Проблемы лютеранской идентичности

Критика лютеранами других христианских исповеданий как отступивших от истины, остро ставит вопрос об их конфессиональной самоидентификации. Уже отмечалось, что для лютеран 16 века было 3 главных объекта критики: католики, кальвинисты (реформаты) и многочисленные «энтузиасты» реформации (анабаптисты и т.д.). Об идентификации лютеран в противостоянии с католиками  более известно. Стоит коснуться подробнее вопроса о принципиальном размежевании с кальвинистами. Дело в том, что это размежевание не всегда имело место. Речь не идет о многих попытках Меланхтона заключить компромисс с реформатами. Мы знаем, что правая рука Лютера, Филипп Меланхтон, вообще был склонен к компромиссам, в том числе, и с католиками. В данном случае речь идет об унии, причем унии не слишком добровольной. Это так называемая Прусская уния, объединившая под эгидой государства лютеран и кальвинистов более двухсот лет назад в «евангелическую христианскую церковь». Лютеране считают, что тем самым они потеряли свою конфессиональную идентификацию. В связи с протестами лютеран, определение унии было изменено в том плане, что она не предполагает отказа от прежних исповеданий. Герман Зассе констатирует, что «настоящая Лютеранская церковь прекратила своем существование на большей части протестантской Германии с начала 19 столетия, и лютеранство стало не более чем «школой» или внутренней «тенденцией» «евангелической» церкви, включающей в себя как лютеранство, так и реформатство» . Но попытки унии всколыхнули конфессиональное самосознание лютеран, и в итоге она постепенно сошла на нет.Все-таки факт остается фактом: уния между лютеранами и реформатами оказалась возможной и перешла в известную «действительность». Никто же не может себе представить даже во сне попытки унии между католиками и реформатами, или православными и лютеранами! Этот эпизод лишний раз доказывает, что «унии» никогда не бывают успешными: всегда имеет место насилие, и если унии католиков с православными оказывались «успешными», то только благодаря принуждению со стороны католических государств. Если уния лютеран и кальвинистов, в конце концов, распалась, то это означает, что трактовка реформации у этих исповеданий оказалась несводимой к общему знаменателю. Между прочим, Зассе сравнивает антиуниональное движение лютеран с теологией Мелера в католицизме и с трактарианским (оксфордским) движением у англикан, т.е. он рассматривает это как «католическое» движение «к» Церкви, а не «от» нее.Нам здесь интересно то, как обе стороны унии воспринимали друг друга. Упреки кальвинистов в адрес лютеран таковы: «лютеранская церковь.. изолировала себя от других церквей Реформации.. она не осталась на достаточном удалении от Римской церкви и не поняла, что.. ее судьба тесно связана с другими церквями Реформации. Таким образом, Лютеранская церковь заняло промежуточную, неопределенную позицию между двумя этими направлениями. Она не нашла полного и окончательного выхода из католицизма» . Говоря проще, это формулируется так: «Кальвин и Реформатские церкви рассмат-ривают Лютеранскую церковь.. как часть Евангелической церкви, которая прошла только половину пути в отходе от Римского католицизма, и которой нужно помочь в преодолении остатка этого пути, прибегнув к Женевской Реформации» . Аналогичные упреки высказывают в адрес лютеран и другие протестанты, наследники радикальной реформации: баптисты и т.д. Характерна эта критика, которой подвергают друг друга протестантские церкви: они регулярно находят у «соседей» «остатки» католичества. Лютеране критикуют кальвинистов за то, что у них неправильное, «католическое» понимание Закона и Евангелия. Кальвинистов не устраивает лютеранское восприятие таинств. Антитринитарии реформации критиковали всех протестантов за то, что они сохранили «католическое» учение о Троице. Пуританам не нравилось у англикан епископальное, т.е. «католическое» устройство церкви. Баптистам не по душе «католическая» доктрина детского крещения у традиционных протестантов. Пятидесятники не могут разделить антихаризматического, т.е. «католического» отношения к «языкам» у других протестантов. Наконец, адвентисты видят явный «папизм» в доктрине бессмертия души и праздновании воскресенья.Это очень сильно напоминает известную сказку про деление сыра на равные куски. Вначале откусывают от одного куска, чтобы «выровнять» их, но другой оказывается больше. Потом это проделывается до тех пор, пока сыра не остается совсем. Протестанты так хорошо изгоняют «католичество» друг из друга, что в итоге вообще не остается никакого христианства. Конечно, лютеране скажут, что в этом виноваты все, кроме Лютера; реформаты возразят, что ни в чем не виноват только Кальвин. Но в итоге все согласятся, что, поскольку хуже папы Римского все равно никого нет, то, стало быть, во всем виноваты паписты. Здесь-то и будет достигнуто долгожданное экуменическое согласие. Все же странная это «заповедь»: виноваты все, кроме нас и наших вождей. Странная, и уж совершенно точно не библейская.. Как будто играют два избалованных ребенка в то, чей рай лучше, и каждый претендует на то, что только его рай является достаточно реформированным и очищенным от «католического ада». Игра заканчивается тем, что этот «реформированный рай» оказывается преисподней значительно хуже «католического ада»..А между тем, лютеране не отвергают упреков в «половинчатом характере» своей реформации. Напротив, они спешат признать их, и поставить себе в заслугу такое положение вещей. Герман Зассе говорит: «современная концепция «Католицизма» как антонима «Протестантства» - это типичный продукт реформатского образа мышления .. в Протестантстве существуют ереси, которые так же ужасны, как ереси Католицизма. Лютеранская теология отличается от реформатской тем, что она придает огромное значение тому факту, что евангелическая церковь - это не что иное, как средневековая католическая Церковь, очищенная от определенных ересей и злоупотреблений. Лютеранский теолог признает, что он принадлежит к той же видимой Церкви, к которой когда-то принадлежали Фома Аквинский и Бернар Клервоский, Августин и Тертуллиан, Афанасий и Ириней. Ортодоксальная евангелическая церковь является законной преемницей  средневековой католической церкви, но не церкви Тридентского и Ватиканского соборов, которые отреклись от евангельской истины, отвергнув Реформацию» . Эти слова можно истолковать только в том смысле, что лютеране не хотят