Розенко С.В. Уголовная ответственность за сектантство по своду законов Российской империи 1832 г.

Уголовно-правовое противодействие криминальному сектантству в российском уголовном праве имеет длительную и содержательную традицию. В качестве одного из первых, системообразующих документов в данной области следует признать Свод законов Российской империи 1832 г. В нем был закреплен переработанный и систематизированный законодательный материал, накопившийся с момента принятия Соборного уложения 1649 г. и Воинского артикула Петра I, положения которых к концу первой четверти XIX века устарели как содержательно, так и формально. В томе XV Свода сгруппированные нормы уголовного закона впервые в отечественном уголовном праве были разделены на Общую и Особенную части. Его формирование – это консолидация уголовного законодательства в рамках единого акта, что явилось результатом последовательной государственной политики по систематизации отечественного законодательства, осуществленной императором Николаем I.

Следует согласиться с выводом О.В. Андрусенко о том, что «…Свод законов уголовных (1832 г. и последующее его переиздание 1842 г.) консолидировал действующее в России уголовное законодательство и стал действующим источником уголовно-правовых норм. Он впервые в истории страны представил для правоприменительных органов государства (суда, следствия, полиции) источник действующего уголовного права, который имел достаточно четкую и продуманную систему, построенную на теоретической и практической основе. Свод законов уголовных следует рассматривать как важнейший этап и существенный прорыв в истории развития отечественного уголовного права и правоприменительной деятельности. Его издание означало переход от бессистемности и противоречивости уголовного законодательства к четкой системе изложения уголовных законов, а достаточно высокий уровень законодательной техники при его изложении, снабжение издания указателями и вспомогательными материалами, его доступность не только для государственных служащих, но и подданных способствовали развитию юридической сферы деятельности государства» [1, с. 10].

По мнению С.В. Кодана, составители Свода не ставили задачу преобразования законов и создания новых норм и институтов права [2, с. 107]. Это объясняется тем, что первая кодификация уголовного права в указанном Уложении потребовала обязательной предварительной систематизации в Своде законов, который следует рассматривать не только как собрание актов различных периодов, но и как обобщение имеющегося опыта за достаточно длительный промежуток времени.

Как отмечает С.В. Кодан, особенность Свода состоит в том, что это своеобразное нормативно-практическое руководство для повседневной работы чиновников, которое заменяет как официальный Юридическая наука и правоохранительная практика источник права изданные ранее и разрозненные узаконения и компенсирует слабый уровень их юридической подготовки. В этом отношении является оправданной подробная система изложения правовых норм с весьма дробным делением на главы, отделения, подразделы и т.п. [3, с. 81] Данный инструктивно-прикладной характер акта предопределил и его недостаточную теоретическую разработанность.

Значение данного Свода состоит в том, что в дальнейшем он послужил основой для создания Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., где уже 81 статья была посвящена институту религиозных преступлений, и, в частности, в 12 статьях установлена уголовная ответственность за ереси и раскол [4, с. 14-142]. В свою очередь, это во многом предопределило основные направления и тенденции государственной уголовно-правовой политики криминализации и наказуемости сектантства до 1917 г.

В указанном документе была продолжена действовавшая ранее традиция уголовного преследования религиозных течений, не признаваемых Российским государством. Основной причиной криминализации сектантства в первой половине XIX в. явилось то, что оно рассматривалось как непосредственная угроза официальной государственной идеологии: «православие – самодержавие – народность», поскольку имелись факты широкого распространения религиозных новообразований, имеющих антигосударственную и антицерковную направленность. Ситуация некоторой религиозной свободы сектантства, которая получила широкое распространение в период правления Александра Ι, привела к целому ряду негативных последствий. В результате государственная политика в данной сфере кардинально изменилась.

Уголовная ответственность за религиозные преступления была закреплена в разделе II книги I «О преступлениях и наказаниях вообще» т. XV данного Свода «О преступлениях против веры» [5, с. 69-75]. Раздел II «О преступлениях против веры» включал три главы: глава 1 «О богохулении и порицании веры» (4 статьи), глава 2 «Об отступлении и отвлечении от веры» (6 статей), глава 3 «О наказаниях за ересь и раскол» (8 статей), глава 4 «О подложном проявлении чудес, лжепредсказаниях, колдовстве и чародействе» (4 статьи), глава 5 «О нарушении благочиния в церквях» (6 статей), глава 6 «О святотатстве, разрытии могил и ограблении мертвых тел» (4 статьи). Особая общественная опасность преступлений в сфере религии состояла в том, что именно с этих преступных посягательств начинался перечень конкретных составов преступлений Особенной части Свода законов Российской империи.

