Малахова Н.Н. Трансформация представлений о Востоке в Западной культуре

Процессы, протекающие сегодня в мире, ставят перед мировым сообществом ряд проблем не только социально-экономического, но и культурного характера. С одной стороны, перспективы развития многополярного мира требуют межкультурного взаимодействия, диалога культур. С другой стороны, возрастающая интенсивность коммуникационных, политических, экономических связей не способствует пониманию и сближению в культурном плане.

Конкретные процессы восприятия иной культуры, ее наследия и бытования этого наследия в инокультурной среде обозначаются понятием «рецепция». В свою очередь, рецепция как процесс восприятия народами друг друга базируется на продуктах их культурно-исторического опыта, на определенных культурных стереотипах.

Одним из таких стереотипов является восприятие Западом культуры Востока в рамках дихотомического сопоставления. Если Запад характеризуется как прогрессивный, рационалистический, индивидуалистический, свободолюбивый, реалистический, логичный, активный и искусный в творчестве, то Восток противопоставлен ему как архаичный, субъективный, интуитивный, замкнутый в семейной жизни, склонный к условностям, идеалистический, мистический, пассивный и искушенный в жизни. С конца XIX века эти характеристики закрепляются за так называемыми идеальными типами культуры — «западным» и «восточным». С этого времени термины Запад и Восток в философской и культурологической литературе используются не в качестве географических понятий, а в качестве образов культуры, противоположных друг другу.

Дихотомическое деление мира на Запад и Восток оказалось устойчивой конструкцией западной мысли. Ее не смогли разрушить ни развитие культурной антропологии, ни теория локальных цивилизаций. И в настоящее время тема принципиального и неизменного различия Запада и Востока по типу духовности постоянно присутствует в философских и общих культурологических сопоставлениях.

Между тем оппозиция Запада Востоку, закрепившаяся в западном сознании, далеко не безобидна. Акцентирование пассивности и архаичности стран Востока в противовес западной активности и модернизации делает их объектом воздействия, а не полноправным субъектом диалога. Подобное отношение явилось идеологической основой их колонизации, затем попыток модернизации, которая подразумевала «вестернизацию», что, в свою очередь, вызвало всплеск исламского фундаментализма на арабском Востоке и привело к выстраиванию к началу XXI в. политического и культурного противостояния по оси Восток — Запад, где арабский Восток мыслится как средоточие зла и оплот терроризма. Таким образом, противостояние в культурном плане постепенно переросло в политическое.

Нашей задачей будет показать историю формирования представлений о Востоке в западной культуре в рамках дихотомического сопоставления, ставшего результатом межкультурных взаимодействий между цивилизациями Востока и Запада.

Для европейской и отечественной культурологической мысли характерна точка зрения, что уже в древности существовало представление о Востоке и Западе не только в географическом, но и в политическом, идеологическом и культурных отношениях, и противопоставление Востока и Запада ведет свое начало от древних греков. Однако в древнегреческой культуре противопоставление Запада Востоку отсутствует. Античная греческая цивилизация имела значительный опыт культурно-экономического сотрудничества как с ближневосточными народами, так и с народами Центральной, Средней и Юго-Восточной Азии. И научно-философская мысль, и культура Древней Греции развивались во взаимодействии с культурой стран Ближнего Востока и Передней Азии. Историки, политики и философы Древней Греции противопоставляют не Запад Востоку, а культурного грека некультурному варвару, независимо от того, скиф это, азиат или кто-нибудь еще. Хотя в выходцах из Передней Азии исследователи, подобные Геродоту, и находили нечто «варварское», варварство в античные времена не было атрибутом восточного мира[1]. Цивилизации ближнего Востока были предметом изучения и восхищения первых греческих мудрецов, которые учились у живущих там законодателей, астрономов, математиков и жрецов.

Представления о Востоке как о культурном антиподе Запада отсутствуют и в римской литературе. В сочинениях географов, историков и философов упоминания о Востоке редки. Например, у Корнелия Тацита отдельные упоминания о Востоке встречаются постольку, поскольку это необходимо для описания истории Рима. Восток не является в сознании римлян единым ни территориально, ни культурно. Страбон вообще не использует понятие Восток. Его отношение к народам, населяющим страны Востока, неоднозначно. Например, о парфянах — азиатских соперниках римлян — Страбон пишет, что скоро они совершенно подчинятся римской власти, а о египтянах и индийцах отзывается с уважением[2].

Исходя из вышесказанного, едва ли можно говорить о том, что противопоставление культур Запада и Востока зародилось в античности. Скорее всего, подобные представления являются проекцией современных культурных стереотипов на культуру Древнего мира.

