Слово «прости» вернуло в храм. История бывшей протестантки

Мы стояли прямо у выхода из кинотеатра, держа наготове стопки Библий в мягких обложках. Фильма Мела Гибсона «Страсти Христовы» только что кончился, из зала потянулись люди. Народ выходил потрясённый, многие не скрывали слёз. Они без слов брали из наших рук книги. Неожиданно подрулила троица – парень, жующий жвачку, под ручки с ним две девицы в обтягивающих джинсах. У парня на шее красовался немаленький золотой крест.

– Вот скажите, вы же не наши, не православные, так? – с вызовом начал он. – Зачем народ тянете в секту, книжонки втюхиваете?

– А вы сами – православный, да? – нимало не смущаясь парировала я.

– Конечно, – гордо ответил юноша.

– А в церкви когда последний раз были? Причащались давно? Посты соблюдаете? Молитесь ежедневно?

Парень под градом моих вопросов сник, почувствовал себя неловко. Он краснел, озирался и прятал глаза, девицы тоже потерянно молчали. Я была осведомлена о том, как должен себя вести настоящий православных человек, ведь когда-то сама была прихожанкой храма.

– Какой же вы православный, – укоризненно заключила я. И добавила с горечью:

– Знаете, как бы мне хотелось, чтобы здесь вместо меня стоял батюшка и призывал народ в Бога верить! Но его здесь нет. А кто-то должен людям рассказать об Иисусе Христе, Который умер за нас!

Посрамлённая троица было ретировалась, но юноша вдруг вернулся.

– А можно и мне книжку? – стесняясь, попросил он.

– Конечно, – заторопилась я. – Возьмите, пожалуйста. И вам, и вашим спутницам по экземпляру. Это же та же Библия, только более понятная. Там на последней странице есть адрес нашей церкви, если хотите, приходите на встречу, будем ждать. Или хотя бы в храм начинайте ходить, только пожалуйста, верьте: Бог любит вас.

Возвращаясь домой после евангелизации, я заметила несколько наших Библий, брошенных в лужу. С болью в душе доставала намокшие «глаголы жизни» из грязной жижи и про себя просила Бога простить мирских людей, которые отвергают святую книгу, не ведая, что творят. Если б только они приняли Иисуса в сердце, как это когда-то сделала я!

Моя жизнь в то время казалась мне почти эталоном. Я любила Бога и, как мне казалось, имела личные отношения с Ним, молилась и получала ответы на молитвы, была спасена (если что случится – планировала попасть прямиком в рай). Я была хороша собой, образована и начитана, при этом нравственна и порядочна – не пила, не курила, не сквернословила, делала добрые дела и несла в дом Божий десятину.

Каждый выходной я славила Бога в протестантском собрании песнями и танцами, у меня были прекрасные друзья, работа, подрастала любимая дочь. Я пребывала в уверенности, что Господь приготовил для меня в жизни великий план, в котором есть свершения и победы, награды и подарки и нет места болезням, бедности и страданиям. Ведь Иисус уже победил все неприятности на Кресте. Мне осталось лишь войти в Его волю, верою принять отличное будущее и тогда оно не замедлит наступить.

На всякого, кто пробовал опрокинуть мою оптимистичную мировоззренческую платформу, обрушивалась лавина красноречия. Пламенные речи, подкреплённые примерами из жизни и личными обаянием, плюс цитаты из Библии сражали оппонента наповал. Как минимум, человек не пытался спорить дальше, как максимум – проникался симпатией к моим убеждениям. Случалось, что впоследствии приходил в нашу общину.

«Господи-спаси»

…В моей атеистической партийной семье сельских учителей, где предметом культа были книги и фильмы, верующей была только прабабушка. Баба Уля родилась ещё при царе, была неграмотной, она постоянно чем-то занималась по дому или в огороде. Говорила мало, стряпала вкусные шаньги и печенье, с ней рядом мне почему-то всегда было спокойно. Я порой замечала, как она недвижно стояла в углу кухни, подняв глаза и что-то шепча. Там, почти под потолком, в шкафчике стояла тёмная от времени икона под стеклом. Я её углядела, специально взобравшись на стол и открыв шкаф.

