Религиозные практики и нелегальные церковные субкультуры 1920-х – 1960-х гг.

Доклад преподавателя СПбПДА, доктора исторических наук Михаила Витальевича Шкаровского, прочитанный на конференции "Религиозные практики в СССР" 16 февраля 2012 года в Москве.

К началу Великой Отечественной войны наибольшее количество не входивших в состав Московского Патриархата христиан СССР принадлежало к нелегальным церковным субкультурам или к так называемой Катакомбной Церкви. Она никогда не представляла собой единой организационно оформленной структуры и является собирательным термином для обозначения различных тайных православных течений. Катакомбность Церкви не обязательно означает ее непримиримость. Этот термин охватывает всякую неофициальную и поэтому не контролируемую государством церковную деятельность.

Первые тайные православные общины появились в советской республике уже вскоре после Октябрьской революции - в 1918 г., вслед за выходом январского воззвания Патриарха Тихона (Беллавина), предававшего анафеме гонителей Церкви. Временный захват церковной власти весной 1922 г. обновленцами стало основной причиной появления тайных общин, где службы проходили нелегально, уже в значительной части районов страны.

Практическим создателем сети нелегальных приходов и монастырей выступила влиятельная даниловская группа архиереев, возглавляемая архиепископом Волоколамским Феодором (Поздеевским). С даниловцами был связан и сыгравший чрезвычайно важную роль в создании Катакомбной Церкви архиепископ Уфимский Андрей (Ухтомский), который совершил в 1920-е гг. хиротонии (вместе с другими архиереями) более 10 тайных епископов[1]. На Северо-Западе России катакомбников возглавили епископ Стефан (Бех) и схиепископ Макарий (Васильев), являвшийся настоятелем Воскресенского монастыря (Макарьевской пустыни) в Новгородской губернии. В 1925 г. указанные архиереи не признали избрание после смерти Патриарха Тихона Патриаршим Местоблюстителем митрополита Петра (Полянского), продолжая свое основное служение тайно.

И все же до 1927 г. катакомбных общин было неизмеримо меньше легально действующих приходов Русской Православной Церкви. Значительную часть их составляли враждебно настроенные по отношению к советской власти полусектантские группы верующих, доходившие до обожествления отдельных лиц: протоиерея Иоанна Кронштадского - иоанниты, схимонаха Стефана (Подгорного) - стефановцы, монаха Феодора (Рыбалкина) – федоровцы и др. Особенное распространение они получили в Центральном Черноземье.

Легализация в 1927 г. Временного Патриаршего Священного Синода при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя митрополите Сергии (Страгородском), потребовавшая значительных уступок, в том числе перемещения епископов по политическим мотивам, была негативно восприняты многими священнослужителями и мирянами. Возникшее движение «непоминающих» (то есть не поминавших во время богослужения гражданские власти и митрополита Сергия) было достаточно широко распространено по стране. Однако центральное место занимала наиболее сильная и сплоченная иосифлянская группа, получившая свое название по имени руководителя – митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых). Именно он ввел в начале 1928 г. для обозначения участников движения термин Истинно-Православная Церковь (ИПЦ).

Иосифляне пытались найти самостоятельный, альтернативный и к соглашательскому курсу официального руководства Московского Патриархата, и к подпольному, тайному (катакомбному) путь развития Русской Церкви в условиях утверждавшегося тоталитарного режима. Это был путь легальной или полулегальной оппозиции. Однако в условиях резко антирелигиозной бескомпромиссной политики советского правительства конца 1920-х - 1930-х годов, движение теряло потенциальные шансы на успех, оказалось обречено на поражение и в конечном итоге сошло с исторической сцены. Середину 1940-х годов можно считать его фактическим концом. В это время иосифляне теряют свою обособленность. Значительная часть из них примирилась с Московским Патриархатом. Другая же часть иосифлян, до конца оставшаяся непримиримой, полностью слилась с катакомбниками, составив в их среде особую традицию ИПЦ, которая прослеживается до 1970-х годов.[2]

Вскоре после опубликования «Декларации митр. Сергия» по всей стране развернулся переход на нелегальное положение сотен приходов и монастырей. Помимо иосифлянского в СССР возникли даниловский, мечевский и украинский уклоны «непоминающих». Значительное число священнослужителей являлось андреевцами или кирилловцами, то есть шло за архиепископом Андреем (Ухтомским) и митрополитом Казанским Кириллом (Смирновым).

