «Вот, Авраам – муж Божий и Его пророк; в одном лишь его доме присутствует истинная Церковь, и именно он изгнал тебя и твоего сына. Разве может существовать более верное доказательство того, что ты не принадлежишь к этой Церкви?». Я не хотел бы, чтобы мое сердце пронзали такие стрелы, поскольку знаю, сколь опасные ранения это причиняет. Если бы кто-то из церковных служителей отказал мне в отпущении грехов и не допустил меня к Святому Причастию, даже если бы он так поступил по какой-то незначительной причине, я убежден, что убежал бы в отчаянии вместе с Иудой и удавился» . Значит, наш реформатор все-таки допускает, что он может быть изгнан Церковью? Стрелы сомнений пронзают ему душу, хотя он и не желает этого. То, что при этом его посещает отнюдь не христианский дух, доказывает отчаянное стремление удавиться, если его вдруг не исповедуют и не причастят. Но ведь католическая церковь уже отказала Лютеру в исповеди и причастии, - что же он не повесился с тоски тогда? Или это незаметно для всех произошло, и мы читаем произведения человека, покончившего жизнь самоубийством, убившего Церковь в себе, но при этом как-то живущего? И зачем же в отчаянии бежать вместе с Иудой? Может, лучше вместе с апостолами бежать к покаянию в истинной Церкви? Что делать, пусть католическая «вода» закончилась, но ведь поблизости находился православный колодец, полный живительной влаги. Почему Лютер не побежал туда? Он сам отвечает нам на это: Агарь была погружена в лживые мысли, внушаемые сатаной; так и с доктором Мартином: только Агарь нашла колодец истины, а Лютер заглянул в отчаянии в колодец сатаны и упал в него..Критикуя католическое учение о «заслугах», Лютер приводит следующий аргумент: «близость, которая должна побуждать в нас прославление Божьей благости, делает нас само-надеянными. Он говорит с нами о Себе так, будто Он – человек, подобный нам. Он притворяется, будто не знает, где Адам. Он притворяется, будто спит. Он насаждает виноградник и обещает работникам награды. Мы злоупотребляем этой близостью и Его кротостью, думая, будто Он – сапожник или ремесленник, не дающий ничего по благодати, но делающий все на основании заслуги. Это невыносимая самонадеянность, заслуживающая вечной смерти. «Однако», - возражают они, -  «существует обетование (Лк. 6, 38): «Давайте, и дастся вам». Что тебе до того? Ведь по этой причине ты не станешь отрицать, что являешься творением, не так ли? Но, будучи творением, ты ничто в сравнении с Творцом, и ты напрасно противопоставляешь ему свои заслуги и дела» . Все так, мейстер Мартин, - никто не должен противопоставлять Богу свои заслуги, поскольку таковых просто не существует, но никто не должен считать Бога обманщиком. Безусловно, Бог обращается к людям на «человекообразном» языке, но когда Он спрашивал Адама «где ты?», Он не притворялся не знающим, но указал Адаму, как низко он пал, и потому оказался «нигде»..Если Христос привел притчу о винограднике, то это не значит, что Бог «притворяется ремесленником»: Он просто говорит нам о том, что для вхождения в Царствие Небесное нужно потрудиться.. Но при этом никто не должен думать, что Он попа-дает на небеса за собственные заслуги, а не по благодати - просто благодать Божия принимается ищущими ее.. Давайте, и дастся вам – но ведь это не значит, что человек должен рассчитывать на то, что за его щедрость Господь непременно наградит: «когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6, 3). Щедрость должна быть бескорыстной и исходить только из любви, иначе она становится жадностью – жадным желанием заслуг.. Так что не нужно называть Бога «притворщиком», если Он утверждает, что человек должен по-трудиться для достижения небес, т.е. говорит вещи, противные лютеранскому учению. И зачем тогда жаловаться, как делает наш герой, что прежде люди много тратились на церкви и епископов, а теперь жалеют для лютеран даже крошек: ведь вы сами научили их, что дела для спасения не нужны, поскольку это заслуги; значит, не нужно ничего давать, а то, чего доброго, тебе скажут, что ты рассчитываешь что-то получить! Да, Бог обещает награды достойным, но достойны только те, кто смиренно считает себя самым недостойным, и не видит в себе никаких заслуг, кроме грехов.. Вот Лютер говорит, что опора на заслуги – это невыносимая самонадеянность, заслуживающая вечной смерти. Пусть так. А разве учение о том, что Бог спасает человека без всякого свободного согласия с его стороны, но при этом спасает почему-то не всех людей, заслуживает чего-то иного? И не ока-зывается ли при этом Бог «притворщиком», если Он говорит, что желает спасти всех, но многих зачем-то не желает спасать? Лютеранская доктрина предопределения может убедить многих, что добрый и любящий Бог – это только притворство..  Лютер настолько ненавидит учение о спасении через дела, что даже позволяет себе критиковать апостола Иакова. Обсуждая эпизод с жертвоприношением Авраама, где сказано, что Бог «искушал Авраама», Лютер говорит: «Следует обратить особое внимание на глагол «искушать», ведь он употреблен здесь не случайно. К нему не надо относиться так спокойно, как это сделал Иаков, говоря, что Бог никого не искушает (См. Иак. 1, 13). Поскольку здесь Писание ясно утверждает, что Авраам действительно был искушаем Самим Богом.. Здесь Бог явно противоречил Самому Себе, иначе как согласуются эти утверждения: «В Исааке наречется тебе семя» (Быт. 21, 12) и: «возьми своего сына и принеси его в жертву»? .. Мы часто искушаемся отчаянием – какой человек смог бы обойтись без такой мысли: «Что если Бог не желает моего спасения?». Но в таком противостоянии мы должны придерживаться верного и ясного обетования, данного в Крещении .. Всюду, где мы сталкиваемся с противоречием обетованию, нам надлежит с уверенностью утверждать, что когда Бог проявляет Себя иначе, нежели в обетовании, это просто искушение» . Таким образом, апостол Иаков оказывается не прав, поскольку у Лютера иное мнение, да и вообще он полагал послание Иакова не настолько божественным, чтобы включать его в канон Нового Завета.. Не подумайте, что Лютер здесь богохульствует, приписывая Богу противоречия: нет, здесь следы той же концепции «раздвоенного» Бога, что и в других сочинениях реформатора. Лютеру, похоже, нравится проповедовать иррационализм божественной воли, ее полную непостижимость для нашего ра-зума: Бог желает спасти всех, но Своим тайным желанием спасает одних и осуждает других безо всяких причин. И здесь у ре-форматора та же логика: то Бог обещает потомство в Исааке, а то требует его убить. И потому не очень удивляешься, когда встречаешь у реформатора такую фразу: «всякий без труда поверит, что для Бога смерть в действительности является развлечением» . Тогда и принесение Исаака в жертву тоже было «развлечением»?! Здесь же Лютер говорит это, хотя и в смысле преодоления смерти..Бог, для которого смерть – это игра, забава и развлечение, вполне совместим с Богом «двойного предопределения» - Он не может вести Себя иначе, как нарушая правила логики.. Православные (и не только они) бы напомнили о том, что Писание нужно понимать «богоприлично». Понятно, что Бог не желает смерти Исаака, и потому это искушение «как бы» и противоречие «как бы». Нельзя сказать, что Лютер совсем уж отвергает подобную мысль, но все же ему нравится подчеркивать божественный иррационализм, отсутствие логики. Иначе как понять слова, что Бог может проявлять Себя иначе, чем в обетовании? Православные могли бы сказать, что это все «кажи-мость», но у Лютера, похоже, не только «кажимость», - зачем тогда писать, что Бог действительно «искушает»? Впрочем, в другом месте он пишет вполне здраво: «мы искушаемы Богом не потому, что Он этого действительно желает, но потому, что Он желает выяснить, действительно ли мы любим Его превыше всего» . Но тогда нужно разобраться в словах: от кого «искушение», а от Кого – «испытание»; тогда, возможно, противоречия с традиционным учением не будет. Заметим, что библеисты сегодня указывают на то, что в оригинале Быт. 22, 1 предполагается слово «испытывал», а не «искушал» .Лютер тоже упоминает об испытании, но, однако, предпочитает понимать его в смысле искушения от Бога, и потому критикует ап. Иакова. Но эти понятия нужно четко разграничивать, чего Лютер, на наш взгляд, не делает с необходимой точностью. Для примера приведем цитату из современной кальвинистской Женевской Библии: «Бог испытывает людей, но никогда не искушает их в смысле вовлечения в грех. Иисуса в пустыне испытывал Бог, а искушал сатана. Существует различие между искушениями, которые возникают из греховных наклонностей (т.е. внутренними), и искушениями, приходящими извне.. Иисус, будучи непричастен к первородному греху, искушаем был только внешне.. Испытание верой может оказаться причиной для внутренних или внешних искушений, но само искушение никогда не исходит от Бога» . Со всем этим, наверно, Лютер согласился бы, кроме последнего. И потому он так часто говорит об отчаянии, - что же делать, когда Бог «противоречит» Сам Себе и «искушает», испытывает «неодолимо» и «слишком»? Но разве Бог может испытывать сверх меры? И потому доктор Мартин уверен, что любой человек приходит к мысли, будто Бог не желает его спасения.. Зачем же судить по себе? Лютеранский «бог», быть может, и не желает спасения всех, поскольку своей скрытой волей спасает одних, отправляет в ад многих других только потому, что это ему угодно. Но Бог Библии и Церкви желает спасения всех, о чем не нужно забывать даже в отчаянии..