Как евангелист стал православным

Наверное, я всегда был духовно голоден. Воспитываясь в благоче­стивой христианской семье, я не помню себя когда-либо не верующим в Христа, или не желающим в глубине своего сердца следовать за Ним и исполнять Его волю. Не всегда мне удавалось реализовывать это желание последовательно, но оно несомненно было во мне.

Я делал все, что следует делать хорошим мальчикам-христианам. Крестившись с исповеданием веры незадолго до своего девятого дня рождения, я посещал богослужения, молодежные собрания, вос­кресную школу, каждое лето ездил в церковный лагерь, принимал участие в молодежных съездах, в подготовке к богослужению, читал Писание и буквально все, что только мог достать. Когда я учился в средней школе, у меня не возникало сомнения в том, что я буду слу­жить,  в какой бы то ни было форме. Первую свою проповедь (о мо­литве) я произнес, когда учился в девятом классе. Я был учителем в воскресной школе, а перед последним классом средней школы даже преподавал "Знай, во что ты веришь" - серию уроков в Христиан­ской ассамблее Озерного края. По окончании школы я поступил в Линкольнский христианский колледж в Линкольне (Иллинойс), что­бы подготовиться к принятию духовного сана в Христианской Церкви/Церкви Христа (консервативная евангелическая секта, исто­рически восходящая ко временам Реставрации. Основателем этой сек­ты среди американских переселенцев в начале XIX века был Алек­сандр Кэмпбелл. - Пер.). Неутомимый, как и большинство студентов, стремясь на деле применить все, чему учился, я стал миссионером среди молодежи в Церкви Христа в Дип Ривер в Меррилвилле (Индиана). Мне было всего восемнадцать, я учился на первом курсе. Серьезность - вероятно, именно это слово лучше всего характеризует мой подход к служению в то время. Меня не привлекало создание для молодежи исключительно социальной программы. Я не хотел замани­вать людей в Церковь любыми способами. Самым важным в жизни для меня была вера во Христа, изменяющая человеческое сердце. Я работал над тем, чтобы создать крепкое ядро искренне верующих мо­лодых людей, стремящихся к тому, чтобы на первом месте в их жизни был Господь Иисус Христос.

Идя дальше

В этот период в моих мыслях и действиях доминировали две темы: духовность и Церковь. Однажды во время утренней молитвы я от всего сердца, хотя и не понимая настоящего смысла своих слов, сказал Богу: "Больше всего на свете, Господи, я хочу быть человеком духовным. Я готов заплатить любую цену, понести любое бремя, что­бы им стать. Я не знаю точно, что это такое, но я хочу быть им". Большая часть последующих событий моей жизни во многом может рассматриваться как исполнение, - по крайней мере, постепенное - моей молитвы. Я хотел знать Бога, а не только знать о Нем. Я хотел опытно пережить Его присутствие, расти в вере, надежде и любви. И я хотел видеть, как Его сила действует в других через меня, видеть в жизни людей, среди которых я служил, исцеление и покаяние, рост и обращение.

Мой духовный поиск вел меня различными путями. Я пробовал следовать учению Вочмана Ни[1] Я читал работы К. С. Льюиса, Фрэн­сиса Шеффера[2], Дитриха Бонхёффера[3], Жака Эллюла и других. Я чи­тал труды харизматических лидеров и стремился ощутить реальность Св. Духа, к которой они, казалось, прикоснулись. Я старался вести молитвенную жизнь. Результаты были неоднородны. Казалось, что я неспособен удовлетворить свое внутреннее желание опытного позна­ния Бога и бессилен преодолеть так легко "запинающий нас грех" (Евр. 12:1 - Пер.).

В то же время я ломал голову над тем, какой же в действитель­ности призвана быть Церковь Иисуса Христа. Описание Церкви, да­ваемое Св. Писанием, конечно, имело мало общего с тем, что я видел в жизни. Апостол Павел говорил, что Церковь "есть Тело Его <Христа>, полнота Наполняющего все во всем" (Еф 1:23). Где была эта полнота?