– Ты че, баба, никакого Бога же нет, – доказывала «тёмной» старушке третьеклассница-отличница.

Я несла несуразицу с уроков природоведения: про гром, которого боялись первобытные люди и потому выдумали силы небесные, про космонавтов, которые Его на небе не встречали. В ответ баба только глядела на меня светлыми глазами и укоризненно качая головой, приговаривала «Господи-спаси».

А Бог потихоньку приоткрывался мне через книги, которыми я зачитывалась с 5-ти лет. Когда мне было десять, в СССР вдруг чудом издали одну из знаменитых «Хроник Нарнии» – сказку христианина Клайва Льюиса «Лев, Колдунья и платяной шкаф». Когда я прочитала имя «Эслан» (Великий Лев – прообраз Господа в волшебном мире), моё детское сердце ёкнуло, появилось удивительное предчувствие ожидания чего-то дивного и очень хорошего.

Прабабушки нашей не стало, когда ей было за 80, а мне – 13 лет. Хотя для всех нас её кончина была большим горем, это был хороший уход. Баба Уля почти до последнего дня двигалась, находилась в здравом уме, общалась с нами. Незадолго до кончины она собрала у кровати всех близких и дала напутствия. Потом я несколько раз видела бабушку, не знаю – во сне или наяву. Она была светлой и вновь без слов смотрела на меня добрыми глазами, чуть качая головой.

В 15 лет я прочла «Мастера и Маргариту», начав с истории об Иешуа. Всё связанное с именем Иисуса Христа, вызывало какой-то трепет, предвещало нездешнюю весну.

Уже будучи студенткой, нашла строки из Нагорной проповеди в журнале «Работница» (страна как раз вступала в период перестройки и темы, связанные с верой, уже не были табу). Аккуратно вырезала их, наклеила в блокнот и зачем-то ещё раз переписала. Ни на йоту не постигая, кто есть многочисленные «блаженные» и что значит «ибо их есть…», я бесконечно шептала звенящие строчки на разные лады, безуспешно пытаясь проникнуть в суть, даже приставала с вопросами к преподу по истории религии и атеизма, но разгадка, казалось, была неизвестна никому. Раздобыла даже Евангелие и была весьма разочарована: в нём вообще ничего не было понятно.

В 18 лет по совету друга приняла крещение. Таинство не произвело впечатления: его смысла и сути я не уловила, крестили народ в те годы пачками, уставший батюшка спешил, ничего никому особо не разъяснял и не напутствовал. Однако после крещения мысли о вере и о Господе стали всё чаще посещать меня.

После окончания ВУЗа я вышла замуж за молодого человека, с которым встречалась со школы. Первый раз горячо взмолилась после того, как наша дочь родилась с серьёзными проблемами со здоровьем – у неё был надломлен шейный позвонок, врачи давали неутешительные прогнозы. Я поняла, что спасти ребёнка может только Тот, кто способен делать чудеса, то есть Господь Бог. Просила Его, как могла, ночью и днём, вслух и про себя. Из-за этого в больнице, куда мы попали сразу после роддома, на меня смотрели, как на помешанную, но мне было всё равно, главное – чтобы дитя выздоровело. Чудо свершилось: когда мы выписывались из больницы, почти все диагнозы были сняты.

В бедные студенческие годы мне по наивности казалось, что у меня есть любимый человек и для полного счастья не хватает только достатка. Когда мои материальные проблемы будут решены, я и буду счастлива. Обретя это самое богатство, я с ужасом поняла, что внутри меня – чудовищная пустота и тоска. От этого не спасали роскошные квартиры и шубы, бриллианты и отдых в Париже.

Деньги пришли в семью, когда муж успешно занялся бизнесом, но, ошалев от наплыва денег, он погрузился в бездну порока. Его постоянные измены и агрессия подвигли меня искать утешения в храме. Только в церкви душевная боль стихала. Этого обезболивания хватало на несколько дней, потом я вновь бежала на службу. Происходящее же в храме оставалось для меня непостижимым, хотя сама Литургия нравилась. Служба успокаивала, иногда вызывала непонятные слёзы. Но вот что тут в храме происходит, зачем и почему… Я знала историю Христа Спасителя, понимала, что Бог велик, что Он есть любовь и нужно не грешить. Но спросить, как мне жить и что делать, не удавалось. Батюшки тогда были заняты, и их на тот момент было крайне мало. Другие прихожане, мрачные и погружённые в себя, не располагали к общению. Не было изобилия православной литературы, передач и фильмов, как сейчас. Шли 90-е годы, Церковь только вставала с колен после десятилетий гонений.