Лютер везде декларирует свое стремление к очищению библейского понимания Бога от схоластики, и потому говорит о схоластах: «они не имеют никакого знания о Боге, кроме философского и метафизического, то есть что Бог есть существо, отделенное от всех творений, как сказал Аристотель – существо, которое верно и созерцает творение в себе. Но какое нам дело до этого? Сатана тоже имеет такое знание о Боге, и соглашается, что Он верен. Но когда знание о Боге передается в богословии, Бог должен быть познаваем и понимаем не как пребывающий в Себе, а как приходящий к нам извне, то есть мы должны утверждать, что Он является нашим Богом. Тот первый, Аристотелев, или философский бог – это бог иудеев, турок и папистов, но нам нет дела до него. Но наш Бог – Тот, Которого являет Святое Писание, поскольку Он дает нам Свое откровение, Свое явление.. и говорит с нами» . Критика схоластики не может не вызывать сочувствия у православных – можно только приветствовать желание сквозь лес аристотелевских категорий и философских абстракций прорваться к Живому Богу. Но тут важно понимать: если схоластика «плоха», то в чем плоха; и что тогда «хорошо». Ссылки на Бога Библии сами по себе еще ничего не объясняют: схоласты тоже верили в Бога Библии, - не надо их делать этакими «законченными» и «невменяемыми» аристотеликами. В этих словах, кстати, Лютер соглашается с апостолом Иаковом: сатана тоже знает Бога, но у него нет доверия Живому Богу и нет дел, взаимодействия с Ним, без которых спастись нельзя.. Лютер желает подчеркнуть, что истинное знание Бога – не философское, которое мог бы получить и посторонний, внешний человек, не обязательно христианин, но внутреннее – даваемое праведной жизнью и верой, как это видно из Писания. Правда, у Лютера Бог почему-то приходит извне, в то время как православие акцентирует внимание на то, что Бог приходит и изнутри нас самих. Потому и появляется схоластика, что Бог воспринимается как посторонний объект вне нас самих – отсюда жажда познать его внешней, философской мудростью. И дело не в том, что в богословии Бог не должен быть познаваем как пребывающий в Себе: Бог познается Церковью и в Себе, и вне Себя, но при этом все равно остается Непостижимым. Проблема в том, что Лютер, испуганный слишком абстрактным и статичным обликом Бога в схоластике, пытается выбрать «конкретный» и «активный» образ Бога – это Бог Писания и предопределения. Тем самым, вместо схоластического искажения божественного на смену ему приходит реформаторское: познание Бога ограничивается Писанием, когда живое общение остается в стороне, а Бог предопределения с Его противоречивой волей, стремящейся то к добру, то к злу, довершает это искажение. Кстати, если у Бога есть скрытая недобрая воля, не выраженная в Писании (там Бог добр), то не уничтожает ли это необходимость в Писании вообще? Таково еще одно противоречие в протестантском познании Бога.Общеизвестна ненависть Лютера к монашеству. Нередко начинаешь подозревать, что здесь есть что-то патологическое: ну, да, - неудачный личный опыт, затем разочарование и до конца жизни – гнев и озлобление. Отныне идея святости и идея монашества находятся для него на противоположных полюсах. Вот и сейчас «достается» блаж. Иерониму: «Иероним в одном месте так восхваляет такого рода святость, что утверждает, что отца и мать, стоящих на пути монаха, который собирается поступить в монастырь.. следует презирать и попирать ногами. Это порочные и презренные слова. В самом деле, Иероним, мы попираем ногами тебя, вместе с твоим Иерусалимом, твоей рясой и твоей пустыней, ведь через служение Слова Божия я призван не в Вифлеем, но в Церковь, в приход, чтобы слышать Слово Божие. Там обитает Бог, там есть Ангелы-хранители, и там я слышу, что должен почитать родителей и с благочестием и верностью посвятить себя своему призванию. Если Бог захочет меня поместить в другое место, Он призовет меня» . Тут опять же нужно подчеркнуть, что слова Иеронима Стридонского надо понимать богоприлично. Т.е. речь, разумеется, не идет о буквальном презрении родителей и попирании их ногами, но о презрении и попирании их дел, т.е. их действий, препятствующих их сыну поступить в монастырь и посвятить всего себя Богу. Это, если хотите, духовное жертвоприношение сына – Богу. Родители же думают, что сын – их собственность, и препятствуют ему, рассуждая по-земному. Но при этом никто не отрицает пятой заповеди о почитании родителей. В то же время наш Господь сказал, что ради Него мы должны оставить всех родных по плоти (Мк. 10, 29), а также, - «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 26). Конечно, и здесь нельзя понимать данные слова буквально: всех нужно любить, но любовь к Богу выше ос-тальной любви.И если Бог призвал человека на путь монашества, Он должен оставить все, как и написано в Евангелии. Но Лютер почему-то уверен, что Бог не может призвать человека к монашеству, а только к исполнению земных обязанностей – домашних или государственных. Призвание же к монашеству, по его мнению, - это своеволие, хотя именно монах отсекает свою волю гораздо больше, чем все остальные. Ну а далее все во вкусе Лютера: попирание ногами блаж. Иеронима, пустыни, рясы и почему-то – Иерусалима. А Иерусалим-то в чем провинился перед немецким вождем?! Неужели тем, что в нем побывал блаж. Иероним? Но ведь там был распят и воскрес Христос, так что Иерусалим не Иеронимов, он – Божий. Но ради своих идей Лютер готов растоптать все. Объяснить же, почему Бог не может призвать человека в Церковь через подвиг монашества он не в состоянии: видимо, доктор Мартин давно уже взял на себя смелость самому решать, как Бог может призывать людей, а как – нет. Бог Лютера не может благоволить монахам. Что ж, мы не должны из-за этого отчаиваться. Главное, что Бог Библии и Церкви благоволит им, в чем нас убеждают 2000 лет истории христианства.. А вот история лютеранства убеждает, что отрицание монашества явно не вызывает одобрения Бога. Лютер констатирует: «После столь великого света Евангелия наша Германия.. кажется почти одержимой сатаною. Наши молодые люди дики и неуправляемы, они не терпят порядка. Пожилые люди зажаты в тисках алчности, ростовщичества и многих других омерзительных грехов» . Да, хорош «свет Евангелия», после которого мы видим такие темные плоды! Лучшим комментарием к этому могут быть только слова настоящего Евангелия: «если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» (Мф. 6, 23). Глубины лютеранской тьмы нам предстоит еще долго постигать..В комментариях на Бытие Лютер касается проблемы посмертного существования праведников. По его мнению, «после смерти душа входит в свои покои и пребывает в мире, и пока она спит, не осознает своего сна. Однако Бог сохраняет душу бодрствующею. Бог способен пробудить Илию, Моисея и т.д., управляя ими так, что они живы. .. Почивающий физическим сном, не имеет знания о событиях, происходящих в доме его соседа. Однако он жив, хотя.. во сне ничего не чувствует. Так же произойдет в той жизни, только иным и лучшим образом» . Читая эти строки, ясно осознаешь, почему адвентисты седьмого дня числят Лютера в своих непосредственных предшественниках. Ведь концепция сна души тут уже есть: душа не осознает, что с ней происходит, ничего не знает и т.д. Однако в притче о богаче и Лазаре в 16-й главе у Луки мы читаем, что Авраам услышал мо-литву богача из преисподней, - стало быть, святые в раю не спят, иначе эта притча Христова должна быть ложной. И когда апостол Павел говорит нам «имею желание разрешиться и быть со Христом» (Фил. 1, 23), то неужели он желает просто спать, покоиться, не осознавать себя и других?! Разве это имеет в виду Христос, когда говорит, что у Бога все живы? Со сном обычно сравнивают смерть, но не жизнь у Бога (сравнение со сном жизни праведников в Ис. 57, 2 имеет в виду упокоение от земной суеты, но не буквальный сон в присутствии Бога).. Зато становится еще понятнее, по какой причине лютеране отвергли молитвы к святым: действительно, если в раю только и делают, что спят, ничего не зная и не чувствуя, то какой смысл молиться спящим и не осознающим себя? Не случайно, что лютеранские тексты осуждают молитвы святым как «призывание мертвых», - конечно, ведь спящие ближе к смерти, чем к жизни. Но это «святые лютеранства», а у Бога святые живут! Между тем, Лютер устремляется в этот «спящий рай», говоря о том, что «мы сами упокоимся в мире, прежде чем зло и скорбь обрушатся на Герма-нию» . Пока другие будут страдать и умирать, мы, «праведники реформации», будет почивать в раю! Эх, вы, «небесные лежебо-ки»!