Проблема интерпретации «эзотерических знаний»: современные попытки изучения эзотеризма, подходы к определению и методологии

На сегодняшний день проблема т.н. эзотеризма стала очень популярна. По словам папы Бенедикта XVI, сейчас наблюдается невероятная востребованность патологических форм религиозного, а наш российский философ Сергей Хоружий замечает, что эзотеризм аморфен и неотделим от всех структур современного сознания.

Постоянно на телевидении и радио идут передачи по истории оккультизма в Третьем рейхе, спиритизму, часто поминают каббалу и т.д. Если мы сегодня придем в любой книжный магазин, то в отделе, посвященном книгам по гуманитарным дисциплинам, найдем раздел «эзотерика» по соседству с «философией» и «исто­рией». При этом раздел по эзотерике будет превосходить по объему и исторический, и философский, взятые вместе. Так что же значит столь модное ныне слово «эзотерика» и может ли оно употребляться в академичес­кой среде как наименование целой области гуманитарных исследований?

Прежде всего давайте определим значение термина «эзотерика». Как отмечает датский исследователь В. Ханеграафф, можно выделить минимум пять основных значений термина «эзотеризм»:

«”Эзотеризм” в первом значении часто используется продавцами и издателями книг как сино­ним термина “оккультизм” или “оккультное”. Термин “оккультное” был введен в моду Колином Уилсоном в 1971 г., когда в свет вышла его одноименная книга. Термин сразу стал крайне популяр­ным среди журналистов и социологов. По сути, оккультным стала называться особая сфера культу­ры, к которой относились явления, не подпадавшие под компетенцию науки или религии. В данной сфере содержится все, что несет в себе вуаль необъяснимого: парапсихологические эксперименты, уфология, восточная мистика, истории про вампиров, ченнелинг и др. Один из исследователей Джеймс Вебб определяет данную область как сферу “отвергнутого знания”.

Прилагательное “эзотерическое” может употребляться как “тайное учение”, учение, доступное лишь посвященным. Необходимо отметить, что в данном значении термин может быть применим и к заседанию совета директоров какого-либо банка.

Термин “эзотерическое” часто используется в кругах т.н. “радиционалистов” и означает некое “трансцендентальное единство” всех религий. В данном случае термин применяется не только к особому пласту религиозных знаний и практик, но и к феномену религии в целом.

В религиоведческом подходе “эзотеризм” часто выступает синонимом гнозиса, в общем смысле данного понятия (с выделением опытного знания над догматическим и с превознесением особой символической формы выражения этого опыта).

И последнее значение термина, которое стало закрепляться в академических кругах Европы и Америки сравнительно недавно. Здесь эзотеризм, точнее — эзотерицизм, понимается не как тип религии или структурное ее измерение, но как специфическая часть западной культуры. Поэтому во избежание смешения с типологическим пониманием многие ученые вводят термин “Западный эзотерицизм”. В данном случае термин обозначает особый культурный феномен, корни которого лежат в синкретизме Ренессанса, в т.н. ренессансном герметизме, в котором нашли свое выражение различные явления культуры предыдущих эпох, такие как каббала, алхимия, гностицизм, астроло­гия, герметизм. Влияние же его распространяется вплоть до сего дня в различных проявлениях»[1].

История формирования последнего определения такова: начиная с XVII и по XIX в. все аспекты дан­ного культурного феномена отметаются и забываются. Официальной наукой эзотерицизм характеризуется как продукт иррациональности или как примитивная фаза развития научных знаний. В то же самое время термин «эзотеризм» и связанный с ним культурный тренд возникает в трудах мадам Блаватской и писаниях Элифаса Леви. В этих работах фантазии авторов берут верх над реальными фактами, термин «эзотеризм» становится прибежищем огромного количества выдумок и фантазий, которые породило их богатое вооб­ражение. Это бросило еще большую тень на академические исследования в данной сфере. Но в середине XX в. Оскар Кристеллер занялся изучением творчества Марсилио Фичино и пришел к выводу о том, что на его творчество оказала огромное влияние т.н. герметическая философия. Позже, базируясь на исследова­ниях Кристеллера, английский ученый Френсис Йейтс в 1964 г. выпустила работу «Джордано Бруно и гер­метическая традиция». Фактически Йейтс создала первую академическую парадигму изучения эзотерики как культурного феномена. Герметическая философия в ее работе представала создательницей генерального импульса для последующего развития науки. Тезис Йейтс был, конечно, провокационным, в последующие годы в столь радикальной форме он был отвергнут, но сам факт появления трудов по данной теме привел к серьезным научным дебатам. Ученые стали задаваться вопросами о значении алхимии в трудах Ньютона, Бойля и др. До исследований Йейтс бытовало мнение, что герметизм был ничем иным как формой свободо­мыслия. Йетс же придала ему особенный статус в истории культуры. Вслед за работами Йейтс (всего по дан­ной теме она написала три работы) появляется целый ряд глубоких исследований по различным областям эзотеризма, среди основных исследователей этого периода необходимо назвать Н. Гудрик-Кларк, Дж. Вебба, К. Макинтоша, Дж. Гудвин[2].

