Вячеслав Лихачев. Ислам – это проблема, или Что опять пошло не так?

Прошедшие выборы в нижнюю палату египетского парламента, продемонстрировавшие триумфальный успех исламистов разной степени радикальности (и различной геополитической ориентации, что часто упускается из виду при анализе и что станет, на мой взгляд, зерном одного из ключевых конфликтов в этой самой многонаселенной арабской республике в ближайшие годы), логично завершили год после революции, в ходе которой жаждущий свободы и справедливости народ сверг ненавистного диктатора. Вспоминая прогнозы годичной давности, вынужден констатировать, что даже пессимисты оказались слишком осторожны в своих прогнозах – по крайней мере, я не помню, чтобы хоть кто-нибудь предсказывал прошлой зимой, что фундаменталисты завоюют ¾ мест в парламенте. При этом, несмотря на декларируемый многими исламистскими лидерами умеренный характер идеологии доминирующих теперь уже парламентских партий и стоящих за ними общественных движений и группировок, за прошедший год уже стало довольно очевидно, что стандарты египетских религиозных радикалов далеки, скажем, даже от идеологии турецких исламистов. Беспрецедентная волна антихристианского насилия (напомню на всякий случай, что 10% населения страны – христиане-копты) накрыла страну. Впрочем, не буду утомлять читателей хроникой всех египетских кровавых массовых беспорядков, столкновений и террористических актов последнего года, ограничусь констатацией – относительно стабильная на протяжении десятилетий страна стоит на пороге кровавого хаоса, дальнейшее погружение в который неизбежно дестабилизирует регион даже не на многие годы, а на десятилетия.Вслед за живым классиком мирового востоковедения Бернардом Льюисом, уделяющим пристальное внимание корням кризисных явлений в исламе, ярко проявившихся в последнее десятилетия и травматично прервавших модернизацию мусульманских стран, задамся вопросом – что же снова пошло не так? Почему мирные протесты либерально настроенной, получившей неплохое (нередко – западное) образование молодежи (напомню, что исламисты принимали минимальное участие в самой революции и только на последнем ее этапе) против коррумпированной диктатуры на наших глазах приводят, насколько можно судить, не к демократизации и модернизации страны, а к очередному новому средневековью? Не буду пересказывать положения ставших во всем мире бестселлерами научно-популярных работ Б.Льюиса, ограничусь утверждением, что так было уже не раз за последние десятилетия в разных мусульманских странах. Мне кажется, для понимания глубинного характера причин происходящего на наших глазах в Египте процесса нужно посмотреть на ситуацию в исламской цивилизации более глобально. В чем причина неудачи практически всех (за редчайшими локальными исключениями) попыток модернизации и демократизации по западным образцам, внедрения системы прав человека и общечеловеческих ценностей в мусульманском мире? Что это – временная историческая синкопа на пути прогресса, подобная темной стороне европейской истории 1930-1940-х гг., маргинальный «съезд» с магистрального пути развития человеческого сообщества, или серьезный системный сбой, обойти который не так-то просто? Все сказанное далее необходимо предварить несколькими фразами, которые для меня действительно не являются ничего не значащими банальностями или обязательными оговорками, после которых можно позволить себе все, что угодно.Я – не исламофоб, и не только потому, что у меня есть друзья-мусульмане. В моей личной, профессиональной и творческой биографии немало страниц, связанных с защитой прав мусульман, борьбой с исламофобией, налаживанием конструктивного и уважительного иудео-исламского диалога. Более того, я публикуюсь в изданиях Хизб ат-Тахрир аль-Ислами, писал материалы о преследованиях чеченских беженцев и об отстаивании своих прав крымскими мусульманами для Исламского комитета. Мне приходилось выступать с лекциями об исламе и удавалось без особого труда находить общий язык с аудиторией в Казани и Самарканде, Бахчисарае и Бишкеке. Хотя у меня совсем другой религиозный бэкграунд, не могу не признать, что ислам затрагивает определенные эмоциональные и интеллектуальные струнки в моей душе. И именно поэтому я полагаю, что могу сказать то, что скажу. В силу целого ряда внутренних особенностей, в исламе заложен мощнейший конфликтный потенциал – и, опять-таки, в силу внутренней логики, ислам с большим трудом способен к работе над собой в целях его локализации, в отличие, например, от христианства. Более того, определенный кризис, который переживает исламская цивилизация сегодня, имплицитно заложен в самом ее фундаменте. Избитыми являются утверждения о том, что ислам не пережил своего «возрождения» и своей «реформации», создавших в европейском христианстве богословский фундамент для дальнейшей модернизации религиозного мировоззрения. Не меньшей банальностью являются утверждения о том, что в исламе, в отличие от христианства, сфера «религиозного» не отделена от сферы «светского», что создает гораздо более благоприятный контекст для формирования крайне консервативного или фундаменталистского религиозно-политического синтеза. Для объяснения этого тезиса приведу лежащий на поверхности и моментально приходящий в голову пример. Вспомним, с какого события ведется летоисчисления в религиозном мусульманском календаре? Схиджры, переселения Пророка Мухаммада из Мекки в город Ясриб, ныне известный как Мединат аль-Мунавара или просто Медина. Почему? В чем смысл этого события, почему оно важнее с точки зрения исламской сакральной историософии, чем, скажем, год рождения