Но Лютер не успокаивается и утверждает следующее: «Они говорят, что.. наказание вечным огнем уготовано проклятым .. Но существует текст, утверждающий обратное.. Представляется, что они также спят и покоятся, но я не высказываю определенного утверждения» . Тогда ясно, почему лютеранам нельзя молиться за умерших: если они спят, то не могут свободно воспринять благодать, которую Бог дарует по этим молитвам; они почти что мертвы.. Чуть ниже Лютер снова говорит, что святые спят, ссылаясь на слова Ис. 63, 16: «Авраам не узнает нас, и Израиль не признает нас». Не знаю, как проклятые, но адвентисты блаженствуют, поскольку узнают свои любимые идеи. Конечно, православие учит, например, тому, что и святые, и грешники, не имеют полноты славы и страданий до Страшного Суда: только тогда, после воскресения мертвых, получив тела, они наследуют полноту вечной жизни или вечной смерти. Поэтому еще можно было бы утверждать, что наказание вечным огнем для грешников еще не осуществляется во всей полноте, но говорить об их сне.. Грешники были бы только рады, узнав, что их наказание откладывается на сотни и тысячи лет – вплоть до Судного дня. Разве богач из упомянутой притчи заснул и не страдал? Но как же тогда сказано, что он был в муках и воззвал к Аврааму?Заметим, однако, что Лютер тут стесняется своих нововведений, и потому все же оговаривается, что он не высказывает «определенного утверждения». Слава Богу, а это немедленно бы стало догматикой лютеранской церкви, и в этом случае адвентистам не понадобилось бы ждать три столетия «откровений» госпожи Уайт.. Тем не менее, эти рассуждения Лютера о «сне души» столь смущают самих лютеран, что комментаторы соответствующего тома сочинений Лютера вынуждены констатировать: «Богословские комментарии по раз-личным вопроса, включая.. бессмертие души, имеют форму, порождающую подозрения в редакторской манипуляции и цензуре» . Манипуляции приписываются одному из учеников Меланхтона: сам Лютер, естественно, ни в чем не виноват, это все Меланхтон, его правая рука, к которому он очень благоволил.. Что касается толкования слов из Ис. 63, 16, то выражение «Авраам не узнает нас» не может пониматься как сон праведного Авраама, ведь в той же притче из Лк. 16 выясняется, что Авраам не спит и знает то, что происходит за пределами лона Авраамова, коль скоро он отвечает на моления богача. В Толковой Библии Лопухина этот стих истолковывается так: «Авраам» и «Израиль» - здесь, очевидно, синонимы: они являются общим обозначением исторического Израиля, или, точнее, того большинства иудейского народа, которое по свое слепоте не признало Мессии и не уве-ровало в Него, когда Он пришел. При таком понимании данного места, лица, говорящие через пророка, заметно выделяются из состава этого большинства: они именно являются представителями того верного меньшинства Израиля, которое узнало Мессию и тем самым оправдало свое Божественное избрание» . Т.е. речь идет о людях, не узнавших Истину: именно такие люди время от времени придумывают басни о том, что святые спят..В одном из фрагментов Лютер делает любопытные рассуждения о природе ереси, которые мы считаем нужным привести: «Еретики видят, что не смогут стать знаменитыми, если останутся в общении со всеми и в гармонии с Церковью. «Что же мне делать?», - говорят они. «Мое имя -  в полной безвестности, его не почитают в других царствах и землях. Следовательно, я должен испробовать способ, посредством которого я мог бы подняться над землей, дабы люди могли увидеть, чего я могу до-биться». Затем возникает ссора из-за первородства и звания Церкви. Но амбициозные духи такого рода попирают ногами истинную Церковь. Таким образом, здесь Исав и его жены не считали Исаака и Иакова истинной Церковью .. В наше время Мюнцер широко распространил подобные слова: «Разумеется, Лютер и прочие начали Евангелие, но они не продвигают его дальше». Таким же образом эти две дамы призывали Исава реформировать Церковь» . Конечно, Лютер здесь рассуждает о соответствующих событиях из Ветхого Завета, но вот вопрос: думал ли он о том, что все эти рассуждения могут быть применимы и к нему? Разве он не порвал с Церковью, и не нарушил гармонию с ней, став вождем реформации? Разве он не испробовал способ, чтобы стать знаменитым? Разве он не вступил в ссору с католиками из-за первородства (в смысле – кто происходит от апостолов и отражает дух первохристианства) и звания Церкви? Но, - и тут Лютер тоже прав, - амбициозные духу такого рода попирают истинную Церковь.. Естественно, лютеране бросятся защищать своего любимого идола, - они скажут, что он был верхом смирения, и только заблуждения католической церкви заставили его действовать подобным образом, создавая новую ересь и раскалывая церковь. Почему же за эти столетия таким же образом не поступили другие христиане, - что же, Лютер был «самый правильный» из всех? И здесь вы получите утвердительный ответ, и тогда все «только» реформации - «только вера», «только Писание», «только Христос», - мгновенно превратятся в одно: только Лютер!Что касается жен Исава, то «жен» хватало и при Лютере, и эти «дамы», из числа бывших монахинь, не могли не призывать своего «немецкого Исава» реформировать Церковь, ибо только так они могли прикрыть свой позор и отказ от Божьих обетов – путем «нового евангелия», превращающего все обеты и всю прежнюю нравственность в ничто одним мощным ударом молота «оправдания». Конечно, немецкий Исав-Лютер и его «жены» не могли считать католиков и православных истинной Церковью, ибо мнили себя святее всех святых.. Лютер критикует Мюнцера за то, что он решил продвигать «Евангелие» дальше. Но ведь Лютер и сам критиковал католиков за то, что они не желают «продвигать» Евангелие! Зачем же порицать человека, который решил оказаться еще более «продвинутым» протестантом, чем признанный немецкий вождь? Обоими ведь двигал один дух – гордыня, желание противопоставить себя всей Церкви, ощущение, что только они правы.. Если этот дух заражает человека, то он двигает им до тех пор, пока не приводит его в бездну преисподней, - и тут бессмысленны порицания «радика-лов» за то, что они преданы этому духу больше, чем Лютер. Чтобы порицать их, от духа гордыни нужно отказаться совсем, но.. не все так просто.. Бог избрал Иакова, а не Исава, и вот Исав обиделся.. и решил реформировать Церковь.Действительно, история, в которой можно провести аналогии с историей Лютера: он чувствует, что Бог избрал не его, но Церковь, ее великих святых; в ответ он начинает ненавидеть Церковь, провозглашает собственное избрание, назначает себя избранным Богом, и решает изменить Его Церковь.. Но изменение Истины может привести только ко лжи, и доктор Мартин не за-мечает, что он попирает ногами истинную Церковь. А теперь он беспокоится: «мы не имеем той же веры, мы храпим, мы полумертвы, наши глаза затуманены, мы тугоухи, наши сердца отпадают и колеблются, они имеют – и не беспокоятся о том, что имеют» . Чего же Вы хотели, мейстер Мартин, ведь Вы сами реформировали веру, - и вот результат, - реформированная истина оказалась полумертва.. Тем не менее, по вашей собственной догматике, вы должны считать себя оправданными и святыми, - тугоухими, затуманенными, храпящими «праведни-ками», - ведь и у этих, отпадающих и колеблющихся, есть же «вера». Да, совсем забыл, - ведь у вас даже святые в раю спят! Тогда храпящие и полумертвые лютеране – это просто идеал для реформированного Вами христианства, - нечего на зеркало пенять..Будучи сторонником «жесткого» предопределения, Лютер должен был критиковать тех, кто понимает предопределение не совсем адекватно: «они говорят: «Если меня предопределили, то я буду спасен, хорош я или плох. Если меня не предопределили, то я буду осужден, независимо от моих дел».. если эти утверждения истинны.. то с воплощением Сына Божия, с Его страдания, воскресением и со всем, что Он совершил для спасения мира, полностью покончено. Чем помогут Пророки и Святое Писание? Чем помогут Таинства? Поэтому давайте отвергать и попирать ногами все это .. Однако вам не дано выносить решения о неисследимом. Почему же вы сомневаетесь или отбрасываете веру, дарованную вам Богом? Какой цели служило пришествие Его Сына, Его страдание и распятие за нас? Какая польза была в учреждении Таинств, если они неопределенны или вовсе бесполезны для нашего спасения? Ведь иначе, если бы кто-то был предопределен, он спасся бы без Сына и без Таинств или Святого Писания.. Но все это – ложь сатаны, при помощи которой он стремится заставить нас сомневаться и не веровать, хотя Христос пришел в этот мир, чтобы дать нам полную уверенность.. Рим. 11, 29 гласит: «Дары и призвание Божие непреложны». Так я учил в моей книге «О рабстве воли».. что следует проводить различие, имея дело с познанием, или скорее с субъектом Божества. Поскольку надлежит рассуждать либо о скрытом Боге, либо о явленном Боге. По отношению к Богу, когда Он не явлен, не существует ни веры, ни познания, ни понимания .. Ведь мысли такого рода, исследующие нечто более возвышенное или находящееся вне Божия откровения, являются совершенно сатанинскими. С их помощью мы не достигнем ничего иного, кроме погружения в погибель.. Почему бы лучше не позволить Богу сохранять Свои решения и тайны сокровенными? .. Если вы слушаете Его, крещены во имя Его и любите Его Слово, тогда вы несомненно предопределены и утверждены в своем спасении. Но если вы хулите и презираете Слово, вы осуждены, поскольку неверующий осужден» .