Кузнечевский В.Д. Роль Православия в формировании русской нации

Новая Россия под названием «Российская Феде­рация» вот уже более двух десятков лет пребывает в поиске своей государственной идеологической иден­тичности. Поиск этот объективно обусловлен тем, что после событий 1990-х годов в историческом развитии России во второй раз в XX столетии говоря, словами У. Шекспира, «прервалась связь времён». За прошед­шие с момента распада Советского Союза два десятка лет образовавшаяся с 1991 года идеологическая пустота в российском обществе не только не заполнилась, но стала ещё глубже. Объясняется такое положение дел тем, что для большинства населения страны, в конце концов, стало очевидно, что советская цивилизация ушла в прошлое и, похоже, безвозвратно. Нынешнее молодое поколение россиян не только мало что знает об этом времени, но и не хочет это знать[1].

В то же время царский период в развитии стра­ны для современного правящего класса и для всех активных слоёв российского общества остаётся terra incognita. Попытки же искусственно заполнить обра­зовавшиеся идеологические и политические пустоты и пересадить на российскую почву западную схему политической и социальной организации общества, выдавая это за национальную идею, которую якобы должны разделять все активные социальные слои рос­сийского общества, раз за разом терпят провал, так как отторгаются народной массой[2]. Многочислен­ные специализированные социологические опросы общественного мнения показывают, что в результате всего этого современное российское общество в от­ношении поиска не только формы государственного устройства страны, но и в отношении образа жизни основных слоёв общества пребывает, образно говоря, в межеумочном состоянии: навязанные обществу в конце 1980 - первой половине 1990-х годов демокра­тические ориентиры к настоящему времени утратили свой ореол, а других ценностей обществу никто пред­ложить не смог. Это подтверждается всеми социоло­гическими исследованиями последнего времени[3].

Причём такую картину фиксируют не только со­циологи. С ними согласны и «инженеры человече­ских душ». 27 сентября 2010 года писатель Алексей Слаповский написал в «Российской газете», что по его наблюдениям российское общество пребывает в условиях «экзистенциальной опустошённости. Это реакция на отсутствие в обществе каких-то серьёзных идей и задач. Идеи-то и задачи есть, но они очень не­внятны, не сформулированы. Уже который год мы живём без какой-либо более или менее внятной идео­логии, без национальной идеи», а за этим стоят «очень серьёзные проблемы поиска смысла».

Попытки власти заменить духовные цели матери­альными, нацелить людей лишь на коммерциализа­цию их повседневной деятельности нужного успеха не приносят. Русский человек, относительная доля которого в нынешнем российском обществе состав­ляет около 80%, хочет понимать не только, что он де­лает, но и зачем он это делает, во имя каких целей. В этом плане от него недалеко отстоят и остальные 20% населения, поскольку российский народный ментали­тет в целом веками формировался в лоне русской на­циональной культуры.

А в итоге люди тратят своё жизненное время в ни­куда, живя одним днём. Родители не понимают, на что им нацеливать детей, а дети, чувствуя и видя растерян­ность родителей и власти, живут без руля и без ветрил. Безыдейная, безидеологическая жизнь всех ведёт об­щество в исторический жизненный тупик. Сказанное выше можно обозначить так: мы наблюдаем процесс нравственной атомизации российского общества[4].

Как следствие, в массе людей нарастает раздраже­ние — на власть, на общественные порядки и, в конеч­ном итоге, — на своих близких и на себя.

Но на самом деле, всё обстоит ещё хуже. В 2003 году один из самых глубоких наших аналитиков, не­забвенной памяти Анатолий Уткин сформулировал такую оценку состояния нашего общества, которая, на мой взгляд, один в один актуальна и для 2010 года.

«Мы живём в период опасной неустойчивости... “Верхняя” часть нашего народа, — сказал он, — эмоци­онально и культурно отождествляет себя с Западом, в то время как основная масса населения находится в ином цивилизационном поле... В историческом раз­витии (России)... возможен один из двух вариантов: либо западные ценности войдут в “генетический код” большинства населения, либо правящая элита заменит (заменится) свой иноцивилизационный комплекс»[5].