Важнейшую роль в создании Катакомбной Церкви сыграл архиепископ Уфимский Андрей (Ухтомский), рукоположивший самое большое количество тайных архиереев. Он является автором термина истинно-православные христиане (ИПХ), первоначально обозначавший тех священников и мирян, которые сознательно перешли на тайное служение в 1920-х гг., когда еще в основном сохранялись возможности для легальной религиозной деятельности.

В возникающих нелегальных церковных субкультурах постепенно формировались свои особенности и различные религиозные практики. Так в связи с проводившейся в 1933 г. в городах паспортизацией в «катакомбах» возникло движение «беспаспортников». Почти все служившие тайно архиереи благословили советские паспорта не брать, так как при оформлении документов выявлялись «бывшие», подлежавшие репрессиям. Одновременно отказ от паспорта трактовался некоторыми, как отрицание печати антихриста и объявление себя негражданином СССР.

С закрытием в конце 1920-х – начале 1930-х гг. всех богословских учебных заведений появились различные формы нелегального духовного образования. В ряде крупных городов желающие получить соответствующее образование занимались тайно по кружковому принципу, постепенно переходя от низших к более высоким ступеням. По воспоминаниям одного из их участников, будущего протоиерея Димитрия Константинова, небольшие кружки в 3–5 человек собирались 1–2 раза в неделю на квартире одного из участников или руководителей и проходили определенный курс знаний по намеченной программе. Начинали изучать, как правило, Священное Писание. Таким образом, готовились и кадры миссионеров. Провалы и аресты случались редко.

Церковная молодежь широко участвовала в оказании разнообразной помощи ссыльным священнослужителям – материальной и моральной. Зачастую это сопровождалось нелегальными поездками к ним в места ссылки. Тайно распространялись рукописные послания отбывавших срок заключения архиереев, различные церковные документы и сообщения.

В 1930-е гг. произошло сильное изменение состава катакомбников. Если в конце 1920-х гг. в подполье находились лишь ИПХ и часть иосифлян, то теперь они стали составлять меньшинство. С середины 1930-х гг., в результате закрытия почти всех православных храмов, самую многочисленную часть катакомбников составили верующие, никогда не порывавшие с митрополитом Сергием. Они ушли в подполье только потому, что открытое совершение религиозных обрядов оказалось невозможным, и когда (с началом войны) положение изменилось, восстановили каноническую связь с избранным в 1943 г. Патриархом Сергием. В «катакомбы» были вынуждены уйти и умеренные группы «непоминающих» - они в большинстве считали отход от Московского Патриархата временным явлением, что и подтвердилось в дальнейшем.[3]

Новые религиозные практики возникли в лагерях и ссылке: тайные молебны, празднования Пасхи, Рождества, тайные рукоположения в священный сан и даже архиерейские хиротонии, изготовление предметов культа и богослужебной утвари из подручных материалов и т.д.

В конце 1930-х гг., несмотря на террор, тайные службы проходили повсеместно – на частных квартирах, в зданиях техникумов, школ, больниц, подвалах или на чердаках домов, в лесах, пещерах и т.п. Поскольку легальных монастырей уже не существовало, желающие принять постриг создавали тайные обители. Например, «Комсомольская правда» осенью 1937 г. сообщала, что в Воронежской области «женская молодежь недавно основала "тайный монастырь" – в монахини ушли сразу 15 девушек из двух соседних колхозных сел». Не исчезло полностью и духовное образование. В частности, на Северо-Западе России в конце 1930-х гг. своеобразную «Духовную семинарию» курировал схиепископ Маловишерский Макарий (Васильев). Преподавали в ней периодически даже освобожденные к тому времени профессора С. Аскольдов, И. Андреевский и А. Мейер.

И все же в экстремальных условиях 1930-х гг. значительная часть верующих временно внешне отошла от Церкви и надолго прекратила систематическую церковную деятельность. Они ушли, по выражению о. Д. Константинова, в «своеобразную внутреннюю церковную эмиграцию», не перестав верить и молиться, не порвав духовной связи с Церковью. При этом многие сохранили нелегальные связи с заключенными епископами, священниками, тайно помогали сосланным по религиозным делам.