Богослужение в нашей традиции в лучшем случае было хилым. Наши службы состояли из пары песен, краткого чина причащения (понимаемого как медитативное воспоминание о смерти Христа) и проповеди. Проповеди обычно были хорошими, поучительными, вдохновляющими, евангельскими. Но наши службы скорее походили на увлекательные лекции, чем на богослужение. Где был Бог? Что бы­ло подтверждением Его присутствия? Почему мы были вместе?

Кроме того, я стремился испытать в Церкви чувство единения. Тело Христово - это образ взаимозависимости, взаимосвязи. Боль­шую часть своей христианской жизни я был одинок в своих пережи­ваниях. Церковная община в должной мере не заботилась о своих членах. Наша система пастырского окормления не отвечала нуждам народа Божия

Начиная с нуля

Некоторое время я пытался реформировать и развивать церковь, в которой служил. Но стало очевидным, что то, к чему я стремлюсь, я никогда не смогу обрести в ее сложившемся устройстве. Выразитель­ность богослужения не могла преодолеть традиции Церкви Христа. И я верил, что Бог уготовляет мне, как Аврааму, духовное путешествие в незнакомую землю.

И вот, в июле 1977 моя жена Памела и я оставили наше служение и неосознанно пустились в путь к Православию. Несколько наших друзей образовали небольшую общину самоотверженных паломников. Все было подвергнуто сомнению, за исключением веры в божествен­ность Христа и авторитета Писания. Мы сознательно решили пере­смотреть все наши взгляды в свете Писания и многовекового опыта народа Божия. Мы твердо решили сделать все возможное, чтобы осу­ществить то, что мы узнали.

Благодаря связям с нашими дорогими друзьями из Линкольнского христианского колледжа мы примкнули к группе церквей, связанных с так называемой Апостольской общиной Нового Завета (New Covenant Apostolic Order, позднее Евангелическая Ортодоксальная Церковь[4]). Вместе с этими братьями мы исследовали ряд специальных областей, - как мы полагали, первостепенной важности для нашего разви­вающегося движения. Это были:

1) Богослужение. Я был неравнодушен к произвольному, спонтан­ному, харизматическому богослужению, и ожидал найти такое бого­служение в Писании и в истории. К нашему удивлению, спонтанность повела нас к порядку в богослужении, мы стали делать все по знако­мому образцу. Изучение творений св. Иустина Мученика (ок. 150 г. по Р. X.) показало нам, что в Церкви всегда была какая-либо литурги­ческая форма богослужения. Сам Новый Завет являл подтверждения этому, говоря об использовании гимнов на собраниях верующих. Так мы начали вводить литургические формы богослужения.

2) Толкование Писания. Наши богословские исследования приве­ли нас к дотоле не приходившей нам в голову мысли: Писание тре­бует толкования в русле Традиции. В Церкви, в которой я вырос, модным было заявление: "Никакого символа веры, только Христос; никакой книги кроме Библии; никакого имени кроме Божия". И все же на обратной стороне каждой воскресной программы службы утверждалось: "Мы веруем...", и далее речь шла о сущности спасения во Христе и о том, что определяет действительность христианского крещения. Что же это, как не символ веры? И в самом деле, это наше трехчастное определение более чем вероучительно! И наши взгляды формировались в русле традиции - традиции Кэмпбелла.

Мы поняли, что Библия не находится в вакууме и не существует отдельно от толкования. Вопрос был не "в традиции или вне тради­ции", но "в какой традиции?". Будем ли мы придерживаться бого­словских взглядов, возникших из нашего ограниченного опыта, или исследуем и признаем авторитетным последовательное учение Церкви на протяжении всей ее истории? Мы спросили себя: а как мы соби­раемся толковать Писания? исходя из чего нам оценивать традиции, которые мы наблюдаем?

По крайней мере начало ответа на наш вопрос мы нашли в трудах св. Винсента Леринского, западного отца V в. Он дает три критерия соответствия того или иного вероисповедания с Евангельской исти­ной: а) вселенскость: придерживались ли этого вероучения все или почти все признанные учители Церкви во всем христианском мире во все времена? б) древность: можно ли найти это вероучение, хотя бы в начальной форме, в учении апостолов, и было ли оно сохранено от­цами Церкви? в) согласованность: принималось ли это вероучение ка­ким-нибудь вселенским собором или пользовалось ли оно широким признанием Отцов Церкви?

