Сергий Радонежский и Дмитрий Донской: было ли благословение на борьбу с Мамаем?

На протяжении последней четверти века происходит постепенное возвращение Русской Церкви в историю России. В научную и популярную литературу и, что более важно, в школьные учебники. Этот процесс вызывает неослабевающую полемику: насколько самостоятельна Церковь, должна ли она безусловно поддерживать государства или у нее иные приоритеты, какова мера ее участия в деяниях государства на критических участках русского исторического маршрута , до какой степени важным являлось одобрения Церкви в отношении важнейших государственных предприятий?

Один из пунктов дискуссии составляет исторический сюжет, связанный с благословлением, которое дал преподобный Сергий Радонежский Дмитрию Донскому, когда великий князь московский шел сражаться с Мамаем. Эта история вызывает горячие споры, порой доходящие до градуса кипения.

Сколько дат, относящихся к исторической судьбе России, вспомнит сейчас обычный русский человек, вышедший из стен школы лет этак десять-пятнадцать назад? Допустим, вопрос задан ему среди улицы – ни в интернет заглянуть, ни в энциклопедический справочник… Если он не работает преподавателем, если он не стал ученым, скорее всего, прозвучит всего 3-4 цифры. 1945-й, конечно. 1917-й, к сожалению. 1812 и, возможно, 1612-й – недавно праздновали! 988-й – дай-то Бог. И, скорее, всего, 1380-й. Поле Куликово. Эту дату помнят, он связана со сражением, о котором не позволяет забыть нечто более глубокое, нежели хорошо изученная школьная программа.

Историю о великом походе князя Дмитрия Ивановича на Дон сопровождает рассказ про то, как московский правитель получил благословение у Сергия Радонежского. В позднесоветское время появляется гипотеза: всё это выдумка, «церковная легенда». Форма, в которой была выражена идея гипотезы, — чисто научная, но суть ее, глубинная суть, очень далека от науки. Хотелось бы напомнить одно обстоятельство. Сильнейший сторонник подобного взгляда, Владимир Кучкин, опубликовал статью «О роли Сергия Радонежского в подготовке Куликовской битвы» на страницах сборника «Вопросы научного атеизма» (1988).

С тех пор к чисто научной, на первый взгляд, полемике всегда и неизменно примешивается глухой подтекст, связанный с верой и безбожием.

Стоит проверить, до какой степени гипотеза, высказанная В. Кучкиным и поддержанная его сторонниками, обоснованна. Ведь она, в сущности, является ступенькой для восхождения к полемике более широкого плана: о роли Русской Православной Церкви в истории Государства Российского.

1.

Прежде всего, следует напомнить то, что известно о встрече Дмитрия Донского и Сергия Радонежского в 1380 году, а также то, откуда, из каких источников всё это известно.

Про визит государя московского в Сергиев монастырь развернуто повествует «Сказание о Мамаевом побоище» и, весьма кратко, Житие преподобного Сергия.

Великий князь Дмитрий Иванович, незадолго до отбытия войск в поход против Мамая, ездил с Серпуховским князем Владимиром Андреевичем на поклон к Сергию Радонежскому. Правитель желал получить от игумена лесной обители благословение перед трудным и опасным делом. Сергий упросил князя отстоять литургию, а затем – разделить трапезу. Князь, в замешательстве, просил Сергия отпустить его, «ибо пришли к нему вестники, что уже приближаются поганые татары». Но тот задержал Дмитрия Ивановича, сказав: «Это твое промедление двойным для тебя послушанием обернется. Ибо не сейчас еще, господин мой, смертный венец носить тебе, но через несколько лет, а для многих других теперь уж венцы плетутся». Князь не посмел ослушаться, откушал монастырского хлеба. Тогда Сергий «…окропил его священной водою и все христолюбивое его войско и осенил великого князя крестом Христовым — знамением на челе». Потом он сказал Дмитрию Ивановичу: «Пойди, господин, на поганых половцев, призывая Бога, и Господь Бог будет тебе помощником и заступником». И добавил тихо: «Победишь, господин, супостатов своих, как подобает тебе, государь наш».

Половцами в ту пору иногда, по старой памяти, называли ордынцев.

Дмитрий Иванович попросил у игумена двух воинов из иноческой братии – Александра Пересвета и его брата Андрея Ослябю. Сергий призвал к себе обоих и велел отправляться с Дмитрием Ивановичем, «ибо были известными в сражениях ратниками, не одно нападение встретили». Преподобный  дал им «…вместо оружия тленного нетленное — крест Христов, нашитый на схимах, и повелел им вместо шлемов золоченых возлагать его на себя». Вернувшись из Троицкого монастыря в Москву, Дмитрий Иванович пошел к митрополиту Киприану и рассказал о благословении Сергия. Тот велел держать всё услышанное в тайне. Во время битвы схимник Пересвет сошелся с ордынским богатырем Челубеем, и оба пали, нанеся друг другу смертельные удары копьями…

Подробный рассказ о том, как великий князь московский получал благословение у святого Сергия, есть только в одном источнике по истории Куликовской битвы. Это, как уже говорилось, «Сказание о Мамаевом побоище». В летописях ничего подобного нет. Неизвестно, когда «Сказание» было создано. Большинство историков склоняются к тому, что от победы 1380 года до времени, когда возникло это литературное произведение, лет сто, а то и сто пятьдесят. Проще говоря, это поздний памятник. А потому и вызывает сомнения: до какой степени память о давних событиях искажена в нем? До какой степени можно искать в нем правду факта, а не художественный вымысел?

2.

Многие усомнились в достоверности «Сказания…» Помимо уже названного Кучкина, это и Вадим Егоров, и Игорь Данилевский.

Ими выдвинуто множество аргументов. Некоторые доводы легковесны, но другие заслуживают самого пристального внимания.

Так, например, как мог Дмитрий Иванович летом 1380 года беседовать в Москве с митрополитом Киприаном, если сам же его изгнал двумя годами ранее? Обстоятельства поставления Киприана в сан вызывали сомнения в его каноничности. Вместо него митрополичью кафедру занял Пимен, притом сделал это с помощью мошенничества, а потому на Москве его как законного митрополита не приняли. Важнее другое: и Пимен, поставленный в сан Константинопольским патриархом, не успел добраться до Московской Руси к тому времени, когда начались сборы перед выходом на Мамая. Иными словами, Москва вообще не имела на тот момент никакого митрополита.

Но, возможно, разговор состоялся в 1378 году, когда Киприан ненадолго приезжал в Москву. Тогда и благословение Сергия относится не к преддверию Куликовской битвы, а к кануну другой, не столь значительной   победы над ордынцами – на реке Воже. Она-то совершилась именно в 1378 году.

Мог ли Сергий дать благословение великому князю, когда тот находился в затяжном конфликте с Церковью? Изгнав Киприана, Дмитрий Иванович попытался сделать митрополитом своего ставленника, Михаила-Митяя. Московское монашество отнеслось к нему, «новоуку во иночестве», крайне отрицательно. Киприана же наше иночество, включая и Сергия, готово было принять. Господь не попустил Михаилу-Митяю занять митрополию: он умер по дороге в Константинополь, где его должны были поставить в сан. Не управлял митрополией ни дня. Досталась она Пимену…   Но отношения между Сергием и великим князем на почве «митяевщины» крепко испортились.

Почему в Житии преподобного Сергия нет ни слова о посылке двух иноков? Про благословение там кратко упоминается, но раз иноки Пересвет и Ослябя не упомянуты, стоит ли верить остальному?

Разве позволительно инокам, тем более схимникам, браться за оружие и проливать кровь на ратном поле? Можно ли после этого верить в двух посланцев Сергия, сражавшихся на поле Куликовом? Может, их вовсе не отправлял Сергий? Не являлись ли они митрополичьими боярами, т.е. людьми, служившими как воины или администраторы, но не имевшими касательства к иночеству?

Если посмотреть внимательно на карту, неужели не станет ясным, что Дмитрий Иванович никак не мог посетить Сергия во главе войска? Ведь Троицкий монастырь находится от Москвы в прямо противоположном направлении, чем Коломна, где был назначен сбор русских ратей! Если бы московские полки пришли к Сергию, они увеличили бы свой маршрут более чем в полтора раза. А сборы на войну требовали большой спешки…

3.

Солидно ли звучат доводы лагеря «критиков»? О да, от них невозможно отмахнуться.

Но каждый из них при ближайшем рассмотрении выглядит небесспорным.

Имеет смысл пройтись «по пунктам», показывая слабые стороны каждого.

Прежде всего, в 1380 году Дмитрий Иванович помирился с Киприаном. Через несколько месяцев после победы над Мамаем, великий князь, по словам летописи, «послал игумена Федора Симановского, отца своего духовного, в Киев по митрополита по Киприана, зовучи его на Москву к собе на митрополью». Хроника перемещений Киприана по Руси для 1380 года не известна. Он мог обогнать и Пимена и посетить Москву. Даже если Киприан не добрался до Москвы, он мог вступить в переписку с великим князем и московским духовенством, и следы этой переписки донесло, в измененном виде, «Сказание о Мамаевом побоище». В любом случае, быстрое примирение сразу после победы над Мамаем показывает: скорее, какие-то переговоры меж ним и Дмитрием Ивановичем велись еще до нее; свидание меж ними не столь уж невозможно, а установление добрых отношений весьма вероятно.

А вот в 1378 году никакой диалог не был возможен: «митяевщина» была в разгаре.

Мог ли Сергий благословить правителя, жестоко обидевшего Церковь? Да странно было бы отказать в благословении главе христианского воинства, идущего пить смертную чашу! В роковые моменты лишь ничтожная личность принимается холить и лелеять прежние обиды. Разве уместно обряжать преподобного Сергия в одежки ничтожества?!

Сведений о посылке двух иноков с великим князем в Житии нет… поскольку составителя Жития никто не обязывал их туда включать. Точности от подобного памятника ждать не приходится. Это ведь не летопись!

Инокам драться в смертном бою неуместно. Однако это еще не повод отрицать достоверность «Сказания…» В раннем, самом достоверном летописном повествовании о событиях 1380 года среди знатных людей, павших на поле, назван Александр Пересвет. Другая летопись называет его бывшим брянским боярином. Выходит, герой поединка с Челубеем все же присутствовал в русском войске. И не молился за стеной ратников, а сам бился с ордынцами. Нигде, ни в каком месте он не именуется «митрополичьим боярином». Но послушником при Троицком монастыре он вполне мог быть.

Иными словами, Пересвет и Ослябя ко времени визита великого князя к Сергию, возможно, еще не приняли иноческих обетов, а  значит, могли на время скинуть рясы, чтобы надеть кольчуги.

Предполагают и другое. В условиях «священной войны», от которой зависела судьба Руси и русского православия, Пересвет мог душу свою положить ради братьев своих, пойдя на явное нарушение обетов. Люди на многое способны в экстремальных условиях…

Что же касается «христолюбивого войска», окропленного Сергием, то и тут не видно никакой нелепости или нестыковки. В «Сказании…» вовсе говорится, что великий князь привел с собой к Сергию всю московскую дружину и, тем более, все полки русские. Но его и князя Владимира Андреевича сопровождала вооруженная свита. Ее-то и назвал автор «Сказания…» христолюбивым войском. Главные силы в то время не трогались из столицы, ожидая Дмитрия Ивановича.

«Сказание…» в целом – поздний источник? Да, скорее всего, именно так. Но не настолько поздний, чтобы в нем не могли отразиться воспоминания участников битвы, бережно хранимые их потомками. К тому же, автор его мог использовать гораздо более ранние летописи, не дошедшие до наших дней.

Остается сделать вывод: действительно, «Сказание о Мамаевом побоище» вызывает много вопросов. В том числе и сюжет, связанный с благословением Сергия. На некоторые из них невозможно ответить со строгой определенностью: не располагают историки машиной времени, они могут лишь судить о древних временах по текстам, дошедшим до наших дней… А тексты не всегда кристально прозрачны. Ответы, прозвучавшие из стана «критиков», сами по себе – всего лишь размышление о более или менее вероятном ходе событий 1380 года. Стоящая за ними гипотеза по многим позициям выглядит слабее традиционной точки зрения.

Словом, нет оснований раз навсегда сбрасывать со счетов «Сказание о Мамаевом побоище».

4.

Известный специалист по истории русского средневековья Николай Борисов несколько раз брался за изучение истории с благословением преподобного Сергия. В статьях и книге, посвященной основателю Троице-Сергиевой лавры, историк показал, сколь глубоко он знает доводы и контрдоводы обоих «лагерей». Окончательный «приговор» ученого звучит так: «Все действия, связанные с историей о благословении Сергия, очень четко укладываются в исторический контекст. Поэтому я убежден, что эта история – не выдумка троицких монахов XVI века, а то, что действительно происходило летом 1380 года».

Современный историк Ольга Плотникова замечает: в одном из летописных рассказов о битве на поле Куликовом «Дмитрий Иванович… показан как защитник православной веры, — а также как великий князь всей земли Русской. Мамай же показан не только как захватчик, но и как гонитель христианства, желающий уничтожить Русь как таковую… и в этом же тексте мы читаем благословение Сергия Радонежского, полученное Дмитрием Ивановичем за два дня до битвы. Тем самым подчеркивается богоугодность битвы, единство русского князя и православной Церкви…»

Таким образом, не только факт важен – было ли благословение, не было ли – но и более широкий культурный контекст вокруг всей этой ситуации. «В истории благословение Сергия стало символом единения народа, власти и Церкви перед лицом внешнего врага», — пишет Ольга Плотникова. Что это значит? А прежде всего то, что Церковь в целом поддержала Дмитрия Ивановича, идущего против ордынцев. И на протяжении многих поколений память об этом хранили как духовное сокровище.

Древнейший и самый достоверный летописный рассказ о битве на поле Куликовом содержит яркий зачин: «Мамай нечестивый люто гневавшийся на великого князя Дмитрия… собрался с силою многою, хотя пленити землю Русскую. Услышав об этом, князь великий Дмитрий Иванович, собрав множество воинов, пошел против них, хотя оборонить свою отчину и за святые церкви и за православную веру христианскую и за всю Русскую землю». Победив ордынцев и встав «на костях», Дмитрий Иванович, по слову той же летописи, «благодарил Бога и хвалил дружину свою, которая крепко билась с иноплеменниками… и дерзала по Боге за веру христианскую…» Видна очевидная христианская подоплека действий правителя. Он действует как защитник земли, веры и Церкви.

То же самое нетрудно разглядеть и в древней эпической поэме  «Задонщина». Собираясь в поход, Дмитрий Иванович предстаёт защитником веры, и святые блаженные князья Борис и Глеб, его родня, споспешествуют его намерению. Вот так рассказывает об этом «Задонщина»:  «Князь великий… вступив во златое свое стремя, и взяв свой меч в правую руку,  помолился Богу и Пречистой Его матери. Солнце ему ясно на востоке сияет…, а Борис и Глеб молитву воздают за сродники своя…» Оглядывая дружину, правитель выражает уверенность: русские ратники  готовы «головы свои положить за землю за Русскую и за веру христианскую».

Одна из летописей сообщает, что благословение было князем  получено, хотя и  другим путем. За несколько суток до битвы в донской стан Дмитрия Ивановича прибыли посланцы от Сергия, доставившие «благословенную грамоту». Там, среди прочего, говорилось: «Поможет тебе Бог и Святая Троица!»

Таким образом, прав Николай Борисов: контекст истории с благословением таков, что князь чувствовал себя верным слугой Бога, видел поддержку Церкви и намеревался сыграть роль ее защитника. Благословение со стороны Сергия в подобных обстоятельствах выглядит уместным и естественным шагом.

***

Остается подвести итоги. Скорее всего, благословение в 1380 году было Дмитрием Ивановичем от Сергия так или иначе получено. Подробно об этом повествует одно лишь «Сказание о мамаевом побоище», но более краткие рассказы есть в Житии Сергия и в одной из летописей. А это в сумме дает солидную опору для подобного вывода. Скорее всего, бывший боярин Александр Пересвет, послушником ли, схимником ли, действительно бился с Челубеем и пал с оружием в руках.

А значит, по сию пору история Куликовской битвы нерасторжимо связана с историей Троице-Сергиевой обители.

Источник