Период Великой Отечественной войны стал переломным для Катакомбной Церкви. Ее начало было положительно воспринято частью ИПХ, рассчитавших на быстрое падение безбожной советской власти. Они выступали не как пацифисты, а сторонники всяких, в том числе вооруженных форм сопротивления антирелигиозным гонениям. Отношения их с оккупационными германскими властями складывались по-разному. На Северо-Западе России катакомбники в основном предпочитали оставаться в подполье, так как там под покровительством немцев действовала Псковская Духовная Миссия в юрисдикции Московского Патриархата. В ряде других районов страны германское командование более благосклонно относилось к катакомбникам – в Брянской, Орловской, Воронежской областях, а также в Белоруссии, Крыму и на Дону. Там они зачастую переходили на легальное положение [4].

Советские власти с началом войны заняли по отношению к находящимся в подполье общинам верующих и священнослужителям жесткую позицию, так как считалось, что они подрывают обороноспособность страны. Преследование тайных священнослужителей особенно усилились с осени 1943 г. Власти наряду с кардинальным улучшением отношения к Московскому Патриархату попытались произвести в 1943-1946 гг. разгром в «катакомбах», что им во многом удалось. В 1944 г. большинство выявленных истинно-православных на неоккупированной Европейской части СССР было депортировано или заключено в лагеря, в последующие два года происходило жесткое преследование их на бывших оккупированных территориях.

Л. Берия 7 июля 1944 г. в секретном письме И. Сталину отмечал, что на территории Воронежской, Орловской, Рязанской областей было выявлено несколько организаций истинно-православных христиан, но арест активных участников не оказал должного воздействия на других членов, и поэтому целесообразно провести массовое выселение этих людей в Омскую, Новосибирскую области и Алтайский край. И 15 июля того же года 1673 человека из 87 населенных пунктов насильственно переселили на восток [5].

Это был, вероятно, единственный пример массовой депортации русского населения в тот период. Он свидетельствует о том, что деятельность ИПХ всерьез беспокоила высшее руководство страны. К нему стекались неутешительные сведения о значительном росте влияния Катакомбной Церкви в первые годы войны. Но уже в скором времени ситуация изменилась. Появившиеся возможности легально совершать религиозные обряды и открывать храмы способствовали постепенному возвращению в окрепший Московский Патриархат его паствы, вынужденно ушедшей в 1930-е гг. в подполье.

Перед нелегким выбором оказались различные группы и течения «непоминающих» и истинно-православных. Со смертью расстрелянного в 1937 г. Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского) и избранием Патриарха Алексия отпадало прежнее каноническое основание для самостоятельного управления – «узурпация» первосвятительской власти митрополитом Сергием, но в то же время прежняя практика в отношениях с государством была продолжена новым первоиерархом. В итоге, в Московский Патриархат вернулись не только часть иосифлян, но и большинство «непоминающих». Существенную роль здесь сыграла позиция имевшего значительный авторитет среди катакомбников епископа Ковровского Афанасия (Сахарова). В 1945 г. он написал окружное послание в катакомбные общины и скиты с призывом «вернуться в лоно» Патриархата [6].

Во второй половине 1940-х годов в «катакомбах» остались в основном ИПХ и часть ИПЦ. В целом же численность катакомбников существенно уменьшилась. Уже 14 февраля 1947 г. председатель созданного в 1943 г. Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпов в итоговом отчете ЦК ВКП(б) за 1946 г. с удовлетворением писал, что внутренняя работа «способствовала сокращению роста церковного подполья в стране» [7].

Однако в первые послевоенные годы в ряде районов страны деятельность подпольных общин продолжала оставаться заметным явлением. Правда в это время уже имелось не более 10 тайных епископов, священников также явно не хватало. Их недостаток восполнялся, главным образом, тайными монахинями и мирянами, «совершающими чтение акафистов или общие групповые моления, именуемые “собраниями на свещу”. Таких мирян называли “подпасками”. Из-за недостатка пастырей, эти “подпаски”, которые имеются повсюду, являются стержнем церковного народа Катакомбной Церкви. “Подпаски” же большей частью хранят на домах и св. Дары, получаемые с большим трудом и величайшей осторожностью при редких общениях с тайными пастырями» [8].