Используя этот герменевтический метод, мы стали исследовать вероучение и духовную жизнь как исторических, так и современных Церквей. Результаты оказались ошеломляющими. Мы обнаружили, что церковное богослужение всегда было литургическим, что оно ко­ренится в практике еврейской синагоги и в храмовом богослужении. Таким образом наше богослужение стало литургическим по образцу богослужения исторической Церкви.

3) Таинства. Изучая церковные таинства, мы увидели, что Евхари­стия есть не просто воспоминание распятия Христова, а участие в та­инстве Его преображенной человеческой природы, в таинстве Его Те­ла и Крови, предвкушение славы будущего века. Это не просто добав­ление к богослужению, - это центр нашего богослужения, момент, когда мы предельно соединяемся с Богом и переживаем Его присут­ствие самой сокровенной частью нашего естества.

Крещение - это таинственный способ нашего соединения со Христом, уподобление Его смерти и славе Его Воскресения. Догматы о Святой Троице и Воплощении перестали быть темными для нас, но стали центральными в нашем понимании Бога и нашего места в об­щении с Ним. Мы увидели, что спасение есть не просто умозритель­ное принятие истины, но живое, таинственное соединение с Ним, преображающее нас целиком в Его образ и подобие.

4) Церковь. Наши исследования были сфокусированы и на приро­де самой Церкви. Мы обнаружили, что сепаратистская и коллек­тивная форма церковного управления была чужда и Новому Завету, и ранней Церкви. Прежде всего нам стало ясно, что Церковью должны управлять четыре иерархические степени: епископы, священники, диаконы и миряне. На понимание нашего места в Церкви большое влияние оказали творения свт. Игнатия Антиохийского.

Православный протестант

В 1979 г. стало очевидным, что мы представляем собой нечто большее, нежели просто церковная конфедерация с размытыми гра­ницами; по сути мы были деноминацией со своей структурой управ­ления и сложившейся вероучительной системой. Таким образом, мы основали Евангелическую ортодоксальную церковь 15 февраля 1979 г., провозгласив себя, согласно своим представлениям, "деноминацией в лоне Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви".

Наши исследования и скитания продолжались годы. Мы шли пу­тем семи Вселенских Соборов единой Церкви - и оказались последо­вателями их учения. Понимая, что наша богословская позиция усвои­ла нам мировоззрение Православной Церкви, мы активно стремились войти в общение с Православием. В то же время мы продолжали раз­виваться богословски, подходя к более полному пониманию роли Богородицы в нашем спасении и к почитанию святых и икон.

Осенью 1981 г., желая использовать опыт других как источник и тщательно изучить историю Церкви, я приступил к курсу истории христианства на богословском отделении Чикагского университета. В 1983 г. я стал магистром богословия, а написанная мною работа стала завершением подготовки к получению степени доктора философии.

В это время мы начали открывать для себя сокровища православ­ной духовности. Так, мы ощутили благословение Божие в общем бо­гослужении; мы все больше и больше открывали Бога в личной мо­литве. Годами я боролся за постоянство в моей молитвенной жизни, стараясь молиться утром и вечером. Когда это не принесло плода, я ввел практику молитвы в течение дня, ища того, что апостол Павел назвал непрестанной молитвой.

Православная духовность открыла мне путь непрестанного стоя­ния перед Богом, которое позволяло мне молиться независимо от на­строения, вдохновения, желания. Особое внимание Православия к стройному молитвенному правилу, которое помогает молиться регу­лярно, освободило мою молитву от рабства себе и своим духовным возможностям. Затем, Иисусова молитва очень помогла мне в жела­нии воспитать в себе непрерывное ощущение Богоприсутствия. Мы с жадностью читали творения таких православных духовных писателей, как свт. Феофан Затворник, митрополит Антоний Сурожский, и, ко­нечно же, писания Отцов Церкви, особенно Добротолюбие.