Уткин фактически воспроизвёл оценку состояния нашего общества, приведённую русским мыслителем Николаем Данилевским ещё в 1871 году в своём зна­менитом труде «Россия и Европа». Тот отмечал, что излюбленным занятием русской интеллигенции явля­ется «европейничанье», которое на самом-то деле суть «только симптомы болезни, которую можно назвать слабостью и немощью народного духа в высших обра­зованных слоях русского общества». Данилевский на­звал это состояние болезнью и довольно опасной.

«Будучи симптомами болезни, — писал он, — они составляют вместе и родоторную причину болезни, от которой она ведёт своё происхождение и которая безпрестанно ею поддерживает. Болезнь эта в целом препятствует осуществлению великих судеб русского народа и может, наконец (несмотря на все видимое государственное могущество), иссушив самобытный родник народного духа, лишить историческую жизнь русского народа внутренней зиждительной силы, а,   следовательно, сделать безполезным, излишним са­мое его существование, ибо все, лишённое внутренне­го содержания, составляет лишь исторический хлам, который собирается и в огонь вметается в день истори­ческого суда»[6].

Как видим, нынешняя общественная смута (вос­пользуемся старым русским определением) корни име­ет давние и от того менее опасной для общего здоро­вья общества не выглядит. Активные силы общества это видят и ищут рецепты выхода из кризиса. Рецепты разные. Но их не так уж много. Можно выделить, по крайней мере, три основных.

Один предлагает доктор экономических наук, ди­ректор Института проблем глобализации Михаил Де­лягин. Суть его, если вспомнить известный анекдот советских времён об атомном нападении, звучит так: завернуться в белую простыню и медленно ползти на кладбище.

«Русские в высокой степени способны к твор­честву, но Россия проиграла соревнование в “миро­вом разделении труда” и окончательно утеряла способность остаться в числе великих держав». И потому, пишет он, в предстоящие десятилетия русским людям не остаётся ничего другого, кроме как стать «инкубатором мозгов» для цивилизо­ванного мира, охваченного процессами глобализации.

«...Объективное место России в мировом разделе­нии груда — говорит он, — подготовка и поставка интел­лектуального сырья, в первую очередь для транснаци­ональных компаний, которые умеют их использовать наилучшим образом. Они умеют использовать, а рос­сийское общество в силу уникального и, к сожалению, весьма болезненного сочетания культурно-историче­ских факторов, в силу своих особенностей и несчастий остаётся конвейером по производству самого дефицит­ного и самого нужного в условиях глобализации и раз­вития информационных технологий “человеческого материала” — творцов и революционеров, “интеллек­туального полуфабриката”, способного к творчеству и систематическому генерированию принципиаль­но новых идей. Не следует ждать, что заметная часть этих людей сможет найти себе применение в России, но лучше что-то, чем совсем ничего... Для россий­ского общества такая специализация представляется в целом благоприятной... Поэтому в случае закрепле­ния России в роли поставщика “интеллектуального полуфабриката” его основные потребители — разви­тые страны - будут непосредственно заинтересованы в поддержании высокого уровня жизни в нашей стране и, соответственно, ее относительного благополучия»[7]. Однако далеко не все в России соглашаются с та­ким «прогнозом». «Так не бывает, чтобы мозги — наши, а деньги - ваши. Постепенно мозги тоже станут не на­шими», - заметил по этому поводу в 2006 году лауреат Нобелевской премии по физике Виталий Гинзбург.

Второе направление демонстрирует более ради­кальный подход: оно с места в карьер предлагает заме­нить в российском обществе его духовную парадигму путём искусственной замены народного менталитета. Через замену духовной парадигмы российского обще­ства представители этой интеллектуальной партии на­деются преодолеть экономическую отсталость России от Западной Европы.

Заблуждаться не стоит: фактически речь в этом случае идёт о радикальной замене цивилизационного исторического кода русской нации, накрепко связанно­го с Православием. Изменяется целеполагание. Целью общественного развития однозначно провозглашает­ся уровень и мера потребления материальных благ от­дельным человеком, в то время как лежащее в основе русской культуры Православие целью провозглашает совершенствование души человека не в противовес его материальному благополучию. И хотя формально пред­ставители этого направления тоже вроде бы говорят о духовном развитии общества, сути дела это не меняет.

В отличие от М. Делягина, представители этого на­правления «проснулись» только летом 2010 года.