В конце 1940-х гг. в связи с новым изменением государственной церковной политики в худшую сторону и прекращением открытия храмов произошел определенный рост рядов катакомбников. 25 апреля 1949 г. встревоженный Г. Карпов направил секретарю ЦК ВКП(б) Г. Маленкову секретную информационную записку «О религиозных пережитках, выражающихся в исполнении обрядов и массовых молений по нелегальной (не состоящей на регистрации) церкви, и о лицах, занимающихся нелегальной церковной деятельностью». Борьба сильно затруднялась сложностью выявления тайных общин. Г. Карпов писал, что подавляющее большинство их существует на территории РСФСР. Так, в Рязанской области было выявлено 174 нелегальных молитвенных дома, в Горьковской – 47 и т.д. [9]

Особенно сильно активизация катакомбников в конце 1940-х гг. проявилась в областях Центрального Черноземья, прежде всего в Тамбовской. Некоторые историки считали ее третьей, последней волной оживления ИПХ, новым этапом, характеризующимся усилением проповеднической деятельности и заметным ростом групп истинно-православных христиан. Другие – даже самим фактом рождения движения ИПХ. Успеху агитации катакомбников способствовала высокая доля единоличников (то есть не состоявших в колхозах крестьян) среди сельского населения Тамбовской области – 10-15%, а также их лучшее по сравнению с колхозниками экономическое положение. В 1947-1948 годах на Тамбовщине сложились три основных очага деятельности ИПХ в 13, в основном северных, районах этой области. Общая численность ИПХ Тамбовской области в конце 1940-х гг., по оценке советских исследователей, составляла 1 тыс. человек, а в Центральном Черноземье около 3 тыс. Эти цифры, вероятно, занижены во много раз [10].

В 1950-1953 гг. прошла новая кампания гонений, затихшая со смертью Сталина.[11] Но полностью искоренить катакомбников оказалось невозможно. Так, например, в 1953 г. Советом по делам РПЦ отмечалась активная деятельность ИПХ в Марийской АССР: «Тихоновцы – противники Советской власти, они не идут в колхозы, противятся всем новшествам, уклоняются от проведения выборов в Советы, уклоняются от переписи населения, учетов и др.». А в мартовской 1954 г. докладной записке Хрущеву от заведующих двух отделов ЦК КПСС подчеркивалось существование «большого количества бродячих (незарегистрированных) попов», сотни которых были выявлены в 1953 г. [12] Правда, подобных документов встречается немного.

Новая активизация деятельности Катакомбной Церкви началась в середине 1950-х гг. Из лагерей оказались выпущены сотни не признававших Московский Патриархат священников и проповедников-мирян, составлявших значительную часть «узников за веру». С 1957 г. доклады КГБ, партийных и государственных органов вновь запестрели сведениями о нелегальной церковной деятельности. В ноябре все ЦК компартий республик СССР прислали заведующему сектором агитации К. Черненко отчеты о состоянии религиозной жизни в их регионах. В них говорилось и о существовании катакомбников. Например, в отчете Казахстанского ЦК сообщалось о том, что вблизи города Темиртау «образовался целый поселок фанатиков ИПХ». В нем живут исключительно верующие, мужчины не стригутся и не бреются, женщины носят только длинные черные платья. «Газеты и книги не читают, в общественной жизни никто не участвует, детей в школе не учат, в выборах не участвуют, отказываются служить в Армии» [13].

Как будто «прорвало» и советскую печать, в 1940 – середине 1950-х гг. полностью замалчивавшую существование Катакомбной Церкви. Теперь эта тема в свете набиравшей силу антирелигиозной пропагандистской кампании стала разрешенной. Только за 1959 г. в центральных и местных газетах и журналах появилось несколько десятков статей и заметок о деятельности ИПХ в различных регионах страны.[14]

В 1959-1961 гг. несколько экспедиций в Тамбовскую, Липецкую и Рязанскую области организовал Институт истории Академии Наук СССР. Экспедиции собрали богатейший, частично опубликованный материал о деятельности ИПХ. Выяснилось, что и в Центральном Черноземье эта деятельность в середине 1950-х годов вновь заметно активизировалась. Сказалось временное прекращение гонений, возвращение из лагерей части арестованных ранее проповедников. Правда, агитация ИПХ среди других слоев населения уже почти не проводилась, и численность истинно-православных фактически не росла.