В средневековых представлениях о Востоке можно выделить два направления. В период раннего средневековья доминировали наивно-фантастические представления о Востоке, пришедшие из сочинений античных авторов. Из-за ограниченности сведений Восток представлялся фантастическим миром, населенным сказочными людьми и животными. По мнению Ж. Ле Гоффа, «В представлениях о Востоке воплощалась мечта об островах, богатых драгоценными металлами, редкими породами деревьев, пряностями, мечта об изобилии и сумасбродстве, рожденная бедным и ограниченным миром, мечта об иной жизни, о разрушении табу, о свободе перед лицом предписываемой Церковью строгой морали, обольщение миром извращенного питания, каннибализма, полигамии, сексуальной распущенности»[3]. Обогащению знаний о Востоке и трансформации представлений о Востоке способствовало начало в XI в. крестовых походов. Их участники не только сами побывали в странах Востока, но и оставили описания восточных стран, некоторых особенностей восточной культуры. Для второго этапа характерны как интенсивные связи Европы с Востоком, так и значительное культурное влияние мусульманского Востока на европейскую культуру. Европейские купцы проникали в Центральную и Восточную Азию. Для них были доступны и торговые пути из Южной России и Западной Азии в Китай. Активную деятельность в странах Востока вели миссионеры. Государства Европы снаряжали посольства с целью установления политических контактов. Многие из европейцев, побывавших в странах Востока, оставили письменные свидетельства своих путешествий, с которыми средневековые европейцы имели возможность знакомиться. После путешествия Марко Поло европейцы получают представление о Дальнем Востоке. Интерес средневековых читателей к сочинению Марко Поло доказывается многочисленностью изданий и переводов. Восточные языки изучались европейцами, насколько это было нужно для торговых и миссионерских целей.

Более основательное ознакомление с Востоком приводит к тому, что из представлений о нем постепенно исчезают фантастические детали. Знакомству европейцев с реальным, а не фантастическим Востоком способствуют в этот период работы средневековых путешественников, участников разнообразных миссий. Эти работы не содержат в себе попыток осмысления восточной культуры, а являются простым описанием путешествий, обычаев и нравов народов, посещаемых путешественниками стран, без размышлений, без сопоставлений и без исторических экскурсов.

В это время, также как и в античности, не существует противопоставления Востока Западу как культурно-исторической проблемы. В средневековье не происходит выделения Востока как определенного культурно-исторического типа. Также отсутствует его противопоставление Западу как на научно-теоретическом уровне, так и на уровне обыденного сознания. Например, философы и богословы средневековой Европы рассматривали арабо-фарсиязычных мыслителей не как представителей другой культурной и философской традиции, а как продолжателей идущей от греков школы мудрости. Представления о Востоке скорее положительные: Восток — богатый, изобильный, образованный. Подавляющее число европейцев, посетивших страны Азии в XII-XV вв., отзываются о них порой даже преувеличенно восторженно. Восток в сознании европейцев не един: мусульмане являются врагами, а монголы — возможными союзниками. Отсутствует разделение на Ближний и Дальний Восток.

Однако именно с эпохи средневековья появляется точка зрения, которая, на наш взгляд, окажет решающее влияние на последующее формирование представлений о культуре Востока и месте Востока в мировой истории и культуре. А именно идея преемственности власти, знаний и культуры в мирской истории. Применительно к Востоку и Западу она была выражена следующим положением: «Человеческое могущество и мудрость родились на Востоке и начали завершаться на Западе» (Отгон Фрейзингенский)[4]. Этот тезис не только искажал историю, но и подчеркивал изоляцию западной христианской цивилизации, отодвигая на задний план современные ей византийскую, мусульманскую и азиатские цивилизации.

Эпоха великих географических открытий является переходным этапом для трансформации представлений о Востоке в европейской культуре. С одной стороны, именно распространение страноведческих описаний, в которых содержались сведения о странах Востока, богатых золотом, драгоценными камнями и пряностями, в определенной степени были стимулом для великих географических открытий. С другой стороны, начиная с XVI в. Европа начинает постепенно обгонять Восток по уровню культурного развития. Это приводит к появлению критических отзывов о восточной культуре, а также к попыткам осмысления причин отставания от Европы. Негативное отношение к культуре Востока впервые встречается в XVII в.

Еще одной причиной трансформации представлений было новое открытие стран Дальнего Востока, их культуры. В 1514 г. португальцы в первый раз совершили плавание к берегам Китая. Позже ими была открыта Япония, затем Корея. Прибывшие туда позже иезуиты стали первыми информаторами европейской публики о Дальнем Востоке, начиная от географических описаний, сведений о климате, животном и растительном мире и кончая деталями быта.