Только в конце 1980-х гг. изучение западного эзотерицизма начинает восприниматься как поле для се­рьезных академических исследований. Старые парадигмы уступают в то время место новой, более глубоко разработанной теории французского ученого Антуана Февра.

Профессор Сорбоны Антуан Февр является автором целого ряда книг, посвященных изучению западно­го эзотеризма, самая известная из них носит название «Ключ к западному эзотеризму» (Accbs de l’6sot6risme occidental, 1996). В данной работе Февр отмечает, что к эзотеризму нельзя подходить только с эмпирических или исторических позиций, необходимо рассуждать об эзотеризме как отдельном феномене. Этот феномен корнями своими уходит еще в античность, но окончательно проявляется лишь с конца XV в. Февр описывает эзотеризм как «форму мысли» и «совокупность тенденций» (Faivre 1992a: 5, 7, 12), которые характеризуются четырьмя составляющими:

а) вера в невидимую неслучайную связь между видимым и невидимым измерениями космоса;

б) состояние природы, проникнутой неким Божественным присутствием или жизненной силой;

в)  концентрация на религиозных переживаниях как на силе, способной дать доступ к мирам и уровням, лежащим между материальным миром и Богом;

г)  вера в процесс духовной трансмутации внутреннего человека в божественного.

К приведенным четырем обязательным составляющим эзотеризма Февр добавляет две необязательные:

д)  вера в единение нескольких или всех духовных традиций;

е) идея тайной передачи духовных знаний.

Согласно мысли Февра, эти параметры формируют рамку, внутри которой мы можем организовать раз­личные формы доступного нам культурного материала. Применение данной рамки поможет нам отделить эзотерическую форму мысли от всех других, встречающихся в культуре.

Упоминавшийся выше датский исследователь профессор Ханеграафф в целом разделяет методологичес­кий подход Антуана Февра. В ряде своих статей он классифицирует различные подходы к изучению данного феномена и приходит к выводу, что существуют две большие группы исследователей, подход первой из ко­торых можно назвать про-эзотерицическим, а второй — анти-эзотерицическим. И с той, и с другой стороны мы имеем дело с разного рода апологетикой, только в одном случае эта апологетика исходит из среды людей, именующих себя приверженцами эзотеризма, а в другом — из среды его активных гонителей. Согласно идее Ханеграаффа, в обоих случаях подходы исследователей мешают им проводить строгий научный анализ явле­ния. Сам ученый из Амстердама предлагает не применять свои идеологические подходы к изучению эзотери- цизма, а быть максимально открытым в эмпирическом подходе, должен быть процесс понимания, в котором ни у одной интерпретации не может быть финального слова. При этом необходимо как можно более широко изучать все измерения столь глубокого явления, как эзотерицизм.

Согласно Ханеграаффу, проблема точного определения эзотерицизма не менее сложна, чем проблема определения религии. В современных научных подходах есть как минимум две линии, пытающиеся осмыс­лить эзотерицизм с разных позиций. В синхроническом подходе авторы пытаются осмыслить одну из частей богатого материала эзотерического наследия через призму множества культур, при этом эзотерицизм пони­мается не как строго западное явление, а как общемировое. Ярким примером такого подхода могут служить работы по изучению алхимии, когда западная традиция сопоставляется с восточной, и делаются попытки оп­ределения их взаимовлияний. Главной особенностью такого подхода является его крайняя сложность, требу­ющая от исследователя очень глубокой подготовки. В диахроническом подходе исследуется один из аспектов эзотерицизма в его историческом развитии.

Ханеграафф разделяет значение двух терминов «эзотеризм» и «эзотерицизм». Первый, согласно его тол­кованию, является метафизической концепцией говорящей о «трансцендентальном единстве религий» и при­надлежит дискурсу традиционалистов. Второй — относится к конкретной особенности западной культуры[3].