Пророка или год начала откровения Корана? В христианстве летоисчисление идет, как известно, от рождения Иисуса, в иудаизме – от сотворения мира… Эра же ислама, с его собственной точки зрения, начинается с переселения группы верующих во главе со своим учителем и пророком в Ясриб. Хиджра – это момент рождения уммы, общины верующих мусульман, как самостоятельной социально-политической единицы. Это момент, когда Всевышний, с точки зрения ислама, начал предоставлять землю в распоряжение мусульман. Самое важное событие ислама не связано с экзистенциальной проблематикой спасения бессмертной души или с отношениями человека, мира и Бога – это сугубо политическое событие. Важно осознавать эту и другие особенности исламского способа осмысления мира, которые очень много обуславливают в культуре мусульман, в том числе политической. Основным вопросом политики является вопрос власти. Для ислама огромное значение имеет проблематика доминирования и подчинения. В силу разных причин, как богословского, так и исторического характера, проблема власти является для ислама ключевой. Обостряя, вообще можно сказать, что вопрос власти вообще является для ислама главным и определяющим.Для того, чтобы понять, что на самом деле важно в религиозной системе ценностей, надо обратить внимание на то, из-за чего в истории конкретной религии происходили конфликты. Например, на почве чего произошел главный спор в истории христианской церкви, схизма, Великий раскол, приведший к формированию Восточной и Западной ветвей религии? На почве вопроса о «филиокве», одного слова в тексте Символа веры, конкретного догмата, касающегося соотношения лиц в Божественной Троице. Разумеется, у раскола были политические, культурные и иные предпосылки, однако ключевым идеологическим вопросом, расколовшим христианство, был вопрос догматический (или, как минимум, политические и экономические противоречия действующие стороны предпочитали формулировать в догматических терминах). Другой пример: если посмотреть на иудаизм, то как можно кратко сформулировать, чем отличаются сефарды от ашкеназов? Не догматикой, конечно, но, грубо говоря, некоторыми особенностями ритуала. А на какой почве произошел раскол уммы на суннитов и шиитов? На почве вопроса о власти. Именно проблема легитимности руководства мусульманской общиной стало основанием для самого серьезного внутреннего конфликта ислама, до настоящего времени уносящего жизни. Получается, что христиане спорят о вопросах веры, и это логично в рамках внутренней системы ценностей, потому что они полагают, что спасаются именно верой, поэтому для христиан критически важно осознавать, что они верят в истинное и делают это правильно. Именно вера делает христианина христианином. Евреи же спорят о тонкостях соблюдения заповедей, и это тоже основано на фундаментальных мировоззренческих положениях иудаизма, поскольку именно соблюдение заповедей создало еврейский народ и делает евреев евреями по сей день. Для того, чтобы понять, религиозный ли ты человек, в христианстве спрашивают «ты верующий?», а в иудаизме – «ты соблюдаешь?», и это оправданно с точки зрения системы ценностей и сотериологии этих религий. А мусульмане спорят о власти. Вопрос «кто главный», дискурс подчинения и доминирования действительнокрайне важен, фундаментален для мусульманской цивилизации. Анализируя ситуацию в мусульманском сообществе, необходимо осознавать этот факт и всегда держать его в голове. Осознание этой особенности ислама помогает понять многое – в том числе и в причинах неудач, десятилетиями разрушающих все попытки модернизации мусульманского общества. Подобное мировоззрение, осмысляющее мир в терминах власти и доминирования, сталкиваясь с ситуацией очевидного отставания собственного общества в развитии от другой цивилизации (западной иудео-христианской), остро ощущает собственную слабость и уязвимость и неизбежно обуславливает крайне болезненную реакцию. Мусульманские политико-религиозные движения, агрессивно акцентирующие внимание на «реваншистской» идеологии при описании собственной системы отношений с окружающим миром, в том числе те, что пользуются сегодня почти единодушной поддержкой египетского народа, стоят на прочной основе, заложенной в самом глубинном пласте исламского дискурса. Как человеку, относящемуся к исламу со значительной долей симпатии, эмоционально мне крайне неприятно констатировать этот факт – но тем не менее, дело обстоит именно так. Современный мусульманский мир находится в ситуации жесточайшего когнитивного диссонанса, вызванного кардинальным несоответствием окружающих реалий базисным основам мировоззрения. Конечно, в современном мире фундаменталисты не являются эксклюзивными носителями единственно возможной версии ислама. Я вижу и другой ислам – образованный, способный к сосуществованию с другими мировоззренческими системами, готовый к благожелательному взаимодействию с окружающим миром. Ислам просветителей и ученых, художников и мистиков, богословов и поэтов, ислам моих крымскотатарских и казанских друзей, наконец. Однако внутренняя логика развития ислама в целом, или, по крайней мере, в регионе Ближнего Востока и Северной Африки, пока такова, что доминирующей версией становится именно ислам, болезненно озабоченный проблемой тотального доминирования.В противоположность тому, что утверждают ихваны (братья-мусульмане), ислам – это не решение. Ислам сам по себе – это некоторая проблема. Бегло упомянутые выше особенности мусульманского дискурса необходимо осознавать не только тем, кто сочувственно наблюдает со стороны за процессами внутри уммы, но и в первую очередь – самим мусульманам.