Поскольку иезуиты были основными информаторами европейцев относительно дальневосточных народов, в первую очередь Китая, то их суждения во многом определяли взгляды не только таких мыслителей, как Лейбниц и Паскаль, но и Вольтера, Монтескье, Руссо и многих других деятелей Просвещения. В зависимости от отношения к культуре Востока философов Просвещения можно разделить на восхищающихся культурой Востока (Вольтер, школа французских физиократов, Йюсти) и критикующих ее (Монтескье, Руссо). Необходимо отметить, что большинство деятелей Просвещения восхищались или критиковали не культуру абстрактного Востока, а культуру Китая. Подводя итоги, можно отметить, что в работах просветителей еще отсутствует обобщенный образ Востока. Они характеризуют отдельно особенности индийской, китайской, арабской культуры. Усредненный же образ Востока, совмещающего в себе не только Китай и Японию, но и Индию, и арабские страны в эпоху Просвещения появляется в обыденных представлениях европейцев. Но подлинные реалии Востока, как и высшие ценности его культуры, не попадали в поле зрения Европы того времени. Восток служил лишь декорацией, иногда маской для выражения идей западного Просвещения. Он нужен был лишь в качестве камуфляжа, служил аллегорией, символом изысканности.

В этот же период появляется идея о возможности и необходимости синтеза культур Востока и Запада, а значит, их равноценности. Эта идея впервые была выдвинута И.Г. Гете.

Таким образом, представления о Востоке у просветителей, Вольтера, позднего Гете были связаны с поисками духовного совершенства и справедливого мироустройства. Интерес к Востоку, охвативший разные слои населения во многих странах, был лишь увлечением экзотикой. Представления о Востоке, существовавшие в это время, отражали не столько реальную действительность стран Востока, сколько некий собирательный образ, нужный для сопоставления с европейской культурой, а чаще для противопоставления ей.

Качественно новое восприятие культуры Востока мы встречаем в трудах романтиков. Для них характерно открытие богатейшего мира восточной культуры как единого целого, как системы, все части которой взаимосвязаны. Для них же характерны представления о культуре Востока как о носительнице ценных качеств, которых лишена западно-европейская культура[5]. По мере развития движения романтизма отношение романтиков к восточной культуре изменяется. Ранних романтиков своеобразие мира восточной культуры не только привлекает, но и отталкивает. Их трактовка восточных образов и понятий еще не настолько адекватна, чтобы дать возможность органического включения последних в романтическую художественную систему, полноценного философского использования. Ранние романтики и их преемники в лице английских прерафаэлитов или французских парнасцев увлекались в первую очередь мусульманским, ирано-арабским Востоком.

Для поздних романтиков — например, американских трансценденталистов Р. У. Эмерсона и Г. Торо, Восток был не просто неким убежищем от бед и пороков западной цивилизации, экзотическим миром, обращение к которому дает свободный полет воображению. Их подход к восточной культуре отличает убеждение родственности своих духовных поисков восточным учениям, осознание необходимости синтеза идей Востока и Запада в собственном мировоззрении. Они предприняли одну из первых попыток осмыслить основные особенности культуры Востока в ее отличии от культуры Запада. В романтическом мышлении трансценденталистов «восточный» и «западный» типы сознания рассматриваются как две взаимосвязанные и взаимодополняющие части единого целого.

Тенденция рассматривать восточный мир как некое единое целое, по сути противоположное западному миру и в настоящий момент стоящее на более низкой ступени развития в европейской философии впервые встречается в «Философии истории» Г.Ф. Гегеля. Несмотря на то, что Гегель описывает отдельно Китай, Индию и Персию, он считает, что «для всемирной истории существует Восток по преимуществу, так как Восток для себя есть нечто совершенно относительное; ведь хотя земля есть шар, однако история не описывает круга вокруг него, а, наоборот, у нее есть определенный Восток, и этот Восток есть Азия»[6]. «Запад» и «Восток» для Гегеля — не просто географические понятия, но два неразрывно связанных, постоянно взаимодействующих и противоположных по своей сути духовных мира. Причем Восток однозначно стоит у Гегеля на более низкой ступени развития, чем Запад.

После Гегеля противопоставление культур Востока и Запада стало устойчивой конструкцией европейской философской, а позже культурологической мысли. На фоне динамично развивающейся Европы Восток выглядит отсталым, косным, деспотичным. А несовершенство исторической базы и стремление к созданию универсальных концепций развития мировой истории и культуры приводит к необоснованным заключениям об изначальном превосходстве Запада над Востоком, проекциям культурных признаков, присущих одним странам Востока, на другие.