быть просто «протестантами», хотя само это название связано именно с ними, - они хотят быть «реформированными католиками» или даже «истинными католиками». Что-то похожее можно увидеть у англикан, которые тоже позиционируют себя как католиков и протестантов одновременно. Другое дело, возможно ли это. Безусловно, не соглашаясь с кальвинистами, следует признать за ними определенную правоту в том, что лютеранство, как и англиканство, - это внутренне противоречивая попытка усидеть на двух стульях, попытка быть уже-не-католиками-еще-не-протестантами. Но лютеран, похоже, это нисколько не смущает. Например, как можно пребывать в одной церкви с Фомой и Бернардом, если они, мягко говоря, учили не совсем тому, что проповедовал Лютер? Я даже не собираюсь рассуждать о «если»: можно себе представить, как Фома и Бернард прореагировали бы на реформацию. Зачем говорить о преемственности с католической церковью, но при этом отрицать преемственность с Тридентским и Ватиканским соборами? Ведь Тридентский собор только подтвердил учение средневекового католичества. Понятно, что лютеранам не нравится их осуждение на Тридентском соборе. Но ведь фактически оно уже было осуждено и на католических соборах средневековья, и на Вселенских соборах Единой и Святой Церкви, к которой принадлежали св. Афанасий и св. Ириней. Ибо Церковь никогда не учила спасению исключительно по вере, не отрицала почитание икон и призывания святых, а также, никогда не одобряла многочисленные легионы раскольников.Однако лютеране продолжают героически оборонять свои позиции: «они никогда не признавали своего исключения из католической церкви .. они думали о себе, как о членах католической церкви и настойчиво претендовали на названия «католическая» и «католическое» для своей церкви и своего учения, даже несмотря на то, что им пришлось учредить совершенно другие церкви» . Ну да, еще в конце Аугсбургского Исповедания Меланхтон писал, что они не противоречат католической церкви. А в 17 веке сам Иоганн Герхард, один из величайших лютеранских теологов, возражая кардиналу Беллармину, настаивал на названии «католическая» за своей церковью. Но разве дело в названиях? Ведь спор не об именах, а о сути вещей. Если лютеранам так нравится, они могли бы именовать себя не лютеранами, а «евангелическими католиками» или «лютерано-католической церковью», но что это изменило бы? Известно, что монофизитские (нехалкидонские) церкви Востока именуют себя «православными». И что же? Они остаются вне истинного православия. Названия сами по себе еще не меняют сущности. По сути же лютеране не являются «католиками» ни в «римском», ни в «греческом» смысле.Можно лишь сказать, что их отрицание католичества является более умеренным, чем у реформатов, не говоря уже о всевозможных «радикалах». Это различие сам Зассе формулирует так: «Доктрину Цвингли о Святом Причастии и его проведении, принятую Цюрихской Реформацией, Лютер не мог рассматривать более Реформацией - в его понимании это была уже не реформация, а революция, не очищение Церкви, а ее разрушение» . С этим в принципе можно согласиться, вот только кто и когда провел абсолютно четкую грань между реформацией и революцией.. Ведь и Цвингли, и Кальвин тоже говорили об «очищении» христианства от «папистских мерзостей». Вопрос лишь в том, насколько глубоким было это «очищение». И православные, и католики могли бы сказать, что разрушение Церкви присутствовало во всех без исключения исповеданиях реформации. Все они, от лютеран до анабаптистов, устроили «церквотрясение», - различие только в баллах. Тем самым я не хочу сказать, что отличие лютеран от остальных протестантов является исключительно «количественным». Нет, есть и качественное отличие, но оно порой чересчур преувеличивается лютеранскими авторами.И лютеране, и кальвинисты многообразно и жестко критиковали католическую мессу: они называли ее идолопоклонством и видели в ней обилие мерзостей. Лютер в Шмалькальденских артикулах говорил о «драконьем хвосте» мессы. За этими ругательствами сложно заметить хоть какое-то различие. Разумеется, лютеранская трактовка причастия несовместима с реформатской, но кажется, что в отрицании католичества они едины. Тем не менее, в этом отрицании тоже заметен разрыв. Зассе полагает, что всякий, разделяющий кальвинистский взгляд на мессу как только идолопоклонство, должен согласиться с тем, что «истинная Вечеря Господня .. не проводилась ни в одной средневековой церкви; что средневековые соборы, возведенные для проведения мессы, были не чем иным, как храмами идолопоклонников до тех пор, пока последователи Кальвина не избавили их от алтарей и росписей, распятий и витражей, орнаментальных украшений и литургии, цитатников и литургического года, древних кратких молитв и гимнов; и что, за исключением разве что нескольких маленьких групп, христианство более тысячи лет существовало во мраке идолопоклонства, лишенное Святого Причастия. Фактически, тогда было бы логично заключить, что папская церковь, как «синагога сатаны», не имеет абсолютно ничего общего с Церковью Христа» .Под этими словами легко подписались бы и мы, и католики. Этот страх лютеран перед пустотой в течение полутора тысяч лет до Лютера, конечно, вызывает сочувствие. У сектантов, напротив, разрыв вызывает радость: вряд ли мормоны или иеговисты переживают, что много столетий до них христиане веровали в Бога совершенно иначе. К сожалению, и Лютер не всегда был далек от подобных настроений. Например, во время своей знаменитой речи на заседании рейхстага в Вормсе, он утверждал: «Воистину, очень радостно видеть размежевания, разногласия и раздоры, возникающие вокруг Слова Божьего» . Да уж, много радости рвать с 15 веками существования христианства.. Апостол Павел, осуждая раздоры в ранней Церкви, нигде не пишет о том, что его радует этот факт: чему тут радоваться?! Однако Лютера все же посещает эта экстатическая радость сектанта, радость от уничтожения..