В России одним из первых авторов, предложивших серьезную методологическую базу для изучения фено­мена эзотеризма, был Вадим Розин. Розин — философ-методолог, принадлежавший к кружку Г. Щедровитс- кого. Жизненные обстоятельства вынудили его заняться углубленным изучением эзотерики еще в 1980-е гг., сейчас он является автором трех серьезных работ по данной теме. По мнению Розина, эзотерическая культу­ра отличается от религиозной тем, что религиозная культура направлена на соборное усилие, эзотерик же ищет спасения индивидуально. Согласно Розину, эзотерическая культура крайне индивидуальна, сколько эзотериков — столько и эзотерических традиций. В таком случае одним из центральных вопросов, встаю­щих перед исследователем, является существование эзотерической реальности для других людей. Соглас­но Розину, эта реальность существует объективно как культурный и психический феномен, но для людей, имеющих иной, чем у эзотерика, опыт, она не существует. Эзотерическая личность переходит в подлинный мир, одновременно создавая его. Подобную картину мы можем наблюдать и среди душевнобольных, но, по Розину, между ними и эзотериками есть целый ряд существенных различий. Эзотерики признают социаль­ную конвенцию, они не отрицают других реальностей, действуют в обычной жизни с учетом всей сложности культурной ситуации. С культурологической точки зрения эзотерика, по Розину, представляет собой один из вариантов социальной семиотики, не менее значимый, чем другие системы. В своих работах отечественный исследователь выделяет ряд оригинальных критериев эзотеризма:

• критика ценностей обыденной жизни и культуры;
• вера в существование иной, подлинной эзотерической реальности;
• убеждение, что человек способен при жизни интегрироваться в эту реальность — при непремен­ном условии трансформации своей личности, интенсивной духовной работы, переделки себя в иное существо;
• признание соотнесенности микро- и макрокосма, особой роли Луны;
• важность освоения различных психотехник;
• конечная цель эзотерических усилий, нередко обозначаемых как «полет в себя», — попадание в ис­тинный мир своего учения: душа «сама сподобится стать духом»[4].

Охарактеризовав основные методологические подходы к проблеме, обозначим теперь, какие проблемы встают перед исследователями данной области:

1. Прежде всего, из-за столь жесткой привязки данного термина к кругам Блаватской, Леви и их после­дователей, а также из-за крайней муссируемости т.н. оккультных тем в СМИ, академические круги не вос­принимают всерьез исследователей «эзотеризма», видя в них скорее какое-то подобие шарлатанов от науки, практикующих эзотериков (колдунов и т.п.).
2. Крайняя ангажированность исследователей данного феномена. Зачастую подавляющее большинство авторов, изучающих его, либо встают на сторону тех или иных проявлений западного эзотерицизма, т.е. сами являются розенкрейнцерами, астрологами, алхимиками и т.п., либо, принимая те или иные идеологические установки эзотерицизма, пытаются исследовать его как бы извне, это касается прежде всего так называемых традиционалистов. И третий тип исследователей такого рода — это апологеты, чаще христиане, защищаю­щие истинное знание от нападок «эзотерических мракобесов».
3. Из предыдущего пункта вытекает и вопрос о признании существования эзотерической тайны и эзо­терического опыта. Весь эзотеризм строится вокруг аксиомы, в которой заложено существование некоей тайны как основы всего эзотерического знания, предполагается, что познавший эту тайну одновременно познает и все секреты мироздания и придет к абсолютной гармонии с самим собой и с окружающей действи­тельностью. Все три типа исследователей данного вопроса, приведенных выше, сходятся в одном: они при­знают существование эзотерической тайны, лишь наделяют ее различными знаками: одни плюсом, другие минусом.

Как мы видели выше, среди основных современных исследователей существует также и объективист­ский подход, лишенный большинства этих недостатков. Но применим ли он для христиан, исследующих эзотерицизм?

Основная проблема в данном случае сводится к тому, что весь феномен западного эзотерицизма возник как отрицание ортодоксальной христианской традиции. В таком случае получается, что абсолютно беспри­страстный эмпирический подход к данному явлению не может быть полностью приемлем для христиан. Мы предлагаем обратить внимание на интересный опыт изучения западного эзотерицизма, который можно най­ти в работах итальянского семиотика Умберто Эко. Как кажется, в работах философа можно найти базис для научного изучения западного эзотерицизма как культурного явления, при этом не скатываясь к голословной полемике.