Мы становились все более православными в мировоззрении, бо­гословии, богослужении, духовной жизни. Главная проблема, с кото­рой мы теперь столкнулись, было наше отношение к исторической Православной Церкви. Некоторым в Евангелической ортодоксальной церкви казалась достаточной наша попытка восстановить то, что мы видели в древней Церкви и чего недостает в наше время. В каком-то смысле мы были действительно православными протестантами: мы были православны во многих аспектах, но наша экклезиология была протестантской. Точно так же, как многие протестанты считают, что они могут прочитать Писание, найти точный образец церковной жиз­ни, осуществить его на практике и назвать себя церковью, так и мы думали, что сможем возродить жизнь Единой, Святой и Апостольской Церкви и стать этой Церковью.

Однако мы увидели, что Церковь нельзя построить по плану. Тело Христово - это живой организм, и сакраментальная жизнь этого ор­ганизма продолжается уже более 20 веков. Если Церковь есть дей­ствительно "полнота Наполняющего все во всем" (Еф 1:23 - Пер.), она не могла умереть лишь для того, чтобы быть возрожденной нами после стольких лет.

Так оказалось, что вопрос не в том, что есть Церковь, но в том, где она? И однажды мы поняли, что истинная Церковь должна нахо­диться в исторической связи с Церковью Апостолов, Единой, Нераз­дельной, Святой, Соборной и Апостольской Церковью первого тыся­челетия христианской эры; мы поняли, что мы должны быть сакра­ментально едины с православной Церковью. Недостаточно скопиро­вать ее структуру, вероучение, обычаи, - мы должны войти в ее жизнь, стать частью ее истории, разделить с ней ее небесную жизнь, живя жизнью Христовой в общении с ней.

Церковь Иисуса Христа

По милости Божией в 1987 году мы предстали перед Православ­ной Церковью не как реформаторы или критики, но как путники, вернувшиеся домой к Матери после .долгого странствия. Глава Антиохийской Православной Архиепископии в Северной Америке, митро­полит Филипп Салиба, отворил нам двери с простыми словами лю­бящего отца: "Добро пожаловать домой". Моя община была принята в Православную Церковь 21 марта 1987 года, и на следующий день я был рукоположен.

Паломничество было долгим и трудным. Некоторые из нас избра­ли другие пути. Наряду с радостями бывали разочарования, крушения надежд. Была критика и непонимание; связи порывались, образовы­вались новые. Если бы я искал Церковь, в которой не было бы кон­фликтов, спорных вопросов, падшей человеческой природы, то такой Церкви я, конечно, не нашел бы, как было сказано некогда: "Если бы я нашел совершенную Церковь, я бы никогда в нее не вошел, потому что тогда она перестала бы быть совершенной".

Я нашел драгоценную жемчужину - Царство Божие. Я нашел ис­тинную Веру, истинную Церковь Христову, истинные Таинства и ис­тинное общение с Богом. Это мера, отмеренная Богом. И ее ценой, как у купца, купившего жемчужину, стала моя жизнь (см. Мф 13:45- 46 - Пер.). Именно этого я искал: единения с Богом и опытного по­знания Его в Церкви, - дела, которому нужно отдать все силы, при­нести в жертву всего себя без остатка, без фальши. Моя цель - по­знать Христа и способствовать Его познанию другими.

Я уверен - наше путешествие по-настоящему только началось. Но нечто неощутимое изменилось. Вместо того, чтобы искать дом, Строитель и Создатель которого Бог, мы учимся жить в этом доме, пока не придет день, когда мы уже не будем смотреть через тусклое стекло, но лицом к Лицу (см. 1 Кор 13:12 - Пер.). И в этот день мы узнаем в совершенстве, что значит: Церковь есть "полнота Напол­няющего все во всем", потому что мы "будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть" (1 Ин 3:2).

Священник Григорий Роджерс (перевод с английского Д. Лобова  под  ред.  М. Журинской). Из журнала «α и ω»  за 1997 г. №3

 Fr. Gregory Rogers. From Evangelical to Orthodox // Coming Home / Ed. by Peter E. Qllquist. Conciliar Press. Ben Lomond, California, 1995. © Перевод. Д. В. Лобов, 1997