Эти пояснения кое-что разъясняют, но все равно оставляют множество вопросов. Да, если верить в абсолютно безусловное предопределение, то в этом случае не нужно было бы воплощения, страданий и воскресения Христа. Но этот аргумент легко разбивается: можно сказать, что Бог предопределил спасти часть людей через распятие Христа. Так и говорят сторонники Кальвина. Лютеране, однако, убеждены, что Христос пострадал за всех. Хорошо. Но вот Лютер ссылается на свой трактат «О рабстве воли», а там мы читаем, что человек спасается безо всякого свободного волеизъявления со своей стороны. Стало быть, и получение веры, и спасение по вере, - происходят с участием только Бога, а человеку в этом процессе уготована роль пластилина. Отсюда простой, много раз делавшийся вывод: если одни спасаются без их свободного участия, то остальные погибают только потому, что их почему-то не спасают, а это и есть двойное безусловное предопределение, но только облеченное в «стыдливые» одежды. Поэтому-то Лютер пускается в рассуждения о явленном и скрытом Боге: согласно явленной воле Бога, Он всех желает спасти, - будем веровать в это, ведь Он открыл это в Писании. Но есть скрытая воля Бога, согласно которой Он спасает почему-то не всех, а только избранных. Почему не всех? А-а! Скрытая воля непостижима, ей нельзя задавать вопросов, иначе мы погибнем. И в итоге возражения против предопределения, с которыми спорит Лютер, остаются непобежденными: зачем тогда таинства и наши усилия? Правда, в конце он говорит: если вы слушаете и любите Слово и крещены, то вы – предопределены. Это могло бы быть похоже на условное предопределение, т.е. спасение в зависимости от нашей жизни согласно Христу, но ведь Лютер верит в спасение независимо от дел, а в свободу воли, наоборот, не верит. Хорошо, человек любит и слушает Слово, но ведь веру-то он получил помимо себя самого, веру в него вложили, - призрак безусловного предопределения продолжает бродить по лютеранской догматике. И потом, что значит «слушает и любит Слово», ведь это еще не признак благочестия, - человек может слушать Евангелие, но все будет пролетать мимо, как в притче о сеятеле; человек может думать, что любит Бога, а нас самом деле это только пустые слова. Бог ведь будет судить по делам! Но лютеран дела не так уж интересуют: нет, они являются признаками веры, но несколько туманными.. Лютеранская догматика все равно будет учить, что главное – это вера, а то, что у тебя не все хорошо с делами – это искушение, навеваемое сатаной; всегда помни, что ты спасен по вере и не зацикливайся на делах. Таким образом, Лютер так и не смог объяснить, что же делать людям и их свободе выбора с безусловным предопределением, со спасением по вере: получается, что можно действительно опустить руки. Помнится, Лютер что-то говорил о пассивности.. как женщина при зачатии..Немецкий реформатор настолько ненавидит человеческую свободу, что даже тогда, когда католики подчеркивали, что человек должен совершать дела для спасения, но не уповать на них, он выступал против этого, рассматривая данный подход как противоречие: для него упование – это полная уверенность, т.е. спасение может быть только раз и навсегда, в нем всегда нужно быть уверенным на 100%. Непонятно, однако, как утверждения католических теологов о том, что не нужно уповать на дела согласуются с доктриной заслуг и практикой индульгенций.. Тем не менее, Лютер до смерти боится дать нашей свободе этот шанс – соучаствовать в спасении человека, ведь тогда получилось бы, что нельзя быть до конца уверенным в собст-венном спасении. Бог спасает нас, но ведь мы грешим и не хотим, чтобы он нас спасал.. Отныне Бог спасет нас сразу, даже несмотря на то, что мы грешим; в противном случае, думает реформатор, если бы Бог спасал нас в зависимости от дел, были бы сомнения в результате, и Крещение и прочие таинства были бы бесполезными – иными словами, благодать не может не спасти человека, а это и есть полное отрицание свободы; доктору Мартину не приходит на ум, что если благодать не может не спасти человека, то таинства уже не нужны, - достаточно благодати, данной изначально по вере..Т.е. Лютер настолько измотан католической теорией заслуг, что он и минуты не может терпеть никакой определенности в данном вопросе: его уже не волнует, что Бог будет судить по делам, а дела предполагают некоторую неопределенность, - как же можно заранее быть уверенным, что у тебя таковые дела есть, да не просто дела, а те, что Бог мог бы счесть святыми? Католики жаждали такой уверенности с помощью заслуг и индульгенций, но Лютер, как известно, избрал значительно более короткий путь, - через веру в Христа: Христос за тебя все уже сделал. Тогда непонятно, какой смысл вообще судить человека по делам? В этом «я должен быть уверен, что я спасен» проявляется новый дух: он был и у католиков, но они предлагали слишком громоздкий путь, который Лютер упростил до минимума. Этот дух уверенности в достоверности спасения верно подметил Хайдеггер: «..idea превратилась в perceptio (восприятие) .. Достоверность в качестве самоудостоверения (воления-самого-себя) есть iustitia в смысле оправдания отношения к сущему и к его первой причине, и тем самым – принадлежности к сущему. Iustificatio (оправдание) в смысле, приданном этому слову Реформацией, и ницшевское понятие справедливости как истины – одно и то же /../ они движимы одинаковым стремлением к обеспечению (покоримости, доступности, обеспеченности) бытия человеком и для человека» .В том-то и суть: платоновская запредельная идея превращается в субъективное восприятие в новоевропейской философии (напр., в философии Локка); вся объективная христианская догматика сводится у Лютера и протестантов к моей субъективной, индивидуальной уверенности, что я спасен.Спасение теперь доступно человеку и для человека «здесь и сейчас», оно перестает быть чем-то запредельным, небесным, и сразу же становится «моим». Парадоксальным образом, хотя реформация утверждала, что спасение только во власти Бога, но тот факт, что я могу с полной достоверностью быть уверен, что спасен, означал, что спасение теперь – в моей власти. Оно теперь становится неотъемлемым  моментом моего воления-самого-себя. Теперь, как ни странно это прозвучит, и Бог управляем мною, ибо, будучи навсегда оправданным и спасенным, я могу все свои желания и действия рассматривать как волю Бога. В средние века субъект изнывал от неопределенности, будучи под контролем Бога и церкви; отныне все меняется: есть определенность спасения, и теперь все под моим контролем, ибо моя вера решает все. Именно она дает полную уверенность, полную достоверность того, что Бог тебя спас и что события в твоей жизни будут развиваться именно таким, а не иным способом. Верю, следовательно, существую; следовательно, существует спасение, и даже спасающий Бог.. Догмат оправдания по вере в Христа, предложенный реформацией, в конце концов, всегда сводится к одному пункту: если я верю, что я верю, следовательно.. есть все, что нужно субъекту для обеспечения его бытия. Всегда должно быть, чтобы существовал я со своей «верой в веру», ведь в противном случае рухнет само сущее.. Я верю, что я верю – именно это должно всегда сопровождать верящего субъекта, и тогда – мир спасен, и люди.. и Бог! Так закладывается фундамент будущего антропоцентризма. И так сходит со сцены средневековый теоцентризм. Лютеру не нравилось абстрактное представление о Боге у схоластов, и он дает предельно конкретное: существует только Бог, оправдывающий тебя по вере. В итоге получилось: существует только моя вера, оправдывающая Бога..Критикуя монашество, Лютер не только приписывает ему всевозможные грехи, которые только можно приписать, и не только упрекает монахов в безбрежном аскетизме и уповании на дела, но он - и об этом не нужно забывать - не верит в успех монашества, не верит, что даже этим путем можно победить грех. Вот пример: «следует отвечать этим немощным и похотливым свиньям, что целомудрие Иакова, имевшего 4, 5 или 100 жен, больше целомудрия, которое обнаруживается во всем их целибате, даже если они воздерживаются от блудниц. Давайте пред-ставим себе кого-то действительно безбрачного и пребывающего в полном воздержании. Все же очевидно, что Иаков в 100 раз более целомудрен. Поскольку тот безбрачный распаляется от похоти и кипит день и ночь. Во время сна у него случаются пол-люции, бодрствуя, он вновь ощущает зуд. Что это за целомудрие – жить, воспламеняясь похотью?» . Справедливости ради, заметим, что чуть ниже Лютер подчеркивает, что он против навя-занного, не добровольного целибата католических священников, но общий смысл данных слов таков, что аскетическое воздержа-ние не ведет к спасению, поскольку является мнимым, ведь люди не могут до конца избавиться от греха: он приводит примеры святых и утверждает, что они так и не смогли очиститься от похоти. А если так, то чего, дескать, напрягаться: лучше вступать в брак. В этом причина отрицания реформатором любого аскетизма: его пессимизм, неверие в то, что грех в реальности вообще можно победить, - видимо, даже с помощью благодати.Тут есть некое частичное неверие в Бога: грех настолько силен, что побеждает даже усилия Творца. И потому Лютер предлагает виртуальное, теоретическое спасение: ты спасен по вере, в абстракции, даже если конкретно не можешь преодолеть грех, - а кто может его преодолеть? Итак, в аскетическое целомудрие Лютер не очень-то верит: его убедил в этом личный опыт. То, что жития подвижников полны множеством примеров успешной борьбы с грехом, его не убеждает, - для себя он решил, что все это так.. древние истории.. Тогда остается целомудрие в браке. Из комментариев на Бытие вообще следует, что Лютеру ближе именно Ветхий Завет с его семейственностью, домашним очагом, женами. Аскетизм Нового Завета с Иоанном Крестителем, апостолом Павлом и Самим Господом Иисусом Христом кажется чем-то недосягаемым, невыполнимым. И потому Лютер так подчеркивает мирскую праведность, праведность Закона – в рамках этого люди еще в силах что-то сделать, а вот аскетическое воздержание и безбрачие.. Миссия невыполнима.. Но тогда и христианство оказывается в чем-то существенном невыполнимым.. Да, благочестивым и целомудренным христианином может быть и семейный человек, но без монашества христианство потеряло бы.. вкус соли..