Лютеранам такие мысли, естественно, не придутся по душе. Они не хотят быть «сектой Лютера»: «Если бы .. доктрина лютеранской церкви была бы идентична доктрине Лютера, то наша церковь была бы «сектой Лютера» . Ну хорошо, добавим еще Мелантона, - ведь и его произведения входят в Книгу Согласия, - называться «сектой Лютера и Меланхтона» будет лучше? Ах, да, мы забыли об авторах «Формулы согласия». Но сколько в ней цитат из Лютера? Разве мнение Лютера о вездесущии Тела Христова не предопределило соответствующее доктринальное положение лютеранской церкви? Как известно, Меланхтон был против этого учения, немалая часть лютеран разделяла его позицию, но все равно «прошла» точка зрения Лютера. И хотя эта доктрина не имеет никакой опоры в традиционном учении Церкви, она осталась официальной только потому, что так сказал «сам» учитель немецких евангеликов. Можно задать вопрос: а в чем лютеранская церковь видит свое несогласие с учением Лютера? Зассе пишет, что его церковь «отреклась только от одного, поистине революционного поступка Лютера, а именно – от сожжения им книг канонического права» . Но это поступки, а как насчет вероучения? Скажем, в Формуле согласия можно прочесть, что «истинное значение и смысл Аугсбургского исповедания не могут и не должны черпаться ни из какого иного источника, кроме как из доктринальных и полемических трудов доктора Лютера» . В начале 18 века Кристоф Зоннтаг утверждал: «Чем ближе теолог к Лютеру, тем он лучше» . После этого несколько странно звучат заявления, что ни одна доктрина не является лютеранской только потому, что ее защищал Лютер. Правда, Зассе осуждает тех лютеран, которые ищут истинную доктрину в каком-то конкретном произведении Лютера, будь то трактат «О рабстве воли» или что-то другое. В связи с этим он говорит: «например, если принять за норму теологию «раннего» Лютера, то истинным лютеранином – возможно даже единственным лютеранином – был Кальвин, а Лютер отошел от истинного лютеранства в последующие годы» .Видимо под отождествлением Кальвина и раннего Лютера имеются в виду взгляды, изложенные последним в труде «О рабстве воли», где он защищает жесткую трактовку предопределения, и некоторые более ранние труды, в которых Лютер разделяет «знаковую» трактовку таинств, близкую реформатам. Зассе даже говорит, что «поздний» Лютер отказался от работ «раннего» Лютера. Все же, противопоставление раннего и позднего Лютера скорее напоминает полемику марксистов вокруг раннего и позднего Маркса: некоторые из них находят истину в ранних сочинениях, другие в поздних, - например, в «Капитале». Эти дискуссии привели марксистов к тому, что опираться нужно на «всего» Маркса. Так же и здесь: опираться нужно не на некоторые сочинения Лютера, но на все его труды, в которых витает его дух. Различие между ранним и поздним Марксом не мешало марксистам видеть в нем своего идола и гуру. Полагаю, что и разница между ранним и поздним Лютером никак не препятствует лютеранам видеть в нем «столп и основание» своей церкви, практически непогрешимого учителя истины, на которого нужно опираться везде и во всем.Зассе уверяет: «люди не имели ни малейшего интереса к учениям Лютера как таковым. Они интересовались только учением Евангелия. Учение Лютера было принято не потому, что оно происходило именно от него, но потому, что оно соответствовало Евангелию» . Хорошо сказано, но верится с трудом. Если так, то почему же тогда портреты Лютера в ту пору изображают сияние вокруг его фигуры? Почему название «лютеранская» все-таки закрепилось за этой церковью, несмотря на возражения Лютера? Например, в сочинении «Против слепого осуждения семнадцати артикулов» (1524) Лютер пишет: «Мы имеем такое позорное и постыдное имя перед миром, какого никто не имел, наверное, тысячу лет. Называя кого-то лютеранином или евангеликом, они считают, что назвали его более десяти раз дьяволом и что ему лежит прямая дорога в ад» . Может, действительно, лучше не иметь такого позорного имени? Впрочем, в том же 1524 году Лютер высказывался и несколько иначе: «Хотя мне не нравится, что учение называют «лютеранским», а людей «лютеранами» и приходится терпеть, что они оскорбляют Слово Божие моим именем, им все равно придется позволить Лютеру, лютеранскому учению и лютеранам обрести добрую славу. А они со своим учением не устоят и исчезнут» . Пророчество реформатора не оправдалось: его католические оппоненты не исчезли. А вот лютеранское учение обрело славу: только добрую ли? То, что Лютер не всегда возражал против называния протестантской общины собственным именем, доказывает Карл Вальтер: «Хотя Лютер протестовал против того, чтобы противники называли христиан его именем, он .. предупреждает .. что отказ от его имени явился бы отрицанием божественной истины, если вопрос «Ты лютеранин?» означает не что иное, как «Веришь ли ты в то, чему учил Лютер?» . Как видим, скромность не всегда посещала виттенбергского реформатора. Христиане же всегда верят в то, чему учил Христос, и многим из них нет дела до того, чему учил Лютер..Тем не менее, еще в начале 17 века Филипп Николаи очень удивлялся в связи с тем, что в Голландии немецких «евангелистов» называют «лютеранами». То, что название «лютеране» все же победило, лишний раз доказывает, что  именно Мартин Лютер был единственным маяком, лучом света в темном царстве для «реформированных христиан», тем символом, который сплачивал их всех воедино. Конечно, и «Евангелие»! Но и Лютер! И потому – евангелическо-лютеранская церковь. Следовательно, - люди поверили «Евангелию» потому, что поверили Лютеру? И не остается ли главной проблемой лютеранской церкви то обстоятельство, что она до сих пор путает доктрины Лютера и доктрины Евангелия? Наконец, могли ли люди, верящие Евангелию, верить Лютеру, который сам себя назначил учителем и апостолом? Это смущает и Германа Зассе: «из каких чистых слов Писаний он неоднократно получал уверенность в том, что действительно обладает чистой доктриной, по какому праву он провозглашал ее публично? Разве утверждение, которое он постоянно выдвигал против энтузиастов .. тезис о том, что «никто не должен публично учить в церкви .. если он не призван к тому установленным и законным образом», - не применим также и к нему?» .Уже при жизни Лютера были попытки увидеть в нем ангела из Откровения (14, 6). Да посмотрите вы на его портреты, - и это ангел?! Кажется, что к ним (особенно к поздним) применимы слова известных сатириков: «Такое лицо бывает у человека, который прожил долгую порядочную жизнь, имеет взрослых детей, пьет по утрам здоровый кофе «Желудин» и пописывает в учрежденческой стенгазете под псевдонимом «Антихрист» . Ссылки на слова ап. Павла в 1Кор. 12, 28 о том, что Бог поставил в Церкви апостолов, пророков и учителей, тоже несостоятельны. Ведь Бог поставил учителей именно «в» Церкви, и «через» Церковь, но он не поставил раскольников и еретиков, которые объявили предшествующую историю христианства полной искажений и идолопоклонства. Несмотря на то, что лютеране любят подчеркивать свою преемственность со средневековой церковью, они все равно демонстрируют свой разрыв с христианством «до Лютера»: «после того как западный христианский мир целую тысячу лет, еще со времен Августина, бился над пониманием заявления древнего символа веры .. «..распятого же за ны», Лютер дал ответ» . Да, Лютер дал ответ, и этот ответ породил многочисленные расколы в христианском мире. Лютеране защищаются от этих обвинений по принципу: все раскольники, но мы не раскольники; все еретики, но мы не еретики. Вот характерная цитата: «Как часто Церковь реформировалась «согласно Слову Божьему»! .. Епископальная, или пресвитерианская, или конгрегационалистская политика считались установленными Богом и взятыми из Нового Завета .. Лютеранская Реформация .. не имела ничего общего со всеми этими попытками реформ .. потому что является не чем иным, как новым открытием Евангелия /../ Лютеранская Реформация имеет также мало общего с отделением баптистов, методистов и моравских братьев от Церкви их времен, как она не связана с отпадением от Церкви новатиан, вальденсов и гуситов» .Просто детская игра! Все таблицы умножения твердят, что дважды два четыре, но вот появляются люди, которые с радостью делятся со всем миром своим открытием: дважды два - пять! Интересно, что Зассе заявляет, будто одного принципа «только Писание» недостаточно для истинного протестантизма. Он должен быть дополнен принципом «только верой», - и тогда это будет лютеранство. Фактически это признание необходимости в Предании Церкви. Получается, что можно опираться только на Библию, но не придти к учению об оправдании верой? Тогда сама эта опора неверна. И потом, разве остальные протестанты не учат также оправданию по вере? Почему же они отличаются от лютеран? Открещиваться от всякого сходства с вальденсами и гуситами неразумно со стороны лютеран. Все же, они могут считаться предшественниками реформации, не говоря о том, что часть гуситов впоследствии присоединилась к лютеранам. В этих частых заявлениях «мы совсем не похожи на других», чувствуется дух конфессиональной замкнутости и исключительности, тенденция к изоляции, часто являющаяся следствием гордыни.С другой стороны, лютеране уже в своих символических книгах 16 века не были чужды определенного экуменизма. Уже в Апологии Аугсбургского Исповедания дается понять, что истинная Церковь Христова присутствует во всех исповеданиях, но при этом совершенно истинной церковью, по-видимому, является лютеранская. Звучит парадоксально, но лютеране настаивают на этом парадоксе. Правда, присутствие истины в других конфессиях считается ослабленным. Тем не менее, лютеранский теолог конца 16-начала 17 века Филипп Николаи утверждал: «кто-то может спросить, не рассматриваю ли я папство в Испании как прогресс христианской религии и не называю ли я учения Эфиопов и Московитов, запятнанные столь многими ошибками - царством Божьим .. каждый должен видеть различие между средствами, заповеданными и учрежденными Богом .. и случайными ошибками, когда-то совершенными людьми. Святое Писание, Десять Заповедей, Молитва Господня, Таинства Крещения и Причастия - являются средствами, при помощи которых Церковь насаждается и растет. Эти средства неизменны, даже если они преподаются безбожными людьми» . Такая точка зрения до некоторой степени основана на доктрине ex opere operatum. Таинства совершаются, несмотря на еретичность веры того, кто это делает, и ересь того, кто это воспринимает. Возникает вопрос, какова должна быть мера этой еретичности?Как быть с Евхаристией у кальвинистов, если они отрицают реальное присутствие Христа в ней? Крещение у сторонников Кальвина также лишено сакраментальности: это просто обряд вступления в общину. Но лютеране признают, что одним из признаков Церкви являются таинства: у кальвинистов таинств в строгом смысле слова нет, - есть лишь призраки таинств, обряды без благодати. Какая же там истинная Церковь Христова? Однако лютеранские авторы готовы были признать (уже и сам Лютер) наличие истинной Церкви даже у энтузиастов реформации, поскольку у них есть крещение и слово Божие. Заметим, что речь шла о людях, отрицавших детское крещение и сводивших его к простому обряду. Таинств у них не было, но лютеране и в них видят присутствие Церкви. В это же время лютеранский автор может написать, что за Ego te absolvo (я прощаю тебя) средневекового священника он видит Власть Ключей, т.е. таинство покаяния . На это можно заметить, что у самих лютеран таинство покаяния до сих пор не имеет такого же сакраментального статуса как Крещение и Евхаристия, а на практике в современном лютеранстве частная исповедь встречается нечасто. Где же во всем этом логика?Скажут: но ведь и православные признают наличие определенных таинств в инославных конфессиях. Да, Русская Православная Церковь признает крещение, миропомазание (конфирмацию) и священство у католиков. Некоторые православные авторы признают и совершение Евхаристии у католиков (хотя, конечно, отрицают возможность причащения у них). У протестантов (напр., у лютеран) признается лишь действительность крещения, но не действительность конфирмации или причастия. Однако при этом православные не считают, что у лютеран тоже присутствует истинная Церковь. Сейчас не время пускаться в длительные дискуссии по вопросу о границах Церкви. Мне не слишком импонирует доктрина, согласно которой всё за пределами Православия является тьмой и обречено на ад. Разумеется, православное вероучение признает наличие определенного присутствия благодати в инославии. Но православные все же не утверждают со всей ясностью, что католики и лютеране тоже попадут в рай, а лютеране как раз утверждают такую доктрину относительно нелютеран, вплоть до того, чтобы не заниматься миссионерством среди верующих других церквей. Лютеранский схоласт 17 века Абрахам Каловий пытался доказать, что Вселенские соборы предали анафеме ариан и другие ереси, но не церкви, в которых учили эти теологи .