Произошло определенное расслоение ИПХ. Почти все они являлись единоличниками и испытывали сильные материальные лишения: платили двукратные налоги, были обязаны участвовать в аварийных работах, им не выделяли земли под огороды и до 1960-х гг. даже не продавали хлеба в сельпо. Угнетающе действовало и многолетнее отсутствие священнослужителей в большинстве общин. В результате у части ИПХ ослабевает система запретов по отношению к «миру», вплоть до разрешения верующим поступать на временную работу в колхозы. Изменилось отношение и к действующим храмам Московского Патриархата. Рязанская экспедиция 1961 г. выявила появление новой тенденции посещения многими катакомбниками церквей, «истинность» которых по-прежнему отвергалась, на Пасху, Рождество и Троицу [15].

В то же время другая часть ИПХ встала на путь дальнейшего углубления отчуждения от «мира», проповеди аскетизма, вплоть до половых запретов. С 1955 г. на широкие слои участников движения распространилось требования целибата (безбрачия), а на семейные пары – запрещение деторождения. Как следствие резко упала рождаемость. Объявлялось о близком конце света, и несколько раз назначались его даты. Этому способствовали серьезные волнения на почве отказа от паспортов при «хрущевской паспортизации» деревни. Провозглашенный в 1959 г. семилетний план, сопровождавшийся новым наступлением на Церковь, был расценен некоторыми ИПХ как начало правления антихриста, предшествующего страшному суду. Как следствие, произошло образование нескольких новых, относительно небольших радикальных групп – седминцев, молчальников и т.п.

Подобные группы ИПХ приобретали отдельные внешние черты сект. Порой заменившим священников проповедникам из среды мирян в сознании верующих придавались черты новых святых. В конце 1950-х гг. еще сохранялось прежнее деление истинно-православных христиан на «духовников» (около 30%), которые считали возможным перевоплощение Бога в человека и традиционалистов или «книжников» (70%), сохранивших верность основным канонам Православной Церкви. Правда, большинство групп «духовников» 1930-х гг. уже распалось [16].

В целом в СССР в 1950-1960-е гг. существовало пять основных районов деятельности ИПХ. Первый – Центральное Черноземье и прилегающие области Украины – Ворошиловоградская, Харьковская, Сумская. Причем истинно-православные западных районов Орловской, Курской, Белгородской областей тяготели к украинским ИПХ, а истинно-православные восточных районов находились под влиянием липецких, воронежских и тамбовских ИПХ. Постоянную связь с Центральным Черноземьем поддерживали катакомбники второго района – Ростовской области, Краснодарского края и Северного Кавказа. Третий очень крупный «очаг» ИПХ, имевший собственные традиции, существовал в Поволжье на территории, простиравшейся от Чувашской АССР до Саратовской области включительно.

Много истинно-православных проживало в Ивановской, Ярославской, Горьковской, Костромской, Владимирской областях – традиционных иосифлянских местах. Наконец, последний основной «очаг» возник в 1940-х годах на востоке в результате массовых депортаций ИПХ в Алтайский край и соседние Новосибирскую, Томскую, Кемеровскую области, Красноярский край. Кроме того, имелось еще пять сравнительно небольших районов, где имелись общины ИПХ – Казахстан (Караганда, Чимкент, Ташкент), Коми АССР, Брянская область, Северо-Запад России (часть Ленинградской и Новгородской областей) и Кировская область. Отдельные группы истинно-православных существовали и в других регионах СССР.

На оживление деятельности ИПХ власти отреагировали новым «походом» на Катакомбную Церковь. Он продолжался с 1958 по 1964 г. Расстрелы уже не применялись и самые суровые меры наказания «ограничивались» длительными сроками заключения в концлагерях, психиатрических больницах и ссылками. Тогда же помимо 25-летних приговоров начали широко применяться и небольшие сроки лишения свободы, которые бесконечно продлевались – таким образом, люди попадали за решетку на десятилетия [17].