Сначала 24-26 мая 2010 года по инициативе науч­ного руководителя Высшей школы экономики — Госу­дарственного университета в Москве, был организован российско-американский симпозиум под названием «Культура, культурные изменения и экономические из­менения», где прозвучала мысль о том, что Россия плетётся позади всех развитых в экономическом отноше­нии западных стран, потому что ещё в 1054 году Россия избрала неверный вектор своего духовного развития.

В выступлении одного из участников симпозиу­ма, А. Михалкова-Кончаловского, было сказано следу­ющее: «Если согласиться с тем, что один из главных факторов национальной культуры - религия, то вспом­ним, что принадлежит к православной христианской традиции. А это византийское наследие. Буржуазия в странах восточного христианства начала складывать­ся веков на пять позже, чем в Западной Европе. Есть индекс человеческого развития ООН: самая развитая страна имеет индекс 1 (единицу), самая отсталая - 162. Так вот, у стран протестантских показатель равен 9,2, католических — 17,4, православных — 62,6. Выразитель­ные цифры?» (см.: «Российская газета», 07.06.2010).

Последовал и соответствующий вывод: «полити­ческие, интеллектуальные и общественные лидеры России» должны якобы понять, «что есть традицион­ные ценности, которые ее (Россию) тормозят на пути к цивилизованному прогрессу», читай: надо Правосла­вие заменить на протестантизм.

Вслед за этим 22 июля 2010 года последовало вы­ступление в курганском журнале «Cher Ami» известно­го российского телеведущего В. Познера, где он сказал следующее:

«Я думаю, что одна из величайших трагедий Рос­сии — принятие Православия».

«Я считаю, — подчеркнул он, — что Русская Право­славная Церковь нанесла колоссальный вред России. В России не было Возрождения. В Западной Евро­пе смогли отойти от темных составляющих церкви, когда возникло совершенно другое ощущение и по­нимание жизни, это был расцвет искусства. В России этого не было вообще. Православие явилось тяжёлой ношей для России и продолжает агрессивно вмеши­ваться в сферы, в которых ей нет места: в политику и школьное образование».

Вслед за Познером 25 июля 2010 года главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов, бывший учитель истории в средней школе, в прямом эфире своей радиостанции тоже коснулся этой темы и уточ­нил: надо разделить Православие и РПЦ. Церковь в истории России может быть в чем-то и сыграла пози­тивную роль, а вот Православие — только негативную.

Ссылки у всей этой интеллектуальной партии чаще всего идут на то, что Россия (Русь) приняла и Православие, и духовный строй, и даже политические традиции от якобы духовно косной Византии (Вос­точной Римской империи). Между тем никто почему- то не учитывает того факта, что на тот исторический момент Византия была как раз самым просвещённым государством цивилизованного мира, где пышным цветом расцветали все виды образования и искусств. Современная Британская энциклопедия сообщает, что ещё в XIII веке столица Византии Константино­поль была «самым великолепным городом в Европе». Так что Русь-то как раз переняла традиции самого пе­редового в мире государства.

Но именно это обстоятельство, естественно, изо всех сил замалчивается. И думаю, что не по незнанию.

Есть, однако, и третье направление в поисках вы­хода из нынешнего кризиса. Его предложил Прези­дент РФ Д. Медведев в своей статье «Россия вперёд» от 2 сентября 2009 года.

Это направление родилось не на пустом месте. Президент РФ выступил с этой статьёй-призывом, очень точно выбрав время. Многочисленные социоло­гические замеры фиксируют не только глубину пере­живаемого нашим обществом кризиса, но и высокий градус ожидания со стороны населения предложений от властей новой идеологии и нового порядка, которые бы указали выход из переживаемого коллапса и при­дали смысл нашей современной жизни. Как пишет, ос­новываясь на многочисленных замерах общественного мнения, ведущий научный сотрудник Института соци­ологии РАН Леонтий Бызов, отсутствие «нового по­рядка, который бы устроил основные слои российского общества, особенно те, которые, собственно, и порож­дены последним витком трансформационного про­цесса, переживается обществом все более остро в по­следние годы» (см.: «Литературная газета». 09.12.2009).

Этот вывод подтверждается и другими данными.