Но Лютер этого не чувствует и видит, что реки зла заливают мир. Впрочем, он убежден, что Бог охраняет мир с помощью ангелов: «если бы Господь не управлял миром с помощью Своих Ангелов хотя бы на протяжении одного дня, сатана, несомненно, внезапно поразил бы весь род человеческий, ограбил и изгнал бы его, уничтожив его голодом, чумой, войной и пожарами. Это пришлось бы терпеть не только нечестивым, но и праведным. Но нам следует без сомнения утверждать, что мы можем быть уверены и не опасаться столь великих зол под защитой воинств небесных .. Итак, Бог руководит и управляет как праведными, так и нечестивыми. Когда все уже кажется на грани разрушения, не следует полностью отвергать всякую надежду и уверенность. Жди, терпи и держись! Бог по-прежнему жив, Ангелы правят и защищают. Как бы ни казалось, будто они забыли о своем долге.. в действительно они не избегают исполнения своего долга .. Как деревенский житель не понимает чудесной согласованности столь многих звуков в органе.. так и нам кажется, будто все вещи совершаются случайно.. что Бог спит, а сатана бодрствует и правит.. Это происходит потому, что мы еще не пребываем в том свете, которым наслаждаются Ангелы, и еще не видим взаимоотношений греха и праведности.. Потому давайте усвоим, что управление Ангелов непреложно, и что злая воля сатаны преодолевается безграничной милостью Бога» .По этим словам видно, как сражаются в Лютере две мысли: одна говорит, что мир под Божьей охраной, все в порядке, ангелы на страже спокойствия этой вселенной; но другая подсказывает, что мир на грани разрушения, что звезды скоро спадут с неба, что сатана настолько силен – ему никто не может противостоять и нечестивые постоянно одолевают праведных, - паписты, турки, язычники. Тут мы воочию наблюдаем, как Лютер воюет со своим отчаянием: кажется, что Бог спит или даже, что Он умер, как скажет один лютеранин три с лишним века спустя, - и Лютер как заклинание произносит слова: Бог жив, Он не спит, Он милостив, Ангелы бодрствуют. Не надо стонать, надо надеяться. Да, надеяться надо, но все-таки не нужно забывать, что лютеранская вселенная изначально родилась на грани отчаяния и разрушения, когда Бог почти умер и апокалипсис вот-вот начнется. Догмат оправдания помог этой вселенной избежать полного краха, но это лишь мысленно, как бы во сне. Стоит проснуться, - и увидишь: Церковь разрушена, храмы пусты без благодати и в гробнице, - Лютер, который так и не воскрес..Говоря о поклонении Богу в Иерусалимском храме, Лютер подчеркивает: «..лжепророки имели обыкновение.. говорить: «Бог вездесущ, поэтому Его можно почитать и Ему можно поклоняться во всяком месте..» .. Действительно верно, что Бог не привязан ни к Иерусалиму, ни к какому-либо иному месту, и Он также способен спасать в других местах .. Но попробуй, - и посмотри, что ты получишь! Измышляя формы поклонения по собственному суждению, ты подвергаешься опасности Божия гнева. Своей всемогущей силой Бог мог бы спасти человечество без Христа, без Крещения и без Слова Евангелия. Он мог бы просветить сердца людей внутренне, Святым Духом, мог простить грехи без служения Слова и без служителей. Но Его воля была не такова. И Бог очень строго запретил все ложные формы почитания и поклонения» . Т.е. реформатор хочет сказать, что Бог для спасения людей избирает упорядоченное могущество, а не абсолютное: поэтому Он спасает мир через Христа, Церковь, Таинства, а не непосредственно. Для этого же и в Ветхом Завете, и в Новом существуют вещественные святыни, - например, храмы. Казалось бы, вполне ортодоксальная позиция. Но не тут-то было: чуть далее наш герой обрушивается на католические паломничества к святыням. И теперь не потому, что это опора на «дела», а якобы из-за того, что тем самым предаются забвению таинства и прощение грехов в них. Да уж..Разумеется, сакраментальная практика в католичестве подвергалась искажению, - например, причащение под одним видом. Но не Лютеру говорить об этом, ведь большую часть таинств он отверг, а остальную исказил в большей степени, чем католики – в частности, таинство покаяния. Стало быть, дело не в паломничествах, ибо лютеране натворили бед с таинствами и без них, а остальные протестанты вообще отвергли таинства, хотя относились к святыням еще более отрицательно, чем сторонники Лютера. Проблема здесь в другом: Лютер, как обычно, пытается совместить две позиции, - с одной стороны, как истинный протестант, он не может обойтись без абсолютного могущества, без непосредственного действия Бога, - это видно и в его теории спасения, и в отрицании почитания святынь. С другой, он все еще наполовину католик, и поэтому пытается сохранить часть таинств и представление о том, что Бог спасает людей через упорядочен-ное могущество, т.е. через Церковь. Но, как мы видим, такая позиция непоследовательна: либо нужно вернуться к традиционной вере, либо, как радикальные протестанты, уничтожить остатки Церкви и таинств. В последнем случае, кстати, нужно уничтожить и Писание, поскольку оно тоже является посредником, и его дала нам именно Церковь. Тогда «абсолютное могущество» будет полным. Только не Бога, а безбожия.. Лютер к такому, к счастью, не был готов..Но его метания между Церковью и полным отказом от нее часто порождали отчаяние. Вот он жалуется: «Когда я видел, какое презрение, отвращение и ненависть к Слову исходят от людей после возрождения света Евангелия, я сам часто думал: «Зачем я начал учить? Или почему я продолжаю этим заниматься, когда люди все больше и больше неистовствуют против нас..?» Но это следует терпеть, и мы должны сделать вывод, что Бог сокрыт.. Он в самом деле скрыт, и все же, Он не скрыт, поскольку плоть препятствует нам смотреть на Него. Она ропщет, скорбит, неистовствует, гневается и вопиет: «Я самая несчастная, покинутая и презренная».. Итак, кажется, будто Бог совершенно покидает нас и отвергает нас, поскольку Он сокрыт от нас.. Но в вере, Слове и в Таинствах Он явлен и видим» . Итак, Лютер был безутешен от того, что проповедь новой веры вызвала такое сопротивление. Он жаждал утешения, поскольку испытывал такое одиночество, одиночество ересиарха: один против всей Церкви. Тут Лютера было кому утешить: соратники, дамы, из числа сбежавших монахинь.. Но хотелось-то утешения божественного.. А его как раз и не было.. И тогда, как обычно бывает, человек внушил себе, что вот это человеческое утешение, - внушение себе, что прав только ты, да и соратники тебя в этом убеждают, и дамы вокруг уверены в правильности твоих взглядов, - это и есть утешение от Бога. И тогда несчастный, покинутый и презренный Лютер превращается во всеми признанного и любимого вождя: мы – протестанты, с нами – Бог! И тогда Бог не сокрыт, - Он явлен в Слове и Таинствах, но более всего, - Он явлен в Лютере! О, чудесная новая вера! Казалось, что Бог покинул и отверг Лютера, а вышло - что Он всегда был с ним.. Реформатор гонит прочь тревожные мысли: может, все наоборот, - Бог действительно покинул и отверг протестантизм, а новая вера, новая церковь и новые таинства - сплошные фикция и обман? Нет, убеждает себя реформатор, Бог ошибаться не может. А на деле вышло: Лютер ошибаться не может.. Иначе он совершил бы поступок Иуды, как сам признавался.....Кровосмесительный грех не дает успокоиться Лютеру в одном эпизоде. Он рассуждает о предках Христа и при этом говорит так: «Иуда, славный Патриарх, отец Христа, совершил этот невообразимый инцест, дабы Христос мог родиться от плоти, отъявленно греховной и оскверненной крайне постыдным грехом. Ведь он зачал близнецов от блудницы-кровосмесительницы, собственной невестки, и из этого источника впоследствии произошел род Спасителя. Здесь Христос должен стать грешником в Своей плоти – настолько постыдным, как это только возможно для Него. Плоть Христова происходит от кровосмесительного союза, а также плоть Девы, Его матери и всех потомков Иуды, дабы можно было таким образом указать на неисследимые пути благодати Божьей, поскольку Он воспринял человеческую природу от ужасно загрязненной и оскверненной плоти. Богословы-схоласты спорят о том, родился ли Христос от греховной или от чистой плоти, либо о том, сохранил ли Бог от основания мира чистую частицу плоти, от которой надлежало родиться Христу. Потому я отвечаю, что Христос воистину родился от истинной и естественной плоти и человеческой крови, испорченной адамовым первородным грехом таким образом, что ее нельзя было исцелить.. Соответственно, когда дело дошло до Девы и до той капли девственной крови, исполнилось реченное Ангелом.. Воистину, Мессия родился не силою плоти и крови.. Однако Он пожелал родиться от общей плоти и от этой испорченной крови. Но в момент оплодотворения Девы Святой Дух очистил и освятил греховную плоть, уничтожил яд сатаны и смерти, которым является грех.. Христос является сыном Адама .. которым мы все должны быть очищены и освобождены от греха.. это написано ради Христа. Святой Дух пожелал, чтобы Он как можно глубже погряз в грехе. Поэтому Его надо было замарать инцестом, и Он должен был родиться от оскверненной крови» .