В 1961 г. преследования подпольных христиан были официально узаконены. В «Инструкции по применению законодательства о культах», утвержденной постановлением Совета по делам РПЦ и Совета по делам религиозных культов от 16 марта 1961 г. говорилось: «Не подлежат регистрации религиозные общества и группы верующих, принадлежащие к сектам, вероучение и характер деятельности которых носит антигосударственный и изуверский характер: иеговисты, пятидесятники, истинно-православные христиане, истинно-православная церковь, адвентисты-реформисты, мурашковцы и т.п.». В других документах в число запрещенных «сект» включались также некоторые относительно самостоятельные группы истинно православных: молчальники, леонтьевцы, краснодраконовцы, иннокентьевны, иоанниты и федоровцы. Самым непосредственным образом коснулись ИПХ, не имевших никаких документов и не работавших в государственной системе, и указ 1959 г. о «закрытии святых мест», запрете паломничества, а также закон от 4 мая 1961 г. о тунеядстве [18].

В результате репрессий движение ИПХ вновь понесло большие потери и значительно сократилось численно. Однако Катакомбная Церковь в целом в конце 1950-х – начале 1960-х гг. многократно выросла. Когда в результате антирелигиозных гонений и закрытия множества храмов, около 4 тысяч священников осталось без мест и регистрации, большинство из них не отказалось от сана, а продолжало обслуживать духовные нужды верующих тайно от гражданских властей. Снова в подполье ушла и определенная часть Московского Патриархата.

Существуют многочисленные свидетельства этого процесса. Так, в конце 1960-х годов в Коми АССР помимо трех групп ИПХ существовало около 20 незарегистрированных православных общин с «неофициальными священниками», лишенными приходов. В городе Кентау (Казахстан) после закрытия храма верующие стали в частном порядке собираться для совершения богослужений. Впечатляющие результаты дал единовременный учет религиозных объединений в СССР 1961 г. Он выявил 6486 функционирующих незарегистрированных «неправославных» общин и групп, к которым были отнесены и некоторые ИПХ, например 21 объединение иоаннитов, 15 – иннокентьевцев и т.п. В то же время оказалось, что существуют и сотни нелегальных православных общин, которые не относятся ни к ИПХ, ни к ИПЦ [19].

2 ноября 1962 г. Совет по делам РПЦ принял постановление, в котором указывалось, что при проведении единовременного учета выявлено значительное количество незарегистрированных религиозных обществ и групп Русской Православной Церкви, возглавляемых заштатным духовенством, монахами. «Гастролирующие попы» совершали систематические богослужения в частных домах, под открытым небом и т.п. Уполномоченным поручалось внести в облисполкомы предложения по прекращению их деятельности. Согласно сведениям Совета на 1 июня 1962 г. в РСФСР было 684 нелегальных прихода, в том числе 167 в Татарии. 136 в Горьковской области, 95 в Ульяновской, 64 в Оренбургской, 52 в Пензенской и т.д.[20]

Следует отметить, что в 1960-е гг., так же как и в 1930-е, усиление гонений на религию сблизило все православные течения. Преследования, которым подвергался Патриархат, подняли его авторитет в глазах истинно-православных. Кроме того, теперь они составляли меньшую часть подпольного христианства. Основная же масса катакомбников уже не отрицала законности официальной иерархии и считала опасным полностью отрываться от нее при всех ее недостатках.

В результате указанных причин в Катакомбной Церкви в 1960-1970-е гг. произошли качественные изменения, ее своеобразное внутреннее перерождение. В 1980-е гг. внутри нее существовало уже около 8 разных группировок. Почти все эти течения не имели канонического общения между собой. Большинство из них начало оформляться только в 1960-1970-е гг. и не было непосредственно связано с истинно-православными довоенных или первых послевоенных лет. Различались указанные течения и по их отношению к Московскому Патриархату – от признания его юрисдикции до полного отрицания таинств, совершаемых священнослужителями Патриархата.