Глава 3 книги I содержала положения о наказаниях за ересь и раскол (статьи 192199) [5, с. 70-72], рассматривавшиеся как однородные явления, в которых нашла отражение реакция государственной власти периода царствования Николая I – систематическое официальное уголовное преследование сектантов. Данная уголовно-правовая политика во многом предопределила особенности законодательных конструкций, направленных на противодействие сектантству, в отечественном уголовном законодательстве

На основании ст.ст. 192 и 199 Свода данный вид преступлений по объективной стороне и субъекту преступления можно разделить на два вида: 1) ереси, признанные особо вредными; 2) ереси, соединенные с жестоким изуверством и фанатическими на жизнь свою или других покушениями (в данном случае особенность действия рассматриваемой главы состояла в том, что нормы, предусматривающие уголовную ответственность за указанные посягательства, находились в иных частях Свода).

Это объясняется тем, что раскольничество как таковое неустанно представлялось как значительная угроза для официальной религии – православия, а зачастую это и были те или иные отклонения (толкования) от него, а точнее – официальной церковной иерархии. Реакция со стороны государственной власти в данный период была однозначно негативной и неуклонной в связи с антицерковными настроениями сектантов.

В статье 192 определен открытый перечень раскольников, носивший бланкетный характер: духоборцы, иконоборцы, малакане, иудействующие и другие наставники и последователи ересей, признанных особенно вредными, которые активно противопоставляли свое вероучение официальной церкви и государству. Данный перечень мог быть дополнен ведомственным актом МВД в случае признания нового религиозного толка особенной вредной ересью.

Объективная сторона состояла в распространении ереси, привлечении к ней других; соблазнах, буйствах и дерзостях против церкви и духовенства православной веры. В качестве наказания для виновных предусматривалась отдача в солдаты, где им не предоставлялись ни временные отпуска, ни отставка. Ссылка в Закавказские провинции как место для поселения для неспособных к службе и женщин была определена с той целью, чтобы по возможности больше отделить их от центральных районов Империи, православных и даже раскольников.

В статье 193 Свода устанавливалась уголовная ответственность за принадлежность к скопцам, а равно за оскопление других, то есть наказуемым признавался сам факт сектантства. Скопцы к 1832 г. получили достаточно широкое распространение по всей территории государства. Признавались самой вредной сектой, так как, по их учению, ветхозаветное обрезание служило прообразом великого таинства оскопления. Поскольку половые органы на теле человека – это следствие греха, то их необходимо уничтожить. Отсюда необходимость оскопления для достижения нравственного совершенства. Оскопление – огненное крещение, «убеление», принятие чистоты; оно рассматривалось как «Божие знамя», с которым скопцы пойдут на Страшный суд. Только при оскоплении можно предохранить себя от «лепости» и достигнуть полной чистоты.

В связи с этим при привлечении к уголовной ответственности скопцов и им подобных не принимались во внимание следующие обстоятельства смягчающего оправдательного характера: 1) оскопление над ними проводили неизвестные лица или те, кто являются умершими; 2) оскопление над ними произведено во время сна или во младенчестве, когда они не помнят, кем, когда и даже не чувствовали боли от операции, или насильственным образом; 3) что они лишились детородных органов или от ушиба, или от болезни, или от других выдуманных подобных случаев; 4) оскопление проводили известные им лица и по собственному произволению, но в недавнем времени [5, с. 70].

В Своде выделялись две категории раскольников: наставники и последователи (учителя и ученики), которые не рассматривались как виды сообщников (соучастников), и данное обстоятельство при назначении наказания не учитывалось. Первые сочетали в себе руководящую организационную (административную) и идеологическую (воспитательную) власть [6, с. 394]. В качестве последователей рассматривались лица, следовавшие за каким-либо учением, придерживавшиеся чьих-нибудь взглядов [6, с. 568].