Некоторые отечественные аналитические центры, проводя свои собственные, не заказные, замеры пси­хологического состояния общественных настроений, приходят к выводу, что в нынешнем российском обще­стве вызрела достаточно многочисленная прослойка людей, которые созрели не только для выражения не­довольства (хотя и недовольство властью проявляют тоже), но и для созидательной работы. Эта прослойка пока тоже атомизирована, но ее представители пребы­вают в стадии активного ожидания появления органи­зующей идеи, которая сплотила бы их и подвигла к со­вместному организованному действию.

Это последнее все чаще находит отражение в сред­ствах массовой информации. Приведу только два при­мера. В июле 2010 года директор Фонда исследования проблем демократии Максим Григорьев поместил в «Известиях» статью под заголовком «Теряем опору для модернизации?», где написал, что социальной опорой для модернизации в современных условиях не может стать ни молодёжь, ни предприниматели, ни владельцы крупного бизнеса. Этой опорой, по его мнению, реаль­но может стать «прослойка высококвалифицированных специалистов во всех областях, включая (и, может быть, даже в первую очередь) средний эшелон “госу­даревых людей”. Не привлекая эту группу к разработ­ке модернизационных планов, мы ее теряем», - при­ходит он к выводу. Автор ссылается на личный опыт общения с этими людьми в ходе разработки в 2007 году «идеологии Союза машиностроителей России» и на проведённое в 2010 году экспертное интервью с большим количеством действующих сотрудников МВД по вопросу борьбы с коррупцией. Все это люди, пишет М. Григорьев, состоявшиеся, обеспеченные, оставившие след в истории своих отраслей, «серьёзные, заслуженные мужики». «Ни один из них не сказал, что удовлетворён текущей системой, но большинство говорило о том, ЧТО именно надо менять, предлага­ли конкретные меры». По мнению автора статьи, им недостаёт только организующей идеи-посыла со сто­роны власти.

По сути, речь идёт об идеологии, которая долж­на быть положена в основание президентской идеи модернизации российского общества, об идеологии, которая только и может обеспечить целостность раз­вития общества и нации. Как мне представляется, эту идею (идеологию) нельзя изобрести, а уж тем более взять её где-то на стороне, в чужих странах, и просто пересадить на нашу национальную почву. Причина этого неприятия чужого лежит очень в больших глу­бинах генной памяти нашего народа.

Ещё Н. Данилевский в 1869 году обращал вни­мание на то обстоятельство, что в основе каждой из культур, и русской в том числе, лежит национальное начало, не считаться с которым в построении полити­ческой организации общества невозможно. Народы, уже пожившие «самостоятельной государственной и политической жизнью, — писал он, — чувствуют по­требность, чтобы все результаты их деятельности — промышленной, умственной и общественной — со­ставляли их полную собственность, а не приносились в жертву чуждому им политическому телу» («Россия и Европа». С. 36).

Как мне представляется, этот русский мыслитель ещё 140 лет назад сумел очень точно определить по­литические, национальные особенности русского на­рода, сложившегося в единый социальный организм на протяжении веков, которые (особенности) действуют и поныне. В названной работе Н. Данилевский писал:

«Из выставленной здесь черты русского народ­ного характера, проявлявшейся при самых важных торжественных мгновениях его жизни, выводится то заключение, что вообще не интерес составляет глав­ную пружину, главную двигательную силу русского народа, а внутреннее нравственное сознание, медлен­но подготовляющееся в его духовном организме, но всецело охватывающее его, когда настаёт время для его внешнего практического обнаружения и осущест­вления» (С. 235).

И далее пояснял этот тезис таким пассажем: «Дру­гой вывод из вышеизложенной исторической особен­ности важнейших моментов развития русского народа состоит в огромном перевесе, который принадлежит в русском человеке общенародному русскому элементу над элементом личным, индивидуальным. Поэтому-то между тем как англичанин, немец, француз, перестав быть англичанином, немцем или французом, сохра­няет довольно нравственных начал, чтобы оставаться ещё замечательной личностью в том или другом от­ношении, русский, перестав быть русским, обраща­ется в ничто - в негодную тряпку, чему каждый, без сомнения, видел столько примеров, что не нуждается ни в каких особых указаниях» (С. 235, 236).