Ограничившись покупкой молитвослова, я стала читать утренние и вечерние молитвы, также не до конца понимая смысла слов, но находя в них особую радость и силу – как и в Нагорной проповеди. Замечала, что молитвы имеют силу успокаивать злость пьяного супруга, который вдруг тоже стал немного интересоваться верой и даже иногда ходил со мной в храм.

На беду, вскоре муж встретил девушку-студентку и решил оставить нас с дочерью, стал требовать развода. Это было самое мрачное время моей жизни. При всех недостатках мужа, я любила его и прощала. И он, до встречи с этой барышней, также уверял, что любит только меня. Разрыв с ним я ощущала почти физически, страдания мои были невероятно тяжелы. Не могла есть и спать, похудела, бегала по психотерапевтам. Самое главное, я опять не понимала, что я обязана делать в нынешней ситуации как верующая женщина.

– Ты знаешь, я тут побеседовал с одним батюшкой, и он обещал быстро обвенчать нас с любимой, – как-то поведал довольный муж. – Наш-то с тобой брак, невенчанный, а только в ЗАГСе зарегистрированный, значит, ненастоящий, поняла?

После его этих слов, я почувствовала себя преданной дважды – человеком и Церковью, которую только начинала любить. Возмутившись всем существом, сделала горький вывод – Церковь, где служат столь лицемерные отцы, – ненастоящая.

Друг Иисус

В маленькой общине христиан-харизматов, основанной когда-то миссионером-иностранцем, мне понравилось с первого визита. Приятные образованные люди, умно рассуждающие о Господе, братская любовь и принятие. У меня быстро появились друзья, которые всегда могли выслушать и понять, появился и смысл жизни. Прочтя молитву покаяния (призвав Господа Иисуса Христа в своё сердце и поблагодарив Его за то, что он умер за меня), я стала частью общины. Жадно впитывала новые знания и слушала всё, что говорят, не сомневаясь. Ведь сказанное всегда подкреплялось местами Писания (формально это единственный авторитет протестантов).

Оглушенная предательством супруга и тяжкими обстоятельствами развода, я тогда не задумывалась, куда попала. Тем более, что народ собрался интеллигентный и добрый, плохому никто не учил, все относились друг к другу тепло, поддерживали и помогали, молились друг за друга и радовались, когда просимое исполнялось. Велись разговоры про Бога, и всё казалось «божьим», а значит – истинным. Каждое воскресение мы пели бесхитростные песни, славящие Христа, и слушали проповеди на разные темы. Мы собирались и в будни, читали и разбирали Библию и молились о том, чтобы люди становились христианами, просили Господа о властях, родителях, об исцелениях и чудесах.

На тот момент община стала для меня спасательным кругом. Господь в протестантской интерпретации казался мне близким и понятным. А если что-то неясно, знающие люди, более духовно развитые, чем я, имевшие полномочия – особые «небесные дары» (о которых, конечно же, говорилось в Писании), всегда подсказывали, как Он действует, почему случилась та или иная проблема и что делать, чтобы её решить.

За истинную веру людей всегда гонят. Если протестантизм гоним, значит, он и есть истинное практическое христианство, которого я так жаждала, сделала вывод я. Тем более что мои новые друзья не были «неадекватами» и «затворниками», которых высмеивают масс-медиа. Они учились или работали, ходили в кино и кафе, не переписывали свои квартиры на гуру и вели себя, как нормальные люди.