Умберто Эко предлагает рассматривать поле западного эзотерицизма как поле текстов, создающих и фиксирующих данный феномен[5]. В этом поле главенство принадлежит особому типу истолкования, кото­рый Эко именует герметическим семиозисом, второе его именование, согласно Эко, можно обозначить как сверхинтерпретация.

Существуют два возможных варианта интерпретации: семантическая и критическая. Семантическая интерпретация — результат первичного знакомства с текстом, в процессе которого читатель наполняет текст первичным смыслом. Эко предлагает рассматривать интерпретации по принципу экономии смысла: в герметическом семиозисе мысль истолкователя идет по окольному пути, вбирая в свои пределы массу предметов и смыслов, которые при ином типе истолкования включать было бы не надо. Критическая ин­терпретация является описанием и объяснением того, на каких основаниях данный текст порождает дан­ный ответ. Очень сложно и почти невозможно установить критерии правильной интерпретации, это есть предмет бесконечных и бесплодных споров в кругах семиотиков и постмодернистов последних лет. Гораздо важнее, с точки зрения Эко, найти критерии для ложных, неприемлемых интерпретаций. Эко предлагает здесь идти по пути, подобному тому, который избирает Поппер в своей теории фальсификации. Мы не мо­жем установить критерии правильных интерпретаций, но можем выделить интерпретации, экономически неудобные. Ум герметика идет от цветка через сложную систему соответствий планет и знаков Зодиака, чтобы установить воздействие этого цветка на органы человеческого тела. Такая интерпретация не соот­ветствует критерию экономии.

Один из известных критериев интерпретации текста был выдвинут еще Блаженным Августином в работе «О христианской доктрине». Он замечал, что любая интерпретация, касающаяся данного фрагмента текста, может быть приемлема, если она подтверждается, и наоборот — должна быть отвергнута, если противоречит другим частям того же текста. Эко расширяет идеи Августина по поводу интерпретации и говорит о возмож­ностях интерпретации текстов, которые в культуре получили наименование сакральных. Здесь имеются в виду не только Библия или Коран, но и «Илиада» или «Божественная комедия». С точки зрения Эко, рели­гиозные тексты являются более защищенными от сверхинтерпретаций, потому что наличествует традиция их истолкования, формировавшаяся веками и базирующаяся на религиозном авторитете. Все гораздо более сложно с секулярными текстами. У того же Данте существует масса интерпретаторов, которых Эко именует «адептами покрова» (Adepti del Velame), выискивающих в его текстах скрытые тайные смыслы, к образова­нию которых сам текст не располагает. По мнению Эко, здесь мы видим типичный пример экономически неверной и по сути параноидальной интерпретации, которая не ведет никуда, кроме как в тупик.

Эко анализирует генезис целого ряда нарративов внутри эзотерической культуры и приходит к выводу, что в герметическом семиозисе кроется немалая опасность. Начинаясь как игра, сверхинтерпретация творит свой причудливый безумный универсум, затягивая, подобно черной дыре, в него все, включая и самого авто­ра интерпретации. Яркую иллюстрацию такого положения дел Эко дал в своем «Маятнике Фуко».

Подводя итог, опишем основные критерии герметического семиозиса по Эко:

Текст — открытый универсум, в котором интерпретатор может раскрыть бесконечные связи.

Язык не способен уловить уникальный и всегда существовавший смысл... функция языка за­ключается в том, чтобы показать, что мы говорим лишь о совпадении противоположностей.

Язык отражает неадекватность мысли: наше бытие-в-мире — это бытие, лишенное трансцен­дентального смысла.

Любой текст, претендующий на утверждение чего-то однозначного, есть модель Вселенной, ав­тор которой Демиург.

Всякий, кто может навязать намерения читателя намерениям автора, даже если автор и близко не хотел сказать чего-то подобного, является своего рода просветленным, который явил миру истин­ный, сокрытый смысл данного текста.

Процесс поиска подтекстов в каждом слове, каждой запятой, является бесконечным. В нем не­льзя останавливаться. Знание чего-либо заключается в раскрытии тайного смысла, который указы­вает на иную тайну. Вопроса о финальной истине возникать не должно.

Подлинный читатель — это тот, кто осознал, что единственная тайна текста — это пустота.

Развивая свой подход, Эко выражает мысль о пустотности эзотеризма. При этом данное явление не пере­стает быть интересным с точки зрения его значимости для развития культуры. Как нам кажется, основываясь на подходе Умберто Эко, можно выстроить определенную методологию для изучения феномена западного эзотерицизма в культуре, при этом оставаясь на строго христианских позициях.