Доля традиционных ИПХ в Катакомбной Церкви постоянно сокращалась. Шел непрерывный процесс уменьшения их численности (во многом из-за резкого падения рождаемости) и старения. Исследования, которые проводили в 1970-1973 гг. в Центральном Черноземье экспедиции под руководством А. Демьянова выявили раскол ИПХ на несколько толков и общее затухание движения с середины 1960-х гг. В тоже время почти исчезли исторические группы, Демьянов смог опросить в начале 1970-х гг. 1209 истинно-православных христиан в Тамбовской, Воронежской (488), Липецкой (127) и Рязанской (93) областях. В результате исследователь пришел к выводу, что общая численность истинно-православных в Центральном Черноземье составляет 1,5 тыс. и сократилась с конца 1950-х гг. на 40-50%. Правда, они назывались представителями третьей крупнейшей религии в регионе. Если учесть, что в 1972 г. его население насчитывало 8 млн. человек, то вероятно ИПХ было больше, чем указывали советские авторы [21].

Материалы, собранные экспедициями, показали ослабление в среде ИПХ эсхатологических и антихристологических настроений, изменение отношения к советским законам. Доля молодежи от 18 до 30 лет за 1970-е гг. сократилась с 1,4% до 0,8%, количество людей старше 60 лет выросло с 52,4% до 76,3% [22]. Общая численность последователей тайной Православной Церкви в СССР в конце 1980-х – начале 1990-х гг. составляла по оценкам различных ее представителей от 100 до 500 тыс. человек.[23]

Таким образом, нелегальная церковная деятельность в СССР разделяется на четыре этапа. Первый этап продолжался с 1918 г. до конца 1920-х гш. В подполье в это время находилась небольшая часть священнослужителей и мирян – почти исключительно ИПХ, а с 1928-1929 гг. и некоторые общины иосифлян. Второй этап приходится на 1930-е - середину 1940-х гг. В результате ожесточенных антирелигиозных гонений произошел резкий рост рядов Катакомбной Церкви, на нелегальное положение перешло большинство приходов, основная часть которых сохранила верность Московскому Патриархату. В последние годы войны они снова вышли из подполья. Общее количество катакомбников многократно уменьшилось. Правда, в рамках третьего этапа - в конце 1940-х гг. возросли активность и численность ИПХ. Но в результате репрессий в 1950 г. и в их среде начался спад.

Заключительный - четвертый - этап охватывает конец 1950-х - начало 1990-х гг. Хотя об­щин ИПХ становилось все меньше, ряды Катакомбной Церкви вновь заметно выросли вследствие очередной кампании в борьбе с религией. Когда в результате массового закрытия храмов в 1958-1964 гг. тысячи священников остались без мест и регистрации, большинство из них продолжило обслуживать духовные нужды верующих тайно от гражданских властей. В «катакомбах» произошли качественные изменения: оформились 8 основных течений, как на базе истинно-православных, так и главным образом на основе нового «пополнения».

Можно с уверенностью сказать, что Катакомбная Церковь, особенно в лице общин ИПХ, была самой непримиримой, последовательной формой массового сопротивления советской власти за все 70 с лишним лет ее существования. Создание и расширение религиозного подполья в стране было во многом «делом рук» самих органов государственной власти, следствием их ошибочной политики по отношению к Церкви. В то же время следует отметить, что феномен православных «катакомб» (религиозных нонконформистов) показал не только свою чрезвычайную устойчивость в различных условиях, но и наличие тенденции к самовоспроизводству и увеличению за счет пополнения верующими Московского Патриархата. Новые члены тайных общин составляли значительную часть их состава.

Катакомбное движение помогло Русской Церкви выстоять даже в периоды жестоких гонений. Оно оказывало определенное воздействие на государственную религиозную политику, являясь одной из причин изменения ее курса, тех или иных уступок со стороны советского государства. Движение переживало различные периоды, в том числе и существенного упадка. Со временем заметной становилась тенденция вырождения части катакомбников в секту. Но в целом, к моменту падения советской власти «тайная» Церковь не только не перестала существовать, но и продолжала активно функционировать.