Утверждение, прямо скажем, странное. Анафематствование ариан или иных еретиков означает, что их общины отлучены от церкви, и не считаются «частью» Церкви Христа (последнее нередко проповедуют лютеране). Каловий даже апостолу Павлу пытается приписать осуждение лжеапостолов, но не их общин. Интересно, куда же должны идти общины, руководимые лжеапостолами, - неужели к истине? Если осуждается ложь учения, то не означает ли это и осуждение лжецеркви, которая основывается на этом учении? Зассе, однако, настаивает: «Присутствие Церкви зависит не от нашей веры и исповедания, но от истинного присутствия Иисуса Христа: ubi Christus, ibi ecclesia (где Христос, там и Церковь)» . В известном смысле это верно: когда мы говорим о совершении таинств, мы утверждаем, что они все равно совершаются, даже если священник недостоин. Но православные тут же добавляют, что таинства совершаются по вере Церкви. А вот Зассе полагает, что Христос присутствует в таинстве, даже если в данной конфессии неправильное представление о нем.Вопрос в том, насколько неправильным должно быть «представление» в той или иной конфессии. Скажем, присутствует ли Христос в крещениях мормонов, мунитов или иеговистов? Наверняка лютеране скажут, что нет. Но ведь присутствие Церкви, как нам говорят, не зависит от нашей веры. Стало быть, не во всякой вере присутствует Христос и есть Церковь. Сегодня стало распространенным утверждение, что, если есть вера в Троицу и в Христа-Спасителя, то можно говорить, что это – церковь и там присутствует Христос. Тем не менее, это не мешает православным не признавать таинств Евхаристии, Священства и Миропомазания у англикан или лютеран. Стало быть, православные считают, что в лютеранских или англиканских рукоположениях Христос не присутствует, - по крайней мере, их пасторы не могут считаться священниками. В связи с этим нельзя говорить и об истинном причастии, а в таком случае о каком присутствии истинной Церкви может идти речь? Нет, православные богословы могли бы сказать, что в протестантизме присутствуют некоторые остатки церковности, - хотя бы потому, что по-прежнему провозглашается Писание. Не было бы чересчур экуменичным и признание определенного присутствия Христа в общинах реформации, поскольку они не до конца порвали с наследием Апостольской Церкви. Но считать эти тысячи осколков частями Церкви Христа, в которых по-прежнему совершаются таинства, несмотря на то, что они отторгают их,  отрицая  даже само слово «таинство», - это хула на Него.При этом лютеране все равно вызывают сочувствие у православных именно своим недостаточным протестантизмом, попыткой, пусть и частичной, опереться на Предание Церкви. В этой связи интересно, как Зассе описывает впечатление кальвиниста от посещения лютеранских церквей: «Закоренелый сторонник Реформатства .. попадает в чуждый для него духовный мир, когда он вступает в соборы Любека и Роскилле, Тронхейма и Упсалы. Его беспокоят алтари, напоминающие ему «идолопоклонничество» месс, распятия и фрески, являющиеся, в его глазах, нарушением Второй Заповеди. Все это оскорбляет его, точно так же, как оскорбляло его предков, которые однажды «очистили» соборы Швейцарии и, разбив огромное распятие Берлинского собора, утопили его в реке Веселья. Точно так же, как прежние сторонники Реформатства 16 и 17 столетий были чрезвычайно возмущены заутренями и вечернями в лютеранских церквях Германии, соблюдением канонических часов в старых коллегиальных церквях, торжественными мессами в церквях больших германских городов, где нараспев произносился по-латыни Никейский Символ Веры и вводная часть литургии, гимнами и перечислениями дней святых, ризами, ладаном (напр., в Магдебургском соборе) и лампадами (последняя из которых .. погашена .. в Нюрнбергском Сант-Себалде)» .Думается, что здесь не только «закоренелый» кальвинист увидел бы явные признаки «папизма».. И православные увидели бы в этом благородные обломки латинской литургии.. Если радикальный протестантизм напоминает выжженную землю, оставшуюся после католичества, то лютеранство – это бледный цветок латинской почвы, который уже не может постоянно цвести, но способен давать иногда потрясающие плоды. В этом смысле в лютеранстве нужно видеть стремление очистить католическое наследие ото лжи, но все же не разрушать его, что и вызывает известную симпатию со стороны православных; и собственные измышления Лютера и его соратников, которые привели к серьезной мутации христианского наследия и превращению лютеранства в одну из конфессий реформации. Все это можно охарактеризовать термином «умеренный протестантизм» или даже «позднесредневековый протестантизм». Поэтому реакция представителя такого протестантизма на радикалов и экстремистов реформации предсказуема: «Глубокое изумление, с которым лютеранин взирает на скучную пустоту Базельского собора или собора в Лозанне – соборов, которые кажутся ему пустыми, даже если они переполнены людьми, - это не просто результат эстетического суждения. То, что произошло в этих церквях в эпоху Реформации .. можно было бы еще как-то пережить, если бы это было только лишь варварским разрушением древних форм церковного служения и произведений искусства .. церковь, может, конечно, существовать и без этих произведений. Но, с позиции лютеран - пуританство, разграбившее эти церкви, имело более глубокое внутреннее значение. Это было внешним символом, означавшим, что произошла революция .. с каждым добрым намерением очистить Церковь – что-то разрушалось, как следствие разрушения преемственности Церкви» .С мнением о «скучной пустоте» реформатских церквей, безусловно, солидарны и православные с католиками. Правда, нельзя согласиться с тем, что церковь может существовать без изображений, поскольку это свидетельство христианской истины, небесные окна. Вот именно без них и возникает скука, как будто все окна закрыты ставнями. Возникает духота, поскольку не поступает воздух благодати. И потом, если у кальвинистов такие скука и варварство, то, может быть, и не было таких уж добрых намерений реформировать Церковь? Судя по плодам, этими реформаторскими намерениями дорога изначально была вымощена не в рай.. Вышеприведенное суждение лютеранский автор мог бы адресовать и своей собственной конфессии. Да, лютеране сохранили часть внешних символов католичества, но преемственность в символах еще не обязательно означает истинную преемственность. К сожалению, она во многом была прервана. Конечно, когда лютеране критикуют кальвинистов и более радикальные группы реформации, они становятся «католиками», но стоит вспомнить о злостном призраке «папизма», - и приходится быть протестантами и разрушителями. Известный русский поэт когда-то писал «я лютеран люблю богослуженье», - вряд ли бы он сказал так о кальвинистской службе или о «собраниях» всех остальных. Но чем дольше вглядываешься в лютеранство, тем больше замечаешь, что здесь тоже, как и у реформатов, довольно пустоты, пусть она не такая скучная как у сторонников женевского реформатора. Так что лютеране не всегда представляются «обновленными» католиками: им необходимо быть «братьями по пустоте» с другими «детьми и внуками» реформации, периодически вспоминая о своем «римском» прошлом.Скажем, критикуя реформатскую концепцию причастия, лютеране могут сказать: «любое отклонение от веры в истинное присутствие всего Христа в Святом Причастии приводит к исчезновению веры в Воплощение вечного Сына Божьего» . Конечно, формально это неверно: кальвинисты официально продолжают верить в воплощение Бога в Иисусе Христе. Но фактически это воплощение, это присутствие Христа в Церкви, ее богочеловеческая реальность, мало учитываются кальвинизмом. У них Бог стал человеком не для того, чтобы человек стал богом. Обожение в благодати кальвинистам просто не нужно, обожающих таинств у них нет. Но ведь и у лютеран ситуация ненамного лучше. Хорошо, когда они говорят так: «Лютеранская Церковь борется против остатков «Протестантизма» в интересах Таинства Алтаря для того, чтобы не пришел день, когда кто-то мог бы сказать, что Католические церкви являются библейскими учреждениями, в то время как мы – просто какое-то «курьезное побочное явление». Если нас обвиняют .. в том, что мы остаемся в Католицизме, мы будем рады принять этот упрек потому, что мы остались в истинном Католицизме раннего Христианства, и что наша церковь в этом смысле действительно является «Католической» .Кому же хочется быть курьезным явлением, да еще и побочным.. Но не только же ради того, чтобы не отстать от католиков, лютеране сохраняют учение о Евхаристии? Конечно, кальвинист так не скажет, - у него вызывает ненависть мысль, что он должен быть «католиком». Да еще из-за какого-то «Таинства Алтаря». Он верит в Воплощение Бога, но не настолько, чтобы делать из этого вывод о пребывании Богочеловека Иисуса в Церкви здесь и сейчас во всей Его полноте. Лютеране эту веру вроде бы сохранили (пусть и в усеченном виде), но и у них отрицание реальности Воплощения постоянно вспыхивает. Кто знает, сколько лютеранских пасторов и вообще, сколько лютеран признают божественную природу Христа? Преображающее влияние таинств у лютеран отступает перед доктриной оправдания. Любопытно, как в этой связи говорит о причастии лютеранский теолог Вернер Элерт: «Если бы оно серьезно конфликтовало с доктриной об Оправдании, то неизвестно – смогло бы Оправдание взять верх в этом конфликте, не было бы оно «подавлено» Причастием? Если здесь существует реальное противоречие, то трудно понять, как апостол Павел – первый авторитет в догматике – не заметил его» .Да, вопрос серьезный, и тот факт, что он периодически возникает у лютеран, должен наводить на определенные размышления. Как видим, Элерт признает, что традиционная трактовка причастия должна была бы «раздавить» лютеранскую трактовку оправдания. Конечно, ведь нельзя безнаказанно разрываться между католичеством и наследием реформации. Что-то одно должно победить, и эволюция лютеранства, увы, говорит о наступлении реформации.. К тому же, они сами учат о непрерывной реформации, непрерывном обновлении протестантства под воздействием Священного Писания. Зачем тогда так настаивать на сохранении доктрины о Причастии? Ее всегда можно обновить под воздействием мира сего.. Кальвинисты и остальные протестанты уже в 16 веке пришли к выводу, что учение об оправдании и католическая сакраментология несовместимы, - и в итоге получился довольно устойчивый и последовательный вариант протестантизма. Оправдание «раздавило» причастие, но это так подходит нынешней эпохе: поменьше мистики и побольше уверенности в собственной святости. Удивление Элерта по поводу того, что сам ап. Павел не заметил противоречия между оправданием и причастием можно объяснить. Он и не мог заметить его, поскольку не учил лютеранской доктрине. К несчастью, лютеране загипнотизированы лютеровским учением об оправдании: вот где личность реформатора определяет все! Так что у апостола Павла нет противоречий: они возникают у Лютера, поскольку вождь реформации не желал расставаться до конца со своим пребыванием в лоне католичества, с его сакраментализмом, - сердце не пускало его к «радикалам», готовым разрушить все до основания.Противоречивость Лютера приводит современного лютеранского теолога к следующему своеобразному высказыванию: «Поскольку лютеранство представляет собой «евангелический католицизм» .. его парадоксы делают его мишенью со всех сторон» . Далее следует стандартное перечисление обвинений в адрес лютеранства: для американских протестантов оно недостаточно реформированное, а для католиков, наоборот, слишком реформированное. Автору, по-видимому, не приходит в голову, что уже в самом наименовании «евангелические католики» содержится явное и непримиримое противоречие, т.к. немецкое реформационное движение, как и остальные, было направлено на разрушение соборных начал Церкви, противопоставляя им дух индивидуального протеста, - следовательно, это был разрыв со всякой «кафоличностью», это была бомба, заложенная под здание истинной соборности. На это цитируемый автор не обращает особого внимания. Он продолжает развивать идею, что лютеранство вбирает в себя все лучшее из «протестантизма» и «католицизма», представляя собой что-то вроде «среднего пути»: «Кальвинисты настаивают на спасении исключительно по благодати, проповедуя двойное предопределение; арминиане полагают, что потенциально каждый из нас может быть спасен, подчеркивая таким образом полную свободу воли. Лютеране уделяют больше всего внимания к благодати .. но Иисус умер за всех, поэтому каждый может быть спасен. Лютеранство утверждает лучшее, что есть в кальвинизме и арминианстве, избегая исключительности одних, и склонности к пелагианству других. Харизматы подчеркивают особую роль Святого Духа, как и лютеране, для которых, однако, Дух живет и действует не в причудливых человеческих эмоциях, но более ощутимо и реально в Слове и Таинствах .. Лютеранство, с его таинствами и литургическим поклонением в сочетании с приверженностью Библии и проповеди Благой Вести, могло бы послужить связующим звеном между различными ветвями Христианства» .