Андрей Зайцев. Спасла ли Церковь Декларация митрополита Сергия?

29 июля 1927 года на свет появился документ за подписью заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и еще нескольких православных иерархов. Этот текст регулировал отношения Церкви и советской власти в условиях реальных гонений, обрушившихся на верующих. В исторической науке он получил название Декларации митрополита Сергия и стал одним из самых обсуждаемых и спорных в ХХ веке.

Содержание документа не содержит ничего революционного с точки зрения христианства. Автор Декларации благодарит советское правительство за позволение создать Синод (это фактически означало хоть какую-то легализацию Церкви), говорит о том, что верующие должны упорядочить свои отношения с властью и быть лояльными по отношению к ней. В документе осуждается политическая деятельность иерархов РПЦЗ, а также содержится обращенное к заграничному духовенству требование «дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству во всей своей общественной деятельности». В конце послания митрополит Сергий выражает надежду на скорый созыв второго Поместного собора, на котором могли быть решены текущие церковные вопросы. Однако обстоятельства создания этого текста и некоторые положения документа вызвали столь бурные споры и расколы в Церкви, что однозначной оценки Декларации и ее роли в истории ХХ века невозможно дать до сих пор.

Для начала стоит обратить внимание читателя, на те отрывки из документа, которые вызвали наибольшую дискуссию и среди современников митрополита Сергия, и среди его потомков. Одной из самых проблемных можно назвать написанную или подписанную митрополитом Сергием фразу: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи (выделено нами. - А.З.) Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза "не только из страха, но и по совести", как учил нас апостол (Рим. 13, 5)...».

Очень многие упрекали митрополита Сергия в том, что он считал, что у Церкви и безбожного правительства одни скорби и одни радости. Это, разумеется, не может быть принято христианами, особенно в условиях реальных гонений на Церковь. Сам заместитель патриаршего местоблюстителя обращал внимание критиков на слова «радости и неудачи которой», имея в виду Родину, а не Советский Союз. Действительно, грамматически митрополит Сергий был прав, но в той критической ситуации мало кто обращал внимание на грамматику, тем более что в следующем предложении на первый взгляд отождествлялись понятия Родины и Советского Союза.

После опубликования Декларации к ее автору пришла целая делегация, участники которой просили отменить молитву за советскую власть, а также ответить на вопрос, не является ли она антихристовой. От решения этой проблемы во многом зависела историческая судьба Церкви. Радикальное представление о том, что власть является антихристовой, могло привести верующих в катакомбы и фактически превращала бы Русскую Церковь в секту, но у митрополита Сергия были и более серьезные оппоненты, говорившие о том, что этой фразой и обещанием политической лояльности Синод и фактический первоиерарх Церкви ставили ее в зависимость от государства.

Между тем, в Декларации объяснялось, что Церковь попросту не могла в то время не сотрудничать с советским правительством: «Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь, со всей ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти (выделено нами- А.З). Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры; или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они опять и очень скоро возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православная жизнь остаются незыблемы».

Выделенные строки не потеряли актуальности и в наши дни, когда «кабинетные мечтатели» часто критикуют патриарха и священноначалие в том, что они общаются с руководством страны, представителями политических партий и общественных организаций. Эти люди хотели бы ограничить всю деятельность Церкви стенами храмов, и в этом они поразительно схожи с советской властью. Что же касается надежд митрополита Сергия на то, что люди с  разными политическими взглядами возвратятся в Церковь, то она осуществилась лишь после его смерти и избрания на соборе патриарха Алексия I, когда многие из тех, кто не признавал полномочий митрополита Сергия, вернулись в Русскую Православную Церковь.

Стоит заметить, что очень многие противники Декларации считали, что митрополит Сергий по должности не мог выпускать общецерковный документ, который устанавливал новую модель церковно-государственных отношений. В то время много спорили о том,  какими правами обладал заместитель патриаршего местоблюстителя и имел ли он право единолично управлять Церковью.

В 1918 году Поместный Собор разрешил патриарху Тихону назначить трех своих заместителей (патриарших местоблюстителей), которые бы временно управляли Церковью. Одним из таких местоблюстителей был митрополит Петр (Полянский), который в свою очередь назначил себе заместителей. Одним из заместителей митрополита Петра и был митрополит Сергий (Страгородский). Некоторые православные иерархи полагали, что Поместный Собор разрешил назначить заместителей только патриарху Тихону, а значит, митрополит Петр не имел права назначать своих «преемников». В свою очередь автор декларации не мог действовать как фактический патриарх, поскольку его назначение вызывало вопросы, и были живы еще и те иерархи, которых святитель Тихон назначил своими местоблюстителями. Многим епископам приходилось отвечать на вопрос может ли один из заместителей патриаршего местоблюстителя обладать фактически теми же правами, что и патриарх, избранный на Поместном соборе. С одной стороны, заместитель заместителя первоиерарха мог считаться временной «технической» фигурой, а потому не имел права единолично управлять Церковью и решать такие важные вопросы как церковно-государственные отношения. С другой стороны, к июлю 1927 года митрополит Сергий стал фактическим первоиерархом, одним из немногих епископов оставшихся на свободе. Кроме того, автор Декларации был человеком, представлявшем себе реальное положение Церкви.

Ситуация действительно была непростая, поскольку власти сознательно играли на этих сложностях, и стремились расколоть Церковь. Послереволюционный «обер-прокурор» Евгений Тучков сделал много попыток поссорить иерархов между собой и отчасти ему это удалось, и от Церкви в это время откололось несколько группировок, по разным причинам не принявших курс митрополита Сергия.  Однако, значительная часть епископата и местоблюститель митрополит Петр (Полянский) признали действия  автора Декларации приемлемыми в той страшной обстановке, в которой вышел этот документ, и в которой заместитель патриаршего местоблюстителя управлял церковным кораблем.

Но вернемся к самой Декларации. Главный вопрос, от которого зависит оценка этого текста, состоит в том, достиг ли митрополит Сергий своих целей. С одной стороны, Церковь получила возможность сформировать Синод при первоиерархе и получила относительную легализацию. С другой - власти обманули автора Декларации: арестов духовенства и верующих было все больше, храмы уничтожались, а Церковь попала в подчиненное положение. Сам митрополит Сергий в конце 30-х годов прошлого века говорил о том, что власть продолжает душить Церковь, и не выполняет своих обещаний. Но благодаря этому документу, Русской Церкви все же удалось сохранить свою структуру в годы гонений, и в этом жертва митрополита Сергия не была напрасной.  Оценивая Декларацию, необходимо помнить, что этот текст был вынужденным, и его часть, вероятно, писалась не самим митрополитом Сергием, а ГПУ. Сохранился первоначальный вариант, который патриарший местоблюститель хотел предложить властям, но он был отвергнут правительством. С учетом этой поправки, Декларация представляет собой отчаянную попытку спасти Русскую Церковь от полного уничтожения. Это был трагический документ, некоторые положения которого сейчас могут вызывать у христиан вопросы. Его нельзя рассматривать как безошибочный текст, которому Православная Церковь может следовать по сей день. В этом смысле Декларация является пройденным этапом нашей церковной истории, о чем свидетельствует хотя бы воссоединение Русской Православной Церкви и Русской Православной Церкви за Рубежом.

Стоит также отметить, что, прославляя новомучеников, Церковь канонизировала и тех, кто принимал Декларацию и тех, кто был ее противником. Этот документ не нужно рассматривать как вероучительный текст, по отношению к которому не может быть никакой критики или сомнений, но его нельзя считать текстом еретическим, который якобы лишил сторонников митрополита Сергия благодатности. Митрополит Сергий делал все возможное, чтобы Церковь не просто осталась жива, но и могла совершать свое служение. Автор Декларации был трагической фигурой - в 30-е годы он давал интервью иностранным корреспондентам о том, что в СССР нет гонений на верующих, а на следующий день писал советскому правительству просьбу о защите духовенства от непосильных налогов и трудовых повинностей. Митрополит Сергий был в безвыходном положении - почти до самой Великой Отечественной войны власти могли требовать от него все, что угодно, грозя уничтожить Церковь, а взамен не идти практически ни на какие уступки. Но причиной такого трагического положения Церкви была отнюдь не Декларация 1927 года.