В случае обращения раскольников в православие: 1) в стадии судебного производства, при удостоверении этого местным духовным начальством, виновные освобождались от уголовной ответственности: обратившиеся возвращались в прежние их общества или к помещикам; 2) в местах нового поселения – дозволялось возвратиться во внутренние губернии и избирать род жизни; донские казаки возвращались в Войско и зачислялись в прежнее казачье звание (ст. 194). При повторном совращении в раскол виновный отсылался в Закавказские провинции безвозвратно.

В некоторых случаях уголовные наказания дополнялись административными мерами: малолетние дети, которые производили духовные обряды по ереси жидовствующих, отсылались в батальоны или полубатальоны военных кантонистов (для поступления с ними по усмотрению военного начальства), или на казенные фабрики (по распоряжению Министерства финансов).

В статье 198 Свода содержится отсылочная норма о наказуемости по ст. 192 виновных (родителей или посторонних лиц) в принуждении или соглашении детей к совершению указанных обрядов.

Положения, закрепленные в статьях 192-198, не распространялись на наставников и последователей сект, сопряженных с жестоким изуверством и фанатическими на жизнь свою или других покушениями. Указанная категория лиц наказывалась по законам о смертоубийстве или намерении к смертоубийству – глава 2 «О смертоубийстве» раздела 6 «О преступлениях против безопасности жизни и против прав общественного состояния лиц» книги 1 «О преступлениях и наказаниях».

Данное положение является исключением из общего правила о наказании раскольников. Понятие данных сект в законе не раскрывалось. В качестве соучастников преступления наставники и последователи не упоминались, они рассматривались как соисполнители.

Таким образом, наказуемость принадлежности к сектантам в различных формах определялась казуистическим, но формально-определенным образом, не допускавшим свободы волеизъявления правоприменителя и альтернативы при выборе наказания.

В процессе создания систематического Свода применялся более высокий уровень обработки законодательного материала, чем при составлении хронологического Полного собрания законов Российской империи. Вместе с тем издание Свода законов впервые в истории отечественного законодательства привело действующие нормативные правовые акты в определенную «формальную» систему как в целом, так и на уровне отдельных отраслей российского права.

В частности, впервые систематическое изложение получило российское уголовное законодательство, помещенное в XV томе, – Свод законов уголовных. Но поскольку это системное формирование было первичным, то наряду с новшествами сохранились и многие традиции, пережитки и особенности прежнего законотворчества.

В заключение следует отметить несколько отличительных признаков положений, направленных на противодействие сектам, закрепленных в Своде законов 1832 г.:

1. это систематизация уже имеющегося законодательного опыта;

2. отдельные положения зачастую противоречили имевшимся на тот период традициям, устоям и правилам церковно-дисциплинарной практики. При этом правоприменение положений Свода не справлялось с проблемами текущей правоприменительной практики, так как он ограничивался собранием разнохарактерных и разновременных уложений и указов. Н. Неклюдов отмечал, что Свод законов уголовных графа Сперанского носил на себе все недостатки сводов вообще [7, с. 280]. Иными словами, это было не систематизированное собрание законодательства, где отсутствовало внутреннее единство и общие принципы и содержался сбор узаконений различных периодов времени, приведенных в определенную систему, включавших в себя нормы не только уголовного права, но и административного (в последующем данный подход применения положений иных отраслей права в качестве мер социальной защиты и видов наказания получил значительное распространение в советский период истории уголовного права);

3. определения понятий ересей и раскола в Своде не раскрывались, поскольку лишь казуистически упоминались отдельные, наиболее опасные секты того времени;

4. отсутствовала системность при назначении наказаний.

__________________

1. Андрусенко О.В. Систематизация уголовного законодательства Российской Империи (первая половина XIX века): автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2000. 23 с.

2. Кодан С.В. М.М. Сперанский и систематизация законодательства в России // Советское государство и право. 1989. № 6. С. 103-110.

3. Кодан С.В. Становление системы материального и процессуального законодательства Российской Империи // Российский юридический журнал. 2003. № 1. С. 79-81.

4. Бытко Ю.И., Бытко С.Ю. Сборник нормативных актов по уголовному праву России X–XX веков. Саратов: Научная книга, 2006. 786 с.

5. Свод законов Российской Империи, повелением государя Императора Николая Павловича составленный. Законы Уголовные. СПб., 1832. 560 с.

6. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник, 1999. 944 с.

7. Попов А. Суд и наказания за преступления против веры и нравственности по русскому праву. Казань, 1904. 520 с.