В общем, с миру по нитке.. Нечто вроде проповеди «золотой середины», хотя из Библии ни в коем случае нельзя извлечь доктрину, что золотая середина – это всегда истина. Например, разве вера в Троицу – это середина между двумя «крайностями»? Уж скорее мусульмане могли бы обвинить христиан в том, что тринитарное богословие – это «компромисс» между язычеством и «строгим» монотеизмом, хотя на самом деле это и совершенно не так. Для православных лютеранская «середина» как раз и является компромиссом между не до конца отброшенным католичеством и идеями радикальной реформации. Разумеется, такой компромисс вряд ли может быть связующим звеном между православными, католиками и протестантами. Попытка объять всех, - от католиков до харизматов, - на деле приводит к тому, что предлагается вариант не приемлемый ни для кого. Соединение несоединимых элементов еще никого не приводило к добру. Это мы и наблюдаем в современном лютеранстве, которое поразил глубокий кризис. Их проповедь «среднего пути» живо напоминает о другом экзотическом ребенке реформации - англиканстве. Заметим, что и англиканство сегодня пребывает в жестоком кризисе, порожденном, без сомнения, внутренними причинами. А причины эти те же, - все та же попытка усидеть на двух стульях.. Лютеранам такое сравнение не нравится: «лютеранская система подобна строению в стиле барокко, которое скреплено строгой приверженностью доктрине, неустанно поддерживающей каждый из ее элементов. Англиканская церковь пытается найти .. нечто среднее между католицизмом и протестантизмом посредством компромисса, всеобщего согласия и терпимости к различиям. Лютеране, напротив, избирают полярность .. Англиканство .. всегда казалось европейским лютеранам всего лишь разновидностью реформированного кальвинизма, поскольку его установки слишком слабы, чтобы признать реальное присутствие Христа» .Да, в англиканстве присутствуют серьезные элементы кальвинизма, и оно всегда допускало больше вероучительных различий, чем лютеранство. Но в остальном.. Джин Вейз, описывая свое решение принять лютеранство, пишет: «Пастор в особом одеянии, отпустив грехи, осенил общину крестным знамением. Литургия достигла своей кульминации в проповеди и Святом Причастии, когда прихожане, благоговейно преклонив колена, принимали от пастора тонкие облатки. Нам казалось, что мы вернулись в средние века» . Но очень похожую картину можно увидеть и у католиков, и у православных. Почему же именно лютеранство? Тот же автор критикует американских евангеликов: «Считается, будто христиане не должны страдать, будто достаточно крепкая вера будет вознаграждена исцелением от всех болезней, процветанием и успехом. Богословие славы столь заманчиво, что жизнь целых церквей вращается вокруг обещаний здоровья и финансового благополучия, основанных .. на ожидании того, что Бог, как золотая рыбка, исполнит все их желания» . Все это замечательно и почти православно, тем более, что потом Вейз говорит о «богословии креста», о страданиях. Но тут же он отмечает, что хотя лютеране и соблюдают Великий Пост, но они против аскетизма, они уже «святы» и «спасены». Здесь-то и понимаешь, что в лютеранстве привлекает не только литургия, но и этот компромисс с «духом мира сего», от которого очень не хочется отказываться..  Хочется нести крест, но полегче: зачем же ругать американских протестантов, которым захотелось слишком легкого креста? Разве не этого так жаждала реформация?!Весьма интересна интерпретация самими лютеранами реформации. Конечно же, они отвергают «героическую» трактовку реформации, - никакого «вождизма», дело не в самом Лютере, а в народном евангелическом движении. Опять-таки напрашивается аналогия с революционным движением: в социалистической «революции» коммунисты всегда предпочитали видеть «восстание масс», но не авантюру группы людей во главе с Лениным. Если никакого вождизма нет, то откуда эти лозунги: «назад, к Лютеру!» или даже «назад, к Павлу!», но не - «вперед, ко Христу!»? Часто предлагается культурно-историческая интерпретация реформации. Незадолго до своей смерти ее довольно четко выразил Гете: «Нам даже не до конца понятно, сколь многим мы обязаны Лютеру и реформации. Мы сбросили оковы духовной ограниченности .. смогли вернуться к первоистокам и постигнуть христианство во всей его чистоте. Мы снова обрели мужество твердо стоять на Божьей земле и чувствовать себя людьми, взысканными Господом .. И чем решительнее мы, протестанты, будем продвигаться по пути благородного развития, тем быстрее последуют за нами католики. Как только они почувствуют себя во власти .. великого просветительского движения .. они .. должны будут подчиниться ему, и тогда наконец все станет едино. Не будет долее существовать и убогое протестантское сектантство, а вместе с ним – вражда и ненависть отца к сыну, брата к сестре .. Да и все мы мало-помалу от христианства слова и вероучения перейдем к христианству убеждений и поступков» .Боюсь, здесь далеко не со всем можно поспорить. Разумеется, с православной точки зрения, нельзя согласиться с этими набившими оскомину словами об «освобождении», «чистоте», «духовности». Но видение реформации как «культурного прогресса», просветительского движения, не так уж далеко от истины. Зассе возражает, что не надо, мол, путать Лютера с Эразмом. Согласен, не надо. Тем более что, в конце концов, они все-таки разругались (полемика вокруг вопроса о свободе воли). Но не следует и яростно противопоставлять эти фигуры. Они одинаково ратовали за возврат к «апостольской чистоте». И тот, и другой стремились дать людям подлинное Писание: Эразм издает Новый Завет на языке оригинала, Лютер дает людям Библию на родном языке; и там, и здесь – бегство от Латинской Библии. Что касается вероучительных позиций, то и здесь различия не всегда велики: Эразм тоже мог выступать против схоластики, монашества или почитания святых. Обычно их противопоставляют как «оптимиста» Эразма и «пессимиста» Лютера. Конечно, у Лютера заметно более пессимистическая антропология, чем у Эразма. Но рядить одного в одежды «гуманиста» и «язычника», а другого – в одежды «доброго христианина», - это значит повторять всем известные штампы. Лютер как человек своего времени тоже не был чужд «гуманизма» и «язычества».Вот его рассуждения из трактата «О рабстве воли»: «все совершается по необходимости .. почему же от нас, христиан, это настолько скрыто, что обсуждать и знать это неблагочестиво, суетно, и ненужно, если об этом говорят языческие поэты и простой народ? Один только Вергилий сколько раз напоминает о роке?! .. «Если зовут тебя судьбы» или «Как сломить жестокую судьбу» .. даже и бессмертных своих богов он подчиняет судьбе, которой неизбежно покоряются и Юпитер с Юноной» . Читая эти слова, понимаешь, что протестантов недаром упрекали в том, что своим учением о предопределении они восстанавливают античное обожествление рока и вносят языческие представления в понимание Бога. Так что не стоит делать из Лютера такого уж «антиязычника»;. К тому же, разве его правая рука, Филипп Меланхтон, не был известным гуманистом? Тем не менее, это не мешало ему проповедовать пессимистические взгляды на природу человека (лютеране обычно считают, что ренессансный гуманизм и протестантская религиозность несовместимы).