Несмотря на то, что наблюдения эти были сфор­мулированы русским мыслителем более 140 лет назад, нам ещё черпать и черпать из этой сокровищницы мудрости, чтобы суметь объяснить себе нынешнее  наше на первый взгляд необъяснимое состояние общественного настроения нашего народа. Говоря коротко, идеологию нашего сегодняшнего дня нам нужно искать в анналах нашего более чем 1000-лет­него государственного, духовного, культурного и политического развития нашей страны и нашего общества. О чем идёт речь? Общепризнанное в на­уке (социологии, философии, а теперь и в полито­логии) положение гласит, что базой формирования основных национальных (в смысле национального государства) нравственных идеологических устано­вок, господствующих в обществе принципов этики и морали всегда выступала господствующая в обще­стве религия. Она же всегда была и основной базой любой национальной культуры.

В более чем 1000-летней истории России такой религией было Православие. Как мне представляется, выстраивая после 1991 года на новой идеологической базе Российское государство, те социальные слои на­шего общества, на плечи которых, собственно, и ло­жится это строительство, должны постоянно иметь в виду, что в России — несколько крупных, компак­тно проживающих наций и народностей и наличие десятков малочисленных народов, волеизъявление и настроение которых имеют право представлять в административных структурах российского государ­ства. Но при этом не надо «наводить тень на плетень»: надо открыто говорить о том, что поскольку около 80% населения России являются этнически русскими, то речь идёт о строительстве национального государ­ства. Потому что по всем принятым в мире стандар­там, если в составе населения той или иной страны не менее двух третей граждан являются представи­телями одной национальности, то и государство та­кое носит национальный характер в соответствии с названием этой национальности. Применительно к России, повторюсь, это означает, что при постро­ении нового российского государства речь может идти только об опыте русской национальной госу­дарственности, которая коренится в генной памяти русского народа. Как пишет генеральный директор, а в прошлом главный редактор журнала «Москва» Л. И. Бородин, «русское наследство, в том числе и на­следство государствоустроительное, подзабытое, но памятью все же полностью не утраченное, хранится в генетическом коде народа, как бы низко он ни пал под воздействием духовных сквозняков. Потому эф­фект присутствия в переболтанном обществе упря­мого “русизма” переоценить невозможно, оно и есть собственно фундамент будущего государственного устроения»[8].

А говоря о русских людях, нужно опять же иметь в виду, что единство русского народа ещё до форми­рования нации как таковой, но и после образования нации, обеспечивалось наличием единой религии. Как писал русский религиозный философ А. С. Хо­мяков (1804-1860), «единство русской земли» обеспе­чивала Русская Православная Церковь.

Согласно современной теории формирование наций как социальных и политических общностей связано с возникновением в XVIII веке буржуазных отношений, то есть с эпохой капиталистического промышленного этапа развития. Но есть и ещё одно измерение в этом плане. Его предложил Н. Я. Дани­левский в своей работе «Россия и Европа».

Каждая «историческая национальность, отлича­ющаяся от других в этнографическом, общественном, религиозном и историческом отношениях», должна ещё проникнуться собственным национальным ду­хом, что должно найти выражение в политической форме. До того, такой народ, идущий по пути сво­его национального развития, «составляет только эт­нографический материал, ещё не успевший принять формы политической индивидуальности» («Россия и Европа», С. 36—37). До той поры, пока такой «истори­ческий народ не соберёт воедино всех своих частей, всех своих органов, он должен считаться политиче­ским калекой», считал Данилевский.

Не буду говорить о других, но в русской нации таким объединительным стержнем Данилевский, и не только он, считал Православие.

«Хотя науки, искусства (и преимущественно на­уки) составляют драгоценнейшее наследие, оставля­емое после себя культурно-историческими типами, хотя они составляют самый существенный вклад в общую сокровищницу человечества, однако же, не они дают основу народной жизни. В этом отноше­нии религия (как нравственная основа деятельности), политическое, гражданское, экономическое и обще­ственное устройство имеют гораздо большее значе­ние» (С. 157).

Ставя здесь на первое место религию, Данилев­ский подчёркивает, что, в отличие от всех других на­ций, и, прежде всего, наций стран Западной Европы, у русского народа не интерес составляет «главную пружину, главную двигательную силу, а внутреннее нравственное сознание, медленно подготавливающе­еся в его духовном организме, но всецело охватываю­щее его, когда настаёт время для его внешнего прак­тического обнаружения и осуществления» (С. 235).

