Юлия Тутина. Вера разного качества

– Отец Андрей, патриарх призвал священников быть воздержанными на язык: мол, слишком много стало спорных комментариев...

– В храме священник как личность спрятан. На службе я произношу слова не свои, а Иоанна Златоуста и тем самым прячу своё корявое эго за гениальными. Это и для меня полезно – отдыхать от креативчика, и людям хорошо: они знают, что встретят в храме, и меньше травмируются моими личными особенностями. Но когда я выхожу из алтаря, то уже не могу просто отвечать по шпаргалке, по Служебнику, и опасность ошибок резко возрастает. Но и не выйти уже нельзя. Для снижения травмоопасности нужны как минимум две вещи. Первое – честное признание каждого священника: "моя позиция является позицией Церкви , только когда я цитирую Символ веры. В остальных случаях это просто моя позиция". Второе – опыт. А для обретения опыта нужна готовность терпеть друг друга. Существует закон больших чисел. Когда всего много – это всё оказывается всяким. В Церкви сегодня десятки тысяч священников. Они разные. Высокие и низкие. Брюнеты и блондины. Худые и толстые. Умницы и наоборот. Плюсуем к этому разностилье и разноуровневость СМИ – и получаем неизбежно пёструю картину медийно-церковного поля. Есть беседы со священниками правильные, выверенные до стерильности. А есть колючие, импровизационные. Всё есть. И конечно, есть ляпы. Даже самый хороший футболист в своём самом звёздном матче всё равно пару пасов дал в пустоту, в аут, поскользнулся, недотянулся, недобежал... У любого человека есть свои профессиональные неудачи. И их надо просто терпеть друг у друга – в надежде на то, что за хмурой полосой снова будет солнышко. Патриарх абсолютно прав, что заметил проблему медийных ляпов духовенства, и вдвойне прав в том, что не стал называть имён и применять административные меры.

"За кого умрёшь? "

– Но не приведёт ли это к полному запрету на общение, когда позиция Церкви по разным вопросам окажется вообще непонятной людям светским?

– Патриарх как раз настаивает на том, чтобы церковные люди, миряне и священники стали более активны. Чтобы шли к людям, объясняли свою позицию. Но не в метро же народ за рукава хватать? Значит, надо выходить на публичный диалог, а это – Интернет и медиа. Но сложность вот в чём. Мы постоянно говорим о том, что надо уметь прощать, любую ошибку или двусмысленную информацию интерпретировать в пользу обвиняемого человека. Это на словах. В реальной внутрицерковной жизни очень часто происходит иначе. Представьте молоденького священника, который искренне откликнулся на призыв патриарха, дал интервью, а местному епископу его выступление не понравилось. Почему не понравилось – это далеко не всегда прогнозируемо и понятно...

Лет 20 назад один священник был уже предложен к епископскому назначению. Но за день до заседания Синода передачу с его участием увидел патриарх Алексий. Очень добрая была передача: батюшка у себя на кухоньке беседует с журналистом и одновременно сам себе жарит картошку. Ну нет у него ни кухарки, ни жены – он монах. И почему-то патриарха это очень задело: как это – епископ Русской церкви , уже почти наречённый, сам себе жарит картошку! В результате избрание было отложено на несколько лет. Так вот священнику, начинающему медиаконтакты, епископ даёт по рукам раз, второй. Причём зачастую это не совет или помощь, а резкая и обидная реплика... После пары таких реакций священник благоразумно решает, что лучше промолчать или отделаться цитатой из официального документа, даже не поясняя его. От журналистов я слышал, что за последние два года резко снизилось число священников, готовых к интервью и комментариям.

– Девушек из Pussy Riot отправили в колонии. Неужели Церкви их не жалко?

– Декларации о милосердии к этим пуськам уже необратимо запоздалы и бесполезны. Но ещё не поздно внятно осадить возникший в последние месяцы погромный дух. Не поздно взять назад слова официального представителя Церкви , назвавшего откровенных погромщиков "передовым отрядом Церкви ". Православная церковь – церковь традиционная. Это означает, что для нас очень важны прецеденты. То, что однажды было допущено, становится образцом для подражания. Кроме того, у нас, у людей, ещё со времён Адама смещён центр моральной тяжести: легко отзываемся на соблазнительное предложение, но трудно и со скрипом берём себя в руки. Легко разрешить жить по-самцовски, по вполне естественным понятиям плотоядных хищников, защищающих свою территорию. Трудно потом будет вернуться к человечности. А сегодня мы слышим, что идёт война и, значит, разрешается бить и ненавидеть. Если вы кипите – это, оказывается, не ваша плохая воспитанность, а святая злость. Нынешняя сиюминутная ситуация пройдёт, а вот эта привычка кипеть и "от имени Церкви " давать сдачи может остаться. Недавно один православный активист мне говорит: "Мечтаю стать мучеником за Христа". Мечта, конечно, хорошая, христианская, но вот как бы не спутать – за Христа ты будешь "получать" или за хулиганство.

РПЦ – как рупор

– Отношение к Церкви в обществе от дружелюбного поменялось на настороженное. Как этому противостоять?

– Это не столько в обществе, сколько в прессе. Понятно, что именно конфессия большинства подвергается в прессе каждой страны наибольшим нападкам. Вот, скажем, у нас в России баптистов никто не трогает, но в США за ними глаз да глаз. Смягчить нынешнюю волну критики могла бы дискуссия, начатая Церковью , но по какой-либо проблеме, важной для всего общества. Например, единая электронная идентификационная карта – это беда, которая может затронуть любого. Слишком много личной информации на одном носителе с одним паролем. Слишком большое доверие чиновникам. Или ювенальная юстиция. Родители, не только православные, возмущены перспективой вторжения в семейную жизнь и отбора детей. Церковь могла бы взять на себя функцию спикера морального большинства, вести жёсткий диалог с властью по вопросам, важным для всего общества.

– Жёсткий диалог с властью? Одно из самых серьёзных обвинений в отношении РПЦ как раз касается её чрезмерного сближения с властными структурами...

– Вячеслав Бутусов пел песню Ильи Кормильцева с образом, очень понятным прежде всего христианам и буддистам: "связанные одной цепью". Несвобода – это следствие амбиций. Если, скажем, у меня цель – стать для вас "дьяконом, приятным во всех отношениях", то это будет налагать очень серьёзные ограничения на стиль моего поведения, речь... Вопрос не в том, каковы отношения Церкви и государства сейчас, а в том, как видится нами конечная цель движения. Видит ли сама Церковь пределы нашего сотрудничества? Ведь если цель запредельно высока, то величием этой цели могут оправдаться средства её достижения. Мечта о светлом завтра может создать зоны слепоты в восприятии сегодняшних реалий. Именно поэтому Христом сказано: "Не заботьтесь о завтрашнем дне".

– Ещё несколько лет назад модно было быть верующим, сейчас в моде атеизм. А кем быть проще?

– И атеизм и вера бывают разного качества. Бездумным может быть и то и другое. Есть вялотекущая вера, а есть вера выстраданная, как у Достоевского: "Ну не как же мальчик верую я во Христа! Моя осанна прошла сквозь огонь, воду и медные трубы". И неверие тоже бывает разное. У кого-то это повод не загружать себя мыслями, далёкими от потребительской корзины, а кем-то его неверие переживается как горе и как повод для мозгового штурма.

Источник: Аргументы и факты