Помимо формирования и закрепления в научной мысли и общественном сознании дихотомии Восток — Запад, в XVIII в. происходит выделение ориентализма как самостоятельного направления исторической науки и выход представлений о Востоке на научно-теоретический уровень.

Однако все последующие представления о Востоке в философской и культурологической мысли XIX-XX вв. находятся в рамках дихотомии Восток — Запад. В контексте дихотомического сопоставления культур Востока и Запада наиболее распространенными и долговечными в являются представления о Востоке в рамках универсалистского подхода. Его суть в том, что западная линия развития признается магистральной, а уровень развития незападных, в нашем случае восточных, культур, определяется в соответствии с западным путем развития. Тенденция рассмотрения восточной культуры в рамках этого подхода проявляет себя как в философских, так и в исторических, социологических и других исследованиях. К представителям универсадистского направления в XIX-XX вв. мы можем отнести А. Вебера, М. Вебера, К. Ясперса, П. Тейяра де Шардена. В рамках этого подхода в XIX в. высказывается мнение, что народы Востока не имеют и никогда не имели истории в европейском понимании этого слова, и что поэтому методы изучения истории, выработанные европейскими историками, к истории Востока не применимы. Универсалистский подход к культуре Востока доминирует до середины XX в. и находит выражение и в колониалистской политической философии, и в теориях модернизации, а в настоящее время — ив миросистемных теориях.

Начало критике универсалистского подхода было положено в начале XX в. работой О. Шпенглера «Закат Европы». Затем антиуниверсалистское направление было развито в трудах А. Тойнби. В рамках этого подхода, на наш взгляд, написаны исследования культуры Китая Дж. Нидэма. К концу XX в критика «универсализма» трансформируется в критику разграничения мира на Восток и Запад, что нашло свое отражение в работах С. Хантингтона, Д. Фроли, Д. Стидмана и др.

Универсалистскому подходу наряду с его критикой постоянно противостоит романтический, а позднее революционный подход, для которого Восток предстает как отрадное высвобождение от оков европейского рационализма и техницизма, как альтернативный путь развития культуры и цивилизации. Такой взгляд на культуру Востока характерен для представителей творческой интеллигенции, контркультурных и экологических направлений.

Представления о Востоке и Западе как о культурных и цивилиза-ционных антиподах породили мнения об их односторонности, а значит, необходимости синтеза восточной и западной культур. Этическая концепция А. Швейцера сложилась на пересечении западной и восточной мысли как попытка преодолеть недостаточность той и другой и наметить путь к синтезу наиболее ценного в каждой. К 40-м годам XX в. формируется философская компаративистика. Ее классик — Ф. Нортроп еще в 1947 г. вьвдвинул идею «встречи Востока и Запада». В последние десятилетия акцент в философской компаративистике ставится на поиске диалога и синтеза культур Востока и Запада.

С другой стороны, существует точка зрения, что синтез культур Востока и Запада не нужен. Ряд философов заявляет о том, что нет никакой необходимости в каком-то синтезе западной и восточной философий, так как основные и характерные особенности мысли, развивающиеся на Западе, встречаются также и в восточных системах, а западная культура обладает качествами, традиционно считавшимися характерными для восточной культуры, и наоборот.

К концу XIX в. с осознанием равноценности культур Востока и Запада приходит осознание необходимости диалога культур. В последней трети XX в. это направление становится основным в межкультурной коммуникации.

В конце XIX в. формируется направление, которое говорит об опасности влияния восточной культуры на западную. Оно отражено в биолого-расистских концепциях, его можно отметить у Я. Буркхардта, Э. Лависса. В XX в. такой подход к восточной культуре отсутствует в трудах серьезных исследователей, однако прослеживается в высказываниях западных религиозных деятелей, в концепции расового алар-мизма. Кроме того, он часто фигурирует в периодической печати.

Таким образом, представления о Востоке как о культурном антиподе Запада, лежащие в основе дихотомии Восток — Запад, являются продуктом развития западной философской и культурологической мысли. Представления о Востоке, которыми Запад располагал в ту или иную историческую эпоху, зависели в большей степени от преобладающих интеллектуальных установок Запада и стереотипов, унаследованных из прошлого Запада, чем от объективных условий в странах Востока. Рассмотрение дихотомии Запад — Восток как рефлексии Запада на контакты с восточными странами, как результата склонности европейских философов к широкомасштабным обобщениям позволяет поставить вопрос о необоснованности использования дихотомии Восток — Запад в качестве основания для типологии культуры в истории культуры и в современных научных исследованиях.