Живший спустя 100 лет после Данилевского

А.Тойнби (1889—1975) очень точно подметил, что марксизм потому рано или поздно сойдёт с истори­ческой арены, что он не учитывает именно этот мо­мент. К. Маркс, утверждал Тойнби, явно недооценил роль духовной энергии в развитии человеческого общества.

За два года до своей смерти английский историк заметил: «Марксизм должен потерпеть поражение потому, что он лишил себя духовной силы, которая одна может привести социализм к успеху»[9].

Русский философ и религиозный мыслитель С.Н.Булгаков (1871—1944), высланный 30 дека­бря 1922 года за пределы России Лениным на так называемом «философском пароходе», правильно заметил, что «национальность есть хотя и органи­ческая, но не высшая форма человеческого едине­ния, ибо она не только соединяет, но и разъединяет»[10]. Выше национальности в этом смысле выступает только религия, в нашем случае — Православие.

Насколько большую и значительную роль игра­ло и играет Православие в формировании русской нации, видно из того, как к этому вопросу относи­лись первые большевики (Ленин, Свердлов, Троц­кий и их подпевалы) и последние (Суслов, Андропов и другие).

Ведь с чего начали первые? — С жёсткой борьбы с Православием, а по сути — с русской нацией. — С фи­зического уничтожения священников и разрушения храмов.

По данным В. М. Лаврова, в годы советской вла­сти было физически уничтожено 98% иерархов рус­ской церкви. Зачем? Только для того, чтобы уничто­жить, вытравить национальный дух из русского на­рода. То есть цель-то борьбы с Православием была в денационализации русского народа. И методы были выбраны правильные: лишив русских людей религии, большевики сразу же лишали их чувства национальной принадлежности. Н. Я. Данилевский 140 лет назад очень точно подметил, что основу рус­ского начала составляют нравственные начала, а они содержатся в Православии.

Большевики хорошо знали, в какое исключи­тельно чувствительное место в народном сознании они направляют свои разрушительные усилия. Гоне­ния на православных священников в советское вре­мя постоянно сопровождались целенаправленными действиями КГБ СССР по развитию русофобии.

В конце 1981 года, по-видимому, для того, чтобы за­рекомендовать себя в глазах руководства КПСС как верного и стойкого марксиста-ленинца, последова­тельно борющегося с «русским шовинизмом» в госу­дарстве, и непосредственно перед тем, как занять в 1982 году должность секретаря ЦК КПСС, Ю. В. Ан­дропов направляет секретную записку в Политбюро ЦК КПСС, где пишет: «Русизм — идеологическая ди­версия, требующая особого к себе внимания и мер воздействия». «Главная забота для нас — русский на­ционализм, диссиденты — потом, их мы возьмём за одну ночь»[11]. И эта политика свои результаты дала. После распада Советского Союза выяснилось, что «вождям и теоретикам коммунизма собствен­но советскими» удалось сделать только русских, по­скольку только русских удалось лишить религии, то есть в значительной степени денационализировать. Все прочие вчерашние советские народы без особых усилий стряхнули с себя «советизм», как пыль придо­рожную, и объявили себя тем, кто они есть по сущей природе своей: армяне, литовцы, грузины, молдаване и т.д.» (Бородин Л.И., С. 336). Это и понятно, потому что советское большевистское руководство на рели­гию этих народов по большому счёту никогда и не покушалось, главной мишенью для большевиков с самого начала было Православие.

Отсюда и главный вывод: исторический опыт показывает, что в кризисные моменты развития ника­кая модернизация экономики только на основе про­буждения экономического (читай: коммерческого) интереса невозможна. Единство общества в целях осуществления сформулированных задач может обе­спечить только единая культурная ткань, а эта послед­няя базируется на религии основного национального элемента общества. В нашем случае — это русский элемент. А его генетическая память в государствен­ном строительстве коренится в Православии.

Научный православный взгляд на ложные исторические учения. Материалы совместной конференции Русского культурно-просветительского фонда имени святого Василия Великого и Института Российской истории РАН. М., 2011. С.103-120.