Учение о любви в Священном Писании и современной психологии

Доклад, прочитанный на XI Ежегодной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского богословского института на секции «Христианская антропология и современная психология». Москва, I гуманитарный корпус МГУ, 2 февраля 2001 г.

Учению о любви уделяется немалое внимание в разделе современной психологии под названием клиент-центрированной психотерапии. Ее видным представителем является К. Роджерс, который развивал идею о любви к пациенту как о центральном моменте психотерапевтического процесса. По его мнению, именно за любовью клиент приходит к психотерапевту. [1, 86] Основным принципом подхода К. Роджерса является так называемое «безусловное принятие клиента»: клиент принимается таким, каков он есть, со всеми его слабостями и недостатками, без попытки изменить его внутренний мир, даже если он сам считает себя «плохим» [1, 85;  2, 566].   Идея К. Роджерса стала весьма популярной, особенно после того, как ее связали с библейской заповедью о любви к ближнему «как к самому себе». При этом подразумевается, что «любовь к себе» допускает потакание своим слабостям и снисходительное отношение к своим порокам. Интересно посмотреть, насколько такое понимание соответствует библейскому представлению о любви.

Заповеди о любви к Богу и ближнему содержатся уже в наиболее авторитетной части ветхозаветных Писаний — Пятикнижии Моисеевом, причем они даны отдельно друг от друга в ряду прочих заповедей. Они не выделены в Торе особо, как, например, знаменитые 10 заповедей, написанные на скрижалях Завета. Полагают, что это было обусловлено культурными и религиозными особенностями той далекой эпохи: грубость и несовершенство нравов окружающих народов побудили Господа специально подчеркнуть для Израиля 10 конкретных нравственных установлений, но при этом в Закон были вписаны и заповеди о любви как наивысший идеал, к достижению которого надо стремиться. «Слушай, Израиль, — призывает книга Второзакония, —  Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими» (Втор. 6:4–5). Из этих слов видно, что  любовь к Богу должна охватывать все стороны человеческой души («люби… всею душею твоею»): она должна быть проявлением не только чувства («всем сердцем твоим»), но вместе с этим и разума, и воли («всеми силами твоими»).  Заповедь о любви к ближнему записана в книге Левит 19:18: «не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя».

История ветхозаветного Израиля показывает, что после завоевания евреями земли обетованной произошло осознание глубины и огромного значения вышеозначенных заповедей. Особенно ярко учение о любви было раскрыто в книгах пророков-писателей VIII–VI вв. до Р. Х. Среди них необходимо особо отметить пророка Осию, которого по этой причине иногда называют «пророком любви», подобно тому, как новозаветным «апостолом любви» именуют евангелиста Иоанна Богослова. В книге пророка на примере его брака с неверной женой показаны взаимоотношения Господа с народом Израилевым. По повелению Господню Осия берет себе в жены женщину по имени Гомерь, которая рождает ему двух сыновей и дочь, но потом уходит от него и становится профессиональной блудницей в одном языческих храмов. «Сей печальный брак был олицетворением не менее печального союза между Иеговой и прелюбодейным Израилем» [3, 16]. Однако любовь Осии (как и любовь Господа) оказалась сильнее неверности Гомери: Осия идет, выкупает свою жену из храма Ваала, возвращает ее к себе, но при этом устанавливает над ней строгий надзор. Именно этот эпизод позволяет нам правильно понять смысл любви пророка: он не оставляет любимую в бездне греха, но, возвращая ее путем собственного самоуничижения, не принимает ее, как есть, а требует от нее исправления и покаяния. И только позже, убедившись в ее искреннем раскаянии, он начинает общаться с ней, как и в прежние времена (Ос. 3:1–5). Любