Смертный приговор Христа в свете ветхозаветных открытий

Формальная причина осуждения Христа высшим иудейским судилищем остается не вполне ясной в новозаветной науке. Сложность заключается в том, что ответ Христа («отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную Силы и грядущего на облаках небесных», Мф. 26:64), который был явной аллюзией на два мессианских текста из Ветхого Завета (Пс. 109:1,2, Дан. 7:13,14), сложно интерпретировать как грех богохульства в виду отсутствия прямого оскорбления Бога (Лев. 24:15,16). Хотя именно он стал поводом к смертному приговору, вынесенному Иисусу: «Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует! на что еще нам свидетелей? вот, теперь вы слышали богохульство Его! как вам кажется? Они же сказали в ответ: повинен смерти» (Мф. 26:65,66). Евангельское сообщение весьма исторично: как свидетельствует Мишна, те, кто проводил суд над богохульником, должны были вставать и рвать на себе одежды, услышав богохульство (Sanhedrin 7:5b).

Что понималось под грехом богохульства в иудейском праве времен Христа? Согласно мишнаитскому трактату Санхедрин: «Богохульник отвечает [перед судом] лишь тогда, если полностью назовет Имя» (Sanhedrin 7:5а). Однако из евангельского текста не следует, что Иисус произнес собственное имя Бога ЙГВГ. Но согласно галахическому Мидрашу к книге Левит, который часто цитируется в Талмуде,  заповедь о богохульстве из Лев. 24:15,16 относилась и ко всем случаям оскорбительного произношения киннуй (заменителей) Имени Бога на основании слов книги Левит: «кто будет злословить Бога своего»^[1]. И действительно, иносказание «Сила», которое употребил Иисус для того, чтобы подчеркнуть, одесную Кого Он сидит, встречается в Талмуде как одно из Имен Бога  (Meh. Exod. 15:24 'Abot R. Nat. 37:12, Sipre Num. 112, ср. 1 Ен. 62:7;).

Таким образом, упоминание этого эпитета вполне могло послужить формальным поводом к осуждению Иисуса. Возможно, первосвященника возмутила дерзость Христа, который будучи самым простым человеком, претендовал на столь возвышенное положение рядом с самим Богом. Упоминание «Силы» в таком контексте могло спровоцировать столь бурную реакцию. Однако нам кажется, что больше света на этот вопрос может пролить версия прочтения книги Даниила, восходящая к наиболее древней, дооригеновской редакции Септуагинты[2].

В 1931 г. в Египте, в Афродитополе, был найден папирус, содержащий догекзаплову редакцию текста Книги пророка Даниила в переводе LXX. Т. н. папирус 967 помимо Книги пророка Даниила сохранил также части из Книги пророка Иезекииля и Книги Есфири. В настоящее время текст Книги пророка Даниила этой рукописи разделен между библиотеками Дублина (имени Честера Битти), Кельна и Барселоны. Манускрипт датируется не позже нач. III в.[3] Папирус 967 не представляет собой какую-то уникальную текстологическую традицию, присущую только ему одному. Аналогичное чтение дает и более известная рукопись Codex Chisianus (Ms. 88), которую датируют от IX до XI в. Долгое время именно она оставалась единственным свидетелем наиболее древней версии Септуагинты, пока не был открыт папирус 967.

Книги пророка Даниила в переводе LXX имеет ряд существенных отличий не только от Масоретского текста (МТ), но и от перевода Феодотиона (II век н. э.)[4], чья редакция книги пророка Даниила, согласно словам Иеронима  (PL. 28. Col. 1357), была нормативной в Древней Церкви по причине отличий LXX от арамейского «оригинала». Отличия текста LXX от МТ, несмотря на обилие гипотез, до сих пор не объяснены удовлетворительно. Впрочем, опираясь на открытия кумранских свитков, научное сообщество все более сходится во мнении о том, что LXX восходит к самостоятельному прототипу древнееврейского текста ВЗ[5].

В Дан. 7:13,14 Септуагинта дает важные отличия от МТ и перевода прозелита Феодотиона, которые позволяют углубить наше понимание обвинения в богохульстве в адрес Иисуса. Согласно этому древнему чтению, Сын Человеческий в описании видения настолько уподобляется Ветхому Днями, что различия между ними становятся почти неразличимыми.

1. Согласно папирусу 967 стих 13 звучит так: «И увидел я в ночном видении: на облаках небесных пришел как сын человеческий и он явился как ветхий днями, и предстоящие приступили к нему»»[6]. Здесь обращает на себя внимание тот факт, что в отличие от МТ и Феодотиона, «подобный сыну человеческому» не подходит к Ветхому Днями, но сам прибывает «как ветхий днями» (ὡς υἱὸς ἀνθρώπου ἤρχετο, καἱ ὡς παλαιὸς ἡμερῶν παρῆν). Грамматическая структура “ὡς … καἱ ὡς..”, как правило, указывает на параллелизм. Таким образом, фигура, которая идет в ночном видении на облаках небесных, приходит подобно «сыну человеческому» и подобно «ветхому днями». Хотя некоторые ученные видят в этой фразе отождествление Сына Человеческого с Ветхим Днями[7], это вряд ли корректно по причине того, что Сыну Человеческому была «дана власть» (ст. 14)[8].
2. Второй аспект уподобления Сына Человеческого Ветхому Днями заключается в том, что он идет «на облаках небесных» (ἐπ τῶν νεφελῶν). Облака в ВЗ обычно указывают на Божественное присутствие самого ЙГВГ (Исх. 40:34-35; 1 Цар. 8:10-11; 2 Пар. 5:13-14, Исх. 13:21-22; 14:19, Иез. 1:4,28, Иол. 2:2; Наум 1:3). Примечательно, что в ВЗ ни одно существо, включая ангелов, не связывается с облаками. Этот образ связан исключительно с Богом. Таким образом, «подобный сыну человеческому» не ангел и не человек, но кто-то явно больший их.
3. Третий аспект уподобления Богу заключается в использовании культового поклонения «подобному сыну человеческому». Если МТ и Феодотион дают чтение «и все народы, племена и языки служили ему», то папирусу 967 дает чтение «и народы поклонятся ему». Здесь используется глагол λατρεύω, который, как известно, указывает на священное служение и поклонение Богу. Таким образом, «подобный сыну человеческому» принимает поклонение, приличествующее лишь Богу.
4. И наконец, последний аспект заключается в описании предстоящего множества. В 10 стихе мы читаем, что «тьмы тем предстояли пред» Ветхим Днями. Папирус 967, однако, добавляет в 13 стихе следующую мысль: когда «подобный сыну человеческому» приходит с облаками, к нему подходит множество тех, кто предстоял у трона Ветхого Днями. Таким образом, они становятся перед «подобным сыну человеческому» в такое же положение, в каком стояли перед Ветхим Днями. Это указывает на то, что фигура «сына человеческого» занимает сходное положение с Ветхим Днями.

Итак, перед нами два различных типа текста. Какой из них наиболее аутентичен? Однозначное решение этого вопроса вряд ли возможно, однако существует вполне убедительная гипотеза, согласно которой именно Септуагинта дает оригинальный вариант чтения Дан. 7:13,14. Книга Даниила имеет одну особенность: часть ее текста (2:4 – 7:28) представлена арамейским языком, остальная ивритом. Ученые предполагают, что подобная ситуация сложилась по причине потери или порчи древнееврейского текста этих глав[9]. Поэтому данный отрывок был восполнен текстом из арамейского таргума, а как известно, таргумы представляли собой не столько точный перевод подлинника, сколько парафраз – цель которого дать истолкование (не всегда объективное!) оригинала[10]. Септуагинта же, как более древняя, опиралась на древнееврейский подлинник, который, увы, не сохранился (даже в кумранских свитках). Отсюда и возникает разница в передачи смыслов, так как Феодотион правил Септуагинту по арамейскому тексту книги Даниила, а не по древнееврейскому прототексту[11].

Последующая апокалиптическая иудейская традиция, выраженная в таких книгах, как 1 книга Енох (“Подобия”) и 4 книга Ездры, так же показывает, что образ Сына Человеческого имеет идентичные функции и свойства с Богом. Так, например, от прихода Избранного таят горы (1 Ен. 52:6, 53:7). В ВЗ этот образ традиционно применяется к явлению Бога (Пс. 97:5, Мих. 1:4, Наум 1:5, ср. 1 Ен. 1:4-7). День Божьего Суда называется днем Избранника, который будет судить царей земли (1 Ен. 61:5, ср. Иол. 1:15, Ам. 5:18 и др.).  Более того, Избранник садится на престол славы Господа духов (1 Ен. 62:2,3,5, 69:27, 29). Подобное описание мы находим и в 13 главе книги 4 Ездры. Все это косвенно свидетельствует о том, что Септуагинта, очевидно, воспроизводит оригинальный текст книги Даниила, поскольку вся более поздняя апокалиптическая литература иудеев создавалась по мотивам видений из книги Даниила.

Примечательно, что в описании подобного Сыну Человеческому в Апокалипсисе Иоанна Богослова имеются черты, сильно сближающие его с образом Ветхого днями из Дан 7:9 «глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный… и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей» (Откр. 1:14,16).  Это сближение становится еще более очевидным, если принять во внимание видение Бога в образе «подобного сыну человеческому», которое было дано пророку Иезекиилю (ср. Иез. 1:24-28). Зависимость Апокалипсиса Иоанна от книги пророка Даниила и книги Иезекииля бесспорна.

Цель этого экскурса заключается в том, чтобы показать существование текстуальной традиции, которая, безусловно, была известна палестинским иудеям времен Христа[12]. Если члены суда над Христом знали эту версию прочтения Дан. 7:13,14, а это вполне вероятно, то их реакция на слова Христа становится более чем понятной. Иисус претендует на равное положение с Богом и в этом заключался грех богохульства с точки зрения его судей. Подобный мотив обвинений в адрес Христа четко прослеживается и в четвертом евангелии (Ин. 5:18, 10:30-33).