В этих словах – весь Лютер. Ему всегда нравится подчеркивать тяжесть и омерзительность греха, чтобы потом, по контрасту, акцентировать внимание на полноте освобождения. Вот и здесь он противопоставляет свет и тьму, балансируя при этом на грани какого-то «почти кощунства». Нет, вообще-то все благопристойно: Лютер пытается подчеркнуть истину Богово-площения, тот факт, что Христос действительно стал Человеком, таким же, как мы, но кроме греха. Он принял на себя искривленную грехом человеческую природу, чтобы выпрямить ее, исцелить. Лютеру, похоже, очень нравится лишний раз посмаковать грех Иуды и Фамари, чтобы каждый мог почувствовать, - Христос действительно был одним из нас, в его роду была не только одна святость, но были и тяжелые грехи. Все это так. Однако не следует при этом думать, что вплоть до рождения Иисуса Христа от Преблагословенной Девы в крови Его предков только и было, что сплошная скверна и кровосмесительный грех. Лютер этого и не утверждает, но создает подобную атмосферу своими яркими высказываниями.. В родословной Христа по плоти были не только ужасные грехи, но и сияние праведности. Кроме того, православные авторы подчеркивали, что Бог избирал в родословной Христа лучших, чтобы очищалась плоть и кровь его предков, и, в конце концов, смогла появиться Дева невиданной чистоты – Пресвятая Мария. При этом для православных важно подчеркнуть, что предки Христа сражались с грехом с помощью Божьей, и что грех победим с помощью благодати. Этот же мотив особенно акцентируется в подвиге Богоматери, Которая еще в детстве добровольно отвергла грех и решила посвятить Себя Господу Богу. Роль благодати Божьей при рождении Христа видна не только в Благовещении, но и в рождении Самой Марии от неплодных Иоакима и Анны.У Лютера же иная логика: ему нравится подчеркивать, что предки Христа уступали греху вплоть до самого последнего момента, пока не явилась благодать Божья и не сокрушила этот грех в Богоматери, чтобы смог родиться Спаситель. Здесь видна протестантская догматика: человек не участвует в собственном спасении, от греха его освобождает благодать Божья без его свободы. Для Лютера мало что значит добровольность нравственного подвига Девы Марии и ее предков, поскольку он против аскетизма и спасения по делам. Поэтому у него как-то не очень ясно, что промысел Божий, приведший к воплощению Христа от Марии Девы, взаимодействовал с человеческой свободой Его предков и выбирал тех из них, которые оказались достойны благодати. У вождя реформации все тонет в скверне и ужасных грехах, пока благодать Святого Духа в момент Бла-говещения не очищает природу Девы.Возможно, я преувеличиваю, но богословская тенденция Лютера подчеркивать полную испорченность человеческой природы и ее полную неспособность взаимодействовать с благодатью, - налицо. Добавим, что такое ощущение мерзости и неизбежности греха, подавленности им, как у Лютера, в определенной степени свойственно всему западному христианству. Не случайно католики придут к догмату о непорочном зачатии Богоматери: именно чтение Лютера позволяет лучше понять эти мотивы. После такого ощущения человеческой скверны возникает мысль, что Христос не мог быть ей причастен, иначе это оскорбляло бы Его. Но тогда, мысля логически, и Его Мать тоже не могла быть причастна этой мерзости греха. Здесь пессимизм в восприятии человеческой природы находит свое завершение. Только у католиков это отвращение от мерзости приводит к ложному догмату о Богородице, уничтожающем свободу Ее нравственного подвига, а у Лютера, который отрицает почитание Девы, и потому ему не так важно, от Кого родился Христос, этот же пессимизм приводит к ложному догмату о спасении, где также уничтожается свобода выбора.Часто Лютер, сравнивая собственных сторонников с презренными папистами, не стесняется подчеркивать роль своих единоверцев в спасении мира: «Итак, Бог сегодня с нами, поскольку у нас есть Слово и Таинства. Он говорит и действует через нас, Он освобождает многих от смерти и вечного проклятия. Мы – спасители мира, и все хорошее, что есть у Германии.. получено от тех отвергнутых, презренных и проклятых людей, которые называются христианами» . Под христианами, конечно, здесь имеются в виду лютеране.. Честно говоря, эти и подобные этим слова, которые постоянны у Лютера, доказывают не только опасность отделения от Церкви, но и вообще опасность сосредоточения на критике кого-либо (последнюю опасность многократно чувствовал на себе и автор данной работы). Освободясь от католичества, Лютер получил травму на всю жизнь: до конца своих дней он принужден был оправдывать этот свой уход и постоянно, каждый день, возобновлять в своей памяти крайне отрицательный образ католичества и конкретных его представителей – пап, кардиналов, священников, монахов и т.д. Никто из них, конечно, не был без греха, но здесь важно было подчеркнуть глубины падения римской церкви и невозможность очиститься от этого падения в ее рамках. Здесь неизбежен был переход к «крайностям» и «преувеличениям». Мы уже не один раз знакомили читателя с образцами критики Лютером католиков: не говоря уже о том, что это просто слишком оскорбительно, тут еще и чересчур легкое обращение с фактами: получается, что чуть ли не все папы, кардиналы и монахи только и делали эти полторы тысячи лет, что омерзительные грехи. Конечно, Лютер может и похвалить. Чаще всего эти похвалы достаются блаж. Августину, ведь Лютер был монахом его ордена, да и в богословии немало от него почерпнул. Реже – другим отцам Церкви (в основном латинским). Еще реже – монахам и схоластам. И все равно, у читателя Лютера непременно возникнет впечатление, что вся история Церкви после апостолов и до рождения нашего героя – это практически сплошная череда грехов, искажений и чудовищных личностей. Общее впечатление здесь всегда важнее некоторых частностей.Протестанты усвоили это впечатление навсегда. Именно Лютер был здесь первоисточником. Разумеется, ему часто приходилось совершать грех осуждения, да и от лжи здесь трудно удержаться.. Критика критикой, но Лютер часто переходит грань дозволенного, - что поделать, над ним, как над ересиархом, нет какой-то общности, которая указала бы на его «излишества». А в лютеранской общности он – хозяин, т.е. над ним нет никого.. Есть, конечно, Бог, но Лютер уверен, что Он его навечно оправдал и, стало быть, благословил любые его выпады в адрес католиков. И тут возникает соблазнительный вопрос: если католики так плохи, что праведных у них нет ни одного, то кто же вместо них? Христос? Но это и так понятно. А кто из людей? Апостолы? Но они были так давно. А кто «здесь и сейчас»? Гуса сожгли, Эразм так и не перешел в лагерь немецкого реформатора, - значит.. Правильно, - сам Лютер и его сподвижники! Тут уместно вспомнить слова из книги Деяний: «Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто?» (Деян. 19, 15). Известно кто, - после столь яростных и долгих обличений католической тьмы Лютер рисует знакомый миф: мы – луч света в темном царстве, мы – спасители мира, мы – лучшие из лучших, а католики худшие из худших, мы общаемся с Богом, а они общаются с сатаной, мы – отвергнутые из отвергнутых, а они купаются в роскоши. Человечество уже не раз сталкивалось с подобной ситуацией: одно мировоззрение приходит на смену другому, - естественно, велик соблазн окрасить это событие в черно-белые тона, и очень немногие этого соблазна избегают.. Лютер избежать его не сумел и потому он не очень-то и смущается, заявляя: мы – спасители. Кто-кто?!Водоворот гордыни здесь затягивает с огромной скоростью, пусть это не только личная гордыня, но и «ролевая».. В роли «главного гордеца» оказался доктор Мартин.. Мы знаем, что Лютер сопротивлялся этой бездне, но.. Ну, ладно, вы – спасители. Однако далее Лютер жалуется, что многие пасторы деревенских церквей страдают в нужде и голоде, - где же пожертвования на церковь? То ли прихожан мало, то ли они скупы.. Потом идут жалобы на дворян: они разграбляют не только монастырское имущество, но и приходское. Позвольте, но ведь это – прямой результат проповеди самого Лютера и других «спасителей». Именно они за 400 лет до большевиков провозгласили лозунг «грабь награбленное». Так какие же могут быть претензии к дворянам, что они разграбили монастыри, ведь для Лютера монашество – это несомненное зло? Ах, они еще вдобавок разграбили приходское имущество? Но ведь если уж человеку позволили грабить, то, войдя во вкус, трудно остановиться.. И по-том, эта евангельская свобода.. Что, не хватает пожертвований? Но, опять же, сам доктор Мартин не раз заявлял, что жертвы теперь не так уж нужны, коль скоро мы спасаемся через жертву Христову, а не благодаря нашим презренным делам..