Протестанты придерживаются «теории ветвей» и считают всех, кто верит в Троицу и следует Библии, братьями. Самыми дремучими братьями, в понимании протестантов, являются, понятно, православные. Хотя формально пасторы и лидеры повторяют, что «мы с уважением относимся к РПЦ», пренебрежение «невежественными поклонниками деревяшек» и их «свечной и яичной верой» присутствует в среде протестантов. В самый первый визит в собрание мне аргументировали «по Писанию», что икона – это идол. Я слушала доказательства, подавляя внутренний протест, чуя, что не про икону там речь, но не могла объяснить, почему они не правы, так как была несведуща.

Со временем, слушая проповеди и читая книги иностранных учителей, я постоянно подавляла несогласие с отдельными тезисами учения харизматической церкви. Всё вроде бы по Библии, но нечётко и размыто, противоречиво или недостаточно аргументировано.

Например, согласно учению о духовной власти, решения лидера нельзя оспаривать, а его самого – критиковать. Принцип таков: если недоволен, молись молча. Того, кто осмеливался вслух усомниться в правоте пастора, объявляли сплетником, человеком с худым сердцем. Следовали нелицеприятные разговоры с провинившимся, в итоге человека вынуждали признать, что он неправ, душевно травмирован или одержим, нуждается в исправлении.

При этом сам наш пастор долгое время не имел духовного лидера и не был подотчётен никому.

Сомневаться в том, что это именно Бог открыл пастору то или иное, было также не принято.

Поражало, что на всех уровнях харизматических общин постоянно менялись учения. То, что считалось какое-то время истиной, через какое-то время опровергалось. То мы читаем книги о духовной войне и следуем советам, молимся определённым образом, то автор вдруг объявляется еретиком.

Однажды пастор, прочтя очередное произведение, в ответ на мою просьбу помолиться о жилье, которого у меня не было, предложил совершить пророческое действие – написать приглашения на новоселье в квартиру, которую я якобы получу от Бога. Мол, сначала приобретение квартиры нужно свершить в духовном мире, а потом оно произойдёт и в физическом. Я послушно выполнила распоряжение. Надо ли говорить, что никакой квартиры не появилось. Впрочем, никого это не смутило. Спустя некоторое время книга также была объявлена ложной.

Подобным же хаотичным образом происходило и движение нашей общины. То мы рассказываем о Боге в каком-то районе города (и все там якобы примут Христа), то организовываем дочернюю церковь в посёлке, то вдруг собираемся открывать реабилитационный центр для наркоманов… То, почему эти планы «от Бога» порой кончались провалом, также не обсуждалось.

Наблюдая метания, с которыми уже не могли примирить ни хорошие товарищи, ни давние отношения, я стала задумываться о сути нашей веры. Не хватало простоты и здравомыслия, милосердия и смирения. Мне известны многие прекрасные люди, которые были бедны, страдали и терпели болезни, многие мучились всю жизнь. По версии харизматов, такой человек либо имел тайный грех, либо был маловерен, так как нет воли Божьей на страдание: материальное, душевное и физическое.

Не стоит думать, что в общине я была идеальной христианкой, а мои духовные лидеры – монстрами. Все мы вели себя, мягко говоря, несовершенно, но не все это признавали. И немудрено. Без Причастия и Таинств, только на одном лишь учении и сомнительных мистических практиках, цветут буйным цветом страсти и пороки, гордость и себялюбие и внутреннее преображение едва ли возможно.

Прозрение наступало постепенно, но неотвратимо. На седьмой год пребывания в общине я уже постоянно испытывала чувство вины и стала замечать, что многие мои поступки являются результатом не личного выбора, а стремления угодить людям. Причём угодить было невозможно, как ни старайся.

Смиренная Маша

За эти годы из всех православных христиан только одна сестра пошла на контакт со мной, протестанткой. Как только мои православные коллеги по работе узнавали, что я хожу в секту (а для протестантов это ругательное и обидное название), люди шарахались от меня, как от прокажённой. Но только не Маша Сараджишвили из Тбилиси, с которой мы познакомились в интернете.