Зассе упрекает Гете в том, что тот смешивает реформацию и ренессанс. В известном смысле это так. Но ведь не один же Гете мыслит таким образом! Это заставляет задуматься над тем, есть ли в данном предположении нечто объективное. Православные видят его в том, что реформация и ренессанс (Лютер и Эразм, если хотите), - это две стороны одной медали, одного явления. А называется это явление – кризис западного христианства. И когда Зассе говорит, что католичество родственно просвещению, не стоит слишком спорить с ним. Нужно просто добавить, что и протестантизм не абсолютно чужд ему, поскольку оба эти направления христианства порождают в своей эволюции (или деградации?) такое явление как Просвещение. «Раскрепощение» человеческого начала и избавление от средневекового «мракобесия» наблюдаются в обоих случаях. Аскетизм – враг для обеих сторон. Теоретически Лютер ценит разум ниже, чем ренессансные мыслители, но на практике его критика соборного разума Церкви и восхваление разума индивидуального (каждый читает и трактует Библию), безусловно, сближают его с ренессансом, а, стало быть, и движением просвещения. Защищая Лютера, Зассе пытается подчеркнуть в нем средневековые черты, резче выявить его «антиренессансную» направленность. Но ведь и Возрождение тоже не было свободно от средневековых импульсов. Недаром же Хейзинга говорил об «осени средневековья». Не говоря уже о живописи (в том числе, немецкой), философская мысль Ренессанса, да и более позднего периода, не может быть ясно освещена без обращения к средневековой схоластике (напр., Декарт и Спиноза). Поэтому не стоит слишком изолировать Лютера от ренессансного гуманизма.Часто приходится сталкиваться с «национальной» интерпретацией событий реформации. Это, дескать, восстание «немецкого» против «римского». Зассе не отрицает, что реформация была национальным явлением: кто же не знает, что Лютер перевел Библию на немецкий язык. Но этим она не ограничивается. Иначе «немецкий народ мог бы выдвинуть весьма серьезные обвинения против Мартина Лютера. Они могли бы осудить его за то, что он был слабым защитником немецкой души и немецкого благочестия, а также вред, который он нанес истинному объединению Германии своим бескомпромиссным отношением к доктринальным вопросам» . Возражать тут нечего: что правда, то правда. Собственно, Зассе и не опровергает этих обвинений: оказывается, Лютер был не прочь сохранить единство немецкого народа, но для этого пришлось бы идти на компромисс с католиками и кальвинистами, а компромисс истины с ложью невозможен; вот если бы все стали лютеранами (конечно, при этом Лютер был готов на любые уступки, но вот католики и реформаты не хотели его слушать). Все это так, если бы истина была на стороне Лютера. А пока приходится констатировать, что лютеранским учением «отвергается религия величайших немцев. Мейстер Экхарт и Николай Кузанский, Себастьян Франк и Якоб Беме, Лессинг и Гердер, Кант и Фихте, Гете и Шиллер, Гегель и Шлейермахер» . Любопытно, что подавляющее большинство среди перечисленных лиц, - лютеране. Почему же лютеранская доктрина осуждает выдающихся немцев-лютеран? Не есть ли это обвинение против лютеранства, которое так легко эволюционирует к собственному осуждению? Не слишком ли много «выдающегося» и «немецкого» отвергается доктриной Лютера? И ради чего, - ради истины? Да, только ради своей..Позиция Зассе способна привести к «антинациональному» взгляду на реформацию. Он риторически спрашивает: что немецкого в догмате о Троице, в халкидонской христологии, в учении об оправдании верой? Вроде бы ничего. Хотя либеральные лютеране (типа Адольфа Гарнака) потратили множество усилий как раз для того, чтобы доказать, что и учение о Троице, и халкидонская христология, да и само Евангелие (от Иоанна) являются слишком «греческими». Возникает соблазн увидеть в лютеранстве что-то исконно немецкое. Не все так просто: вот и лютеранство почему-то утвердилось в странах германской языковой группы, культура которых сходна. К тому же, совершенно случайно эти страны оказались периферией Европы. Так что лютеранство – это немецкое христианство, так же, как англиканство – христианство английское. Думается, что говорить о Лютере только в контексте нарушения религиозного единства немцев было бы некорректно. Порожденный им церковный раскол напоминает нам и о другом: «о духовном расчленении .. Европы .. о раздроблении Протестантства путем вечного его деления на составные части, пока, наконец, это не привело нас к хаосу американского христианства, в котором более двух сотен различных деноминаций состязаются друг с другом; о том, что утверждение христианских миссий о несении нами спасительной евангельской истины всем народам дискредитировано размножением противоречащих друг другу учений; о потере власти, пережитой церквями в связи с межконфессиональными противоречиями; о власти, которую государство и другие институции обрели над церквями, когда авторитет последних пошатнулся» .Лютеранин Зассе прав: тут невозможна никакая защита. Впрочем, защита есть: Лютер «открыл» Евангелие! Вот такая цена за «открытия» одного немецкого монаха..  Все были не правы, он один прав. Один во всей христианской истории. Можно долго обсуждать, что это не так. Подыскивать серьезные научные аргументы. Но к чему тратить слова? Вот эпизод из истории реформации: как известно, Лютер и Меланхтон разрешили Филиппу Гессенскому стать двоеженцем, направив ему соответствующее письмо, которое, кроме них, подписали еще 7 человек. А теперь продолжение истории: «Филипп принял этот документ как разрешение и стал готовиться к вступлению в брак со своей новой любовью, продолжая жить с Кристиной. Более того, у него появились дети от обеих супруг! Вскоре тайна раскрылась, и реформация оказалась под угрозой» . Заметьте, реформация оказалась под угрозой не от двоеженства и его фактического благословения вождями реформации, а от того, что это стало публично известно! А мы тут продолжаем дискутировать на тему «было открытие Евангелия, или не было?»..