При этом деятельность нелегальных церковных субкультур сопровождалась появлением и развитием различных религиозных практик: получение нелегального духовного образования в кружках, семинарах и т.п.;, тайные молебны, празднования Пасхи, Рождества; тайные рукоположения в священный сан и архиерейские хиротонии; посещение нелегальных мест поклонения; устройство тайных храмов и монашеских общин; изготовление предметов культа и богослужебной утвари из подручных материалов и т.д. Правда, со временем у цела ряда субкультур значительная часть религиозных практик приобрела сектантские формы: обожествление харизматического лидера, полная замена священнослужителей мирянами-проповедниками, полное отчуждение от «мира», проповедь крайнего аскетизма, вплоть до половых запретов, массовое принятие обетов молчания и др. Некоторые из этих сохранились до настоящего времени, но для их изучения пока сделано явно недостаточно.

[1] См.: Зеленогорский (Гринберг) М. Жизнь и деятельность архиепископа Андрея (Ухтомского). М., 1991.

[2] См.: Шкаровский М.В. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб., 1999.

[3] Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в XX веке. М., 1995. С. 174.

[4] Иоанн (Береславский), епископ, Илья (Попов), игумен. Тайный схимитрополит. Жизнеописание главы Истинно Православной Церкви схимитрополита Геннадия (1898-1987). М., 1991. С. 22; Алексеев В.И., Ставру Ф.Г. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение. 1981. № 16. С. 105.

[5] Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), ф. Р-9401сч, оп. 2, д. 65, л. 305-306.

[6] Афанасий (Сахаров), епископ. Можно ли посещать храмы Московской патриархии? Из письма к духовной дочери // Вестник РХД. 1972. № 106. С. 96.

[7] Чаев П.О. Катакомбные монастыри // Грани. 1982. № 123. С. 190-191; РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 407, л. 40.

[8] Alekseev W. Russian Orthodox Bishops in the Soviet , 1941-1953. New York, 1954. Р. 58; Андреев И. Указ. соч. С. 10-11.

[9] ГА РФ, ф. 6991, оп. 132, д. 109, л. 70-77, д. 497, л. 203.

[10] Демьянов А.И. Религиозность: тенденции и особенности проявления (социально-психологический анализ). Воронеж, 1984. С. 99; Он же. Истинно православное христианство. Воронеж, 1977. С. 32, 43; Никольская З.А. К характеристике течения так называемых истинно православных христиан // Вопросы истории религии и атеизма. Т. 9. М., 1961. С. 166, 171, 180.

[11] РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 569, л. 37, д. 497, л. 203.

[12] Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ), ф. 5, oп. 16, д. 642, л. 23, д. 650, л. 18.

[13] Там же, ф. 5, оп. 33, д. 90, л. 100.

[14] Беляев В. Лик святых апостолов // Вечерняя Москва. 1959. 29 июля; Яковлев Е. Подданные Николая II // Ленинское знамя. 1959. 5 июля.

[15] Никольская З.А. Указ. соч. С. 172; Янкова З.А. О некоторых методах конкретно-социального изучения религии (из опыта Рязанской экспедиции Института истории Академии Наук СССР) // Конкретные исследования современных религиозных верований (Методика, организация, результаты). М., 1967. С. 113.

[16] Демьянов А.И. Истинно православное христианство. С. 36-37, 85.

[17] Вагин Е. Изгнание правды ради // Русское Возрождение. 1978. № 4. С. 33-35.

[18] Законодательство о религиозных культах. Нью-Йорк, 1981. С. 84; Анисимов С. Нравственный прогресс и религия. М., 1965. С. 52.

[19] Гагарин Ю.В. Религиозные пережитки в Коми АССР и их преодоление. Сыктывкар, 1971. С. 74-76; Константинов Д. Гонимая Церковь. Нью-Йорк, 1967. С. 349; Одинцов М.И. Государство и церковь в России XX век. М., 1994. С. 121-122.

[20] ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 288, л. 41-43, д. 452, л. 31.

[21] Демьянов А.И. Истинно православное христианство. С. 42-49, 94.

[22] Демьянов А.И. Религиозность: тенденции и особенности проявления. С. 100; Клибанов А.И. По тому же маршруту, 1959-1971 // Наука и религия. 1972. №3. С. 55; Он же. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем. М., 1973. С. 233-234; Полвека служения России. Интервью А.А. Чернова «Посеву» // Посев. 1979. № 10. С. 40-46.

[23] Поспеловский Д.В. Указ. соч. С. 329; См.: Кто есть кто в российских катакомбах.