На тот момент я уже была корреспондентом в светской газете, писала прозу для протестантских сайтов. На один из таких ресурсов выложила свои рассказы и Маша. В их бурном обсуждении участвовали многие. Нам Машины опусы были непонятны, они лежали вне нашей логики. Мы-то ведь точно знали, как Бог действует и что Он имел в виду. В общем, мы обрушились на Машу с самой жёсткой критикой. И в ответ получили совершенно искреннее: «Простите меня». Меня это ошеломило и сокрушило. Честно говоря, я знала, что не могу так – взять и подставить щёку, хотя и часто цитировала это место Писания. Меня так заинтересовала эта православная девушка, что я списалась с ней и мы начали дружить через смс и по переписке. Она задавала вопросы, рассказывала о своём опыте веры, делилась житейскими переживаниями и слала свои рассказы, которые я потом очень полюбила. Однажды Маша радостно сообщила, что попросила своих друзей молиться за заблудших, включая меня. На «заблудшую» я обиделась, но скрепилась, не хотелось терять друга.

Какое-то время спустя, готовя выпуск журнала, в котором трудилась выпускающим редактором, я наткнулась на житие святой Ефросиньи Суздальской. Когда прочла о её подвижничестве, у меня что-то дрогнуло в душе, нахлынули слёзы. Я задумалась: на каком основании я должна считать своё протестантское собрание, неведомо кем основанное, настоящей церковью? Было стыдно от того, что я почти ничего не знаю о русских христианах, мученически погибших за веру.

Через некоторое время на пустом месте у меня возник конфликт с женой пастора, которую я считала подругой и наставницей. Никакие старания не делали ситуацию лучше, всё мистически разваливалось, общение с друзьями сошло на нет, было ощущение, что родная семья отправила меня в приют.

Поверх эмоций и рыданий в одиночестве, думалось: а во что же я верю? В пастора, в людей или в Бога? Останусь ли христианкой, если попаду на необитаемый остров или в тюрьму? Я искренне попросила Господа открыться мне по-настоящему. Через некоторое время я больше не смогла посещать своё собрание.

Вернуться домой

В это же время я познакомилась по интернету с христианином из другого города, человеком со сложной судьбой. Мы переписывались, затем встретились и очень быстро решили создать семью. После свадьбы решили жить в моём городе, так как у нас легче найти жильё и работу. Мы обошли все собрания города в поиске общины, даже у католиков были. Моего мужа, взыскательного и подкованного в протестантском богословии, ни одно собрание не удовлетворяло.

О Православии мы задумались в последнюю очередь, начав смотреть программы телеканала «Союз». С огромным удивлением и интересом слушали проповеди священников, ответы на вопросы прихожан, смотрели передачи о монастырях и жизни общин. Красота и мудрость, глубина и смирение Православия изумляли. О Православии в наших общинах говорили совсем иным образом, представляли его превратно. Не сразу, но мы поняли смысл почитания икон и святынь, значение Таинств, разобрались с поклонением Богородице и святым.

Христианство, бывшее доселе для нас плоской карандашной картинкой, наброском, вдруг стало объёмным и цветным видеоизображением. В какой-то момент стало очевидно, что противиться истине мы больше не можем, если хотим быть честными – должны идти в храм.

Придя в церковь, в смятении стояли у самого входа, стеснялись пройти дальше, просто утирали слёзы. Батюшка, с которым мы уже побеседовали ранее и рассказали о себе, разрешил поцеловать крест. Он рассказал, каким образом (через исповедь) мы можем вновь приложиться к православной Церкви. Мы с мужем стали бывать на службах. На одной из них я исповедалась. Я вновь стала частью православной Церкви, начала регулярно причащаться.

Наш сын родился на Пасху, мы окрестили его в честь святого Сергия Радонежского. В скором времени воцерковился и мой муж.

Со временем стала православной и наша свекровь, тоже бывшая протестантка. Мы, с Божьей помощью, меняемся, учимся прощать и терпеть, доверять Богу и идти за Ним.

Главное, что изменилось сейчас – мой взгляд на себя и окружающих. Если в протестантизме я считала себя более продвинутой, чем прочие люди, даже не признаваясь в этом, теперь я понимаю, что я грешная женщина. И другие могут быть гораздо лучше меня. В этом взгляде на себя нет пессимизма и уныния. Через Таинства и посты, с помощью Божьей, с помощью Небесной Церкви, которая молится о нас, можно потихоньку меняться и идти вперёд.

Православие.Ru