Что же, «спасители» торжествуют и свет приходит на смену тьме. Только от Бога ли этот свет? Лютера можно понять: он отверг Церковь, он оказался отлученным от нее, но он чувствует свою правоту. Здесь есть нечто от ощущения Каина: вот, Бог тебя отверг. Бог не может быть виноват, но и я не чувствую себя виноватым. Виновата община, которая меня исключила. Я ощущаю себя изгнанником. Сатана, первый и самый главный изгнанник, зовет меня к себе. Я не хочу к нему, но я не желаю и возвращаться в Церковь. Так Лютер и повис посередине бездны – между Богом и дьяволом. В этот момент может вырваться и такая «молитва»: «О, убей меня, дорогой Господь Бог!» . Но середи-ны между Богом и дьяволом не бывает, а если и бывает, то она – на дьявольской стороне;.. И тогда возникает «саморазогрев» - истина на моей стороне, не на Божьей или сатанинской, а на моей! Разумеется, мы все способны облечь эту «истины» в приличные и даже красивые слова. Лютер смог это сделать очень убедительно. И скудный свет его «евангелия» засветил людям.. Но даже он дал миру Баха, - как же велик свет Христов!Мы уже касались вопроса о том, что отношение Лютера к астрологии хотя и отрицательно, но все же оставляет какие-то сомнения. В толковании на 40гл. Бытия он говорит также о снах: «У фараона в царстве имелось множество мудрых и ученых мужей.. Среди них были опытные астрономы и астрологи. Эти искусства особенно распространены среди халдеев, но их толкования двусмысленны и неопределенны, хотя временами они согласуются с результатом. Так, часто у игроков в кости выпа-дает Венера. Юлий Цезарь видел сон о том, что он обесчестил свою мать. Этот сон был показан ему сатаной.. Сатана – могущественный и необыкновенный дух.. Иногда.. его сны и объяснения случайно согласуются с результатом, а иногда – нет. Это случается потому, что они проистекают из очевидных причин. На протяжении 20 или 30 лет он наблюдает  за замыслами и размышлениями при дворах. Затем он видит, как расположены органы тела и души. Он также видит, как подготовлены и обучены князья, каковы их настроения и обыкновения. Из этого он извлекает множество выводов. Так, герцог Георг предвидел, что двое его сыновей встретят смерть еще при его жизни. Соответ-ственно, сатана может очень легко посылать сны, а позднее предъявлять свои толкования» . Конечно, никто не спорит, что сатана может посылать сны или способствовать пророчествам. Только Лютер приписывает здесь сатане слишком уж большое могущество: вот и кости выпадают, как надо сатане.. И если бы речь шла только о язычниках..Но ведь герцог Георг – христианин, и известный астролог Лихтенберг, частичное исполнение пророчеств которого Лютер признает, - тоже вроде бы христианин. Получается, что сатана опутал столь могущественными сетями и христиан? Ведь один из главных сподвижников Лютера Меланхтон тоже увлекается этой проклятой астрологией! Разумеется, христиане много согрешают и тем самым открывают себя действию сатаны. Но немецкий реформатор приписывает тут дьяволу едва ли не всеведение: и то он знает, и это, и кто знает пределы могущества его? Такое ощущение власти сатаны очень характерно для Лютера, - и как с этим жить? Ведь такое интенсивное ощущение силы дьявола не способствует истинной борьбе с грехом. Да, сатана очень силен, но все-таки подвижники сосредотачивали внимание на методах борьбы с ним, а не рассматривали в линзу его могущество. У Лютера во многом не так: какие методы борьбы с дьяволом может предложить он? В конечном итоге только один: мы оправданы во Христе. Но это ошибочный метод, ибо вскоре внуки и правнуки Лютера сделают по-своему логичный вывод, что сражаться с сатаной вовсе не следует, ибо его уже победил Христос.. Посмотрите, как легко изгоняют дьявола пятидесятники, - что же, бес с бесом всегда договорятся..Пока же Лютер рассуждает об ужасном образе Бога, который предлагают паписты: «при папстве мы больше содрогались от мысли о Христе, нашем Спасителе, чем при упоминании сатаны, от которого, как нам казалось, мы сможем сбежать или каким-то образом освободиться. Мы убедили себя в том, что Христос будет судить и осудит нас, а потому взывали к Марии и прочим святым» . Здесь есть над чем поразмыслить: средневековое католичество делало излишний акцент на гневе Бога, который нередко понимался буквально. Такой суровый образ в чем-то затмевал образ Бога как Любви. Противопостав-ление сурового и карающего Бога милосердным и любящим святым не соответствовало христианской истине и граничило с богохульством. Отсюда и отказ от почитания святых в эпоху реформации. Но ведь образ Бога, Который не будет судить тех, кто в Него верит, а тут же мгновенно спасет их, предлагаемый Лютером и протестантами – это не меньшее искажение, чем католический «суровый Бог». Да, Бог простит кающегося греш-ника, но как быть с прощением нераскаянных или еще не совершенных грехов? Бог прощает, но о своих грехах не нужно забывать. Лютер, однако, предпочел о них забыть..И потом, у Лютера, если судить по работе «О рабстве воли» и другим, Бог выглядит еще суровее, чем у католиков: да, Он милостив, но только к «своим»; к чужим Он не знает пощады, и едва ли не хуже сатаны.. Так что Лютер воспевает гнев Бога еще интенсивнее папистов. Если уж католики убедили себя, что Бог осудит их, то лютеране – что Бог непременно должен спасти их, а то они так отчаиваются, так страдают.. И эта ложь была еще хуже, поскольку заставляла не очень-то думать о грехах.. Беда в том, что обе стороны воспринимали Бога слишком юридично: у одних Он был слишком суровым Судьей, а у других – слишком снисхо-дительным (не ко всем, конечно). Но и там, и там, это – Судья инквизиционного трибунала. Да, Бог изображен как Судья и в Библии, но это нельзя понимать слишком антропоморфно – обычный судья не стал бы подсудимым и не распялся бы за нас.. Западные христиане этого не забыли, но эта истина у них слишком подавлена правовыми аналогиями. Православие же всегда удерживало библейский образ Бога, и потому у него Бог – это Судья-Врач. Он стремится не засудить преступника или оправдать его, но – исцелить..Если верно, что люди обо всех судят по себе, то к Мартину Лютеру это, безусловно, относится. Вот ему понадобилось в очередной раз напасть на аскетизм: «давайте посмотрим на примеры добрых и святых людей, таких как Августин, Бернард и многие другие.. Они думают, что пребывают в здравом состоянии.. И если вы спросите, зачем они постятся, зачем истязают тело.. они скажут, что делают это ради возвышения над другими в Царстве Небесном» . И ведь доктора Мартина не упрекнешь, что он плохо знает произведения блаж. Августина: в его сочинениях тысячи ссылок на него. Неужели «Исповедь» Августина мог написать человек, который думал, что пребывает в здравом состоянии?! И где же этот святой писал, что он постится с целью возвыситься над другими? Или доктор Мартин приписывает тут Августину собственные цели, желая возвыситься над всей Церковью? Произведения подвижников доказывают как раз обратное: они все считали себя величайшими грешниками и не думали, что своим подвижничеством возвышаются над кем-то, ибо цель была иная: избавиться от греха и встретиться с Христом. Интересно, что чуть ниже Лютер говорит, - целью страданий является не это (т.е. не возвышение над другими), но умерщвление плоти и избавление от грехов. Но ведь у подвижников об этом и речь! Однако реформатор припи-сывает им совершенно противоположное: быть может, дело в том, что его антикатолический запал заставляет во всех под-вижниках видеть «гнусных папистов», рассчитывающих на «заслуги» и соревнующихся, у кого из них больше добрых дел?Иногда, критикуя католических монахов, Лютер начинает напоминать что-то до боли знакомое, особенно нам, живущим в России. Вот, пожалуйста: «Насколько более надлежащим было бы ваше поведение, Франциск, Доминик и все вы, папы и кардиналы, если бы вы доили коров, подметали дом или занимались любыми делами по управлению домашним хозяйством?» . Здесь слышатся едва ли не пролетарские мотивы: эй вы, дворяне, буржуи и капиталисты – нечего лодырничать, - надо работать, как все! Можно здесь увидеть и призыв к «гнилой интеллигенции»: умный, да? а ты возьми-ка лопату в руки и пойди, покопай от забора до обеда! Для большевиков умственного труда как бы не существовало: будучи истинными материалистами, они признавали в первую очередь физический труд, поэтому и пролетарии – самый прогрессивный класс. У Лютера чувствуется та же логика: духовный труд монаха – это не труд, ибо он видит в нем только папистские извращения и отлынивание от мирских занятий, не желая видеть в этом полную отдачу себя Богу; а вот мирской труд – корову подоить, дом подмести, – это настоящее служение Богу. Тут миряне – самый прогрессивный класс. И никто ведь не спорит, что можно служить Богу, доя корову и подметая пол.Проблема в ином: исчерпывается ли исключительно мирскими, обыденными обязанностями служение Богу? Или есть служение Ему, которое выше обыденных мирских дел? Посоветовал бы доктор Мартин Господу Иисусу Христу, Которому поклонялся, доить коров и подметать пол вместо сорокадневного пребывания в пустыне? Или Иоанну Крестителю нужно было срочно бежать из пустыни, сбросить одежду из верблюжьего волоса, одеться в мирское платье, начать нормально питаться и усиленно заниматься домашним хозяйством? Конечно же, здесь ощущается новый дух, который впоследствии назовут материалистическим: какая, дескать, от вас польза монахи, ведь вы почти ничего не производите и детей у вас нет.. Молитесь? Так все молятся, и что ж с того? Т.е. значимо только то, что зримо, что можно потрогать руками, поэтому и мирская деятельность выше монашеской; поэтому и таинства превращаются в обряды, - какое еще там невидимое присутствие Христа? – есть только хлеб и вино;. Лютер, пусть и не до конца, следует этой тенденции восхваления материального, мирского, полезного. Духовное скомпрометировано окончательно: для него отведена резервация в виде чтения Библии да посещения собраний. Правда, у лютеран еще сохранились остатки таинств..Но и превозношение мирской деятельности, и учение об оправдании, которое так ей способствует, делая ненужной деятельность духовную (зачем аскетическое напряжение, если и так спасен), - не помогают Лютеру направить Германию на путь святости. Поэтому он признает: «Мир не понимает.. Его грехи слишком велики и ужасны. Поскольку грехи совершается не по неведению, как это было при папстве. Ныне мы знаем и исповедуем истину.. Люди грешат вопреки своему пониманию. Они также не улучшаются от учения и увещеваний, посредством которых мы пытаемся наставлять их.. Попытки обуздания их бесполезны. Чем больше проповедуешь, тем хуже они становятся» . Конечно, здесь имеются в виду католики, не принимающие проповеди Лютера, и потому заслужившие самые нелестные эпитеты, но не только они. Также тут подразумеваются новоиспеченные лютеране, которые почему-то никак не исправляются от проповедей доктора Мартина и даже становятся хуже. Да и как исправиться, когда вокруг такие образцы.. благочестия.. В связи с этим весьма характерна жалоба Лютера: «мы видим, что делается в отношении ученых и служителей Слова. Если бы не осталось египетских трофеев (см. Исх. 3, 22 – К.М.), захваченных нами у папы, всем пришлось бы погибнуть от голода» . Вот так: награбленного не хватило и один «товарищ» обращается к другим: эй, товарищи князья, вы и так слишком много награбили в монастырях и приходах, - поделитесь с бедными лютеранскими пасторами! Но они делиться не хотят.. Да уж, как тут исправиться после лютеранской пропове-ди..  В своих лекциях Лютер вспоминает один эпизод из своей жизни и жизни своего отца: «я вспоминаю, что мой отец презирал монахов.. когда я поступил в августинский монастырь в Эрфурте, отец воспринял это с величайшим отвращением. А позднее, когда, как принято, он был приглашен на совершение моей первой мессы, и влиятельные люди из августинского ордена высоко восхваляли этот образ жизни за обедом, говоря, что удивлены тому, почему он так неохотно смирился с моим решением, он кратко ответил: «Ах, дорогие господа, разве вы также не знаете, что написано: «Почитай отца твоего и мать твою»? Разве вы не знаете Божией заповеди почитать родителей?» . Стало быть, ненависть к монашеству у Лютера передалась по наследству. Но ведь монашество не означает нарушение заповеди о почитании родителей: оно просто значит, что поклонение Богу выше. Если бы апостолы ставили превыше всего почитание своих родителей, не все из них, возможно, стали бы христианами. Раз отец Лютера так хорошо знал Писание, то, может, он помнил слова Господа Иисуса о том, что нужно оставить «дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради Меня и Евангелия» (Мк. 10, 29)? В Евангелии же от Луки мы читаем: «А другому сказал: следуй за Мною. Тот сказал: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие. Еще другой сказал: я пойду за Тобою, Господи! но прежде позволь мне проститься с домашними моими. Но Иисус сказал ему: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9, 59-62).Посмел бы отец Лютера здесь вместе со своим сыном сказать, что это нарушение пятой заповеди? Или все-таки следование за Христом порой предполагает, что человек должен оставить все и идти за Ним, Богом нашим? В семействе Лютеров, похоже, считали иначе. И в результате для немецкого реформатора мнение отца перевесило мнение всей Церкви – удивительная история! Конечно, родителей нужно чтить.. А Бога? Однако ненависть своего отца к монастырям оказалась для Мартина Лютера важнее, и потому, - «было бы справедливо разрушить все общества и монастыри, может быть, за исключением некоторых, в память о грехах и мерзостях, обителями которых они были, как поступили в древности с домами Ваала, Молоха и Тофета» . Спасибо вам, доктор Мартин, за невиданный гуманизм и за то, что вы все-таки решили оставить хотя бы некоторые монастыри.. Большевикам не надо было учиться у Маркса, они могли бы многому научиться у Лютера, - впрочем, Маркс тоже был лютеранином, - наследственность, знаете ли, великая вещь.. Большевики могли бы поучиться у Лютера не только уничтожению монастырей: «пусть всякий, кто может гневаться на папу, поносит его и проклинает его.. пусть он погибнет навеки, и пусть все Ангелы и святые проклянут эту чудовищную мерзость» . А еще говорят, что Лютер был против молитв ангелам и святым: тут он и о молитвах вспомнил, хотя лучше бы не вспоминал.. Из этого бездонного колодца ненависти большевики могли бы многое почерпнуть: только зачем же уничтожать лишь папу и монастыри, - надо быть последовательнее и уничтожить всю Церковь. Ах, доктор Мартин, вам всегда не хватало логики..Да и зачем логика, - доктор Мартин предлагает опьянение: «ныне всей Церкви и нам необходимо быть опьяненными Святым Духом, не бояться папы и ярости всех тиранов и бесов.. мы презираем всех людей и мудрость и высокомерие мира, и прокладываем себе путь. Поскольку мы пьяны не от вина, делающего жизнь распутной и беспорядочной, но это святое опь-янение, при помощи которого мы приучаемся к благотворной дисциплине и к усердию в благонравии.. Это опьянение должно воистину царить во времена Мессии. Когда настанет покорность народов, они будут пьяны и счастливы, насмехаясь над сатаной и смертью.. Поскольку мы опьянены, имеем отпущение грехов и избавление от смерти и ада» . Конечно, Лютер в данном фрагменте поднимает тему «духовного опьянения», когда христианин, общающийся с Богом кажется безумцем в глазах мира. Но важнее для него провести здесь параллели между «опьянением» апостолов во время Пятидесятницы и своими единоверцами. Еще бы, они новые апостолы, они узнали истину спустя столько столетий тьмы! Так, видимо, и должно происходить опьянение сектантским счастьем: в начале переживание из-за разрыва с Церковью, а затем медитация на тему «мы лучшие!». Итак, началась новая, лютеранская пятидесятница. Здесь явст-венно опьянение оправданием: мы спасены и никогда не сойдем с истинного пути, мы купаемся в океане благодати, излитой только на нас; это мгновенное оправдание и необыкновенное сектантское воодушевление действуют как наркотик, и все симптомы тут знакомы, - опьянение, насмешки над врагами, сча-стье и веселье и полное ощущение безнаказанности.. Именно такое опьянение и должно царить во времена мессии Лютера..Вспоминая о своей прежней жизни, Лютер говорит в конце своих лекций о книге Бытия: «прежде, будучи монахом, я обычно надеялся на то, что смогу успокоить свою совесть постами, молитвами и бдениями.. Но чем больше пота я проливал, тем меньше спокойствия и мира я чувствовал, ибо истинный свет был удален от моих глаз. Я жил без веры и призывал святых и Благословенную Деву.. Но теперь, благодаря беспредельной милости Божьей, мы выходим из тьмы и признаем Христа, Которого погребло это римское чудовище и его софисты. Поскольку я знаю, что Он не только умер исторически 1500 лет назад, но что Его смерть длится от начала мира до конца и приносит помощь всем святым на протяжении всего времени бытия мира.. Христос для меня столь же нов теперь, как если бы Он излил Свою Кровь в этот час» . Ясное дело: был во тьме и страдал, а затем увидел свет. Но, быть может, причина именно в том, что «жил без веры» и еще при этом стремился к успокоению совести? Библия учит нас тому, что человек до самой своей смерти должен помнить о том, что он грешник и каяться. Так что совесть не может быть совершенно спокойной, ибо полностью спокойная совесть – это признак ада и дьявольского упорства во грехе.Замечательная логика: если не удалось успокоить совесть постами и молитвами, то давайте успокоим ее по-быстрому, чтобы посты и молитвы больше не понадобились! И такой способ монах Мартин нашел.. Тут и вера появилась: новая вера в то, что совесть теперь спокойна и это спокойствие «оправдано». И Лютер стал жить в своем маленьком уютном аду.. Была бы вера раньше, глядишь, - и молитвы святым и Божьей Матери не оказались бы бесплодными. Впрочем, скорее всего, доктор Мартин на исходе своей жизни изрядно преувеличивает.. Зато он помнит, что смерть Христова длится от начала и до конца мира, что столетие с лишним спустя вновь скажет Паскаль.. Разве это не основание для признания жертвы Христа в литургии? Ибо в литургии одна и та же Голгофская Жертва Христова – вплоть до конца мира.. Нет, это Лютер отрицает. И он забывает, что все времена мира длится Христово Воскресение, - чтобы воскресли и мы. Лютер же останавливается на Его смерти и не желает воскресать. Он зачарован тем, что Бог умер за него. Но если вечно длится только смерть Божья, то Он никогда не воскреснет.. Его погребло не только римское чудовище, но и другое чудовище, из Виттенберга.. Мы так легко видим чудовищ в других, но редко смотрим на самих себя.. Да, доктор Мартин, Христос пролил Свою Кровь в этот час и ради Вашей души. Но эту Кровь пролили Вы, распространяя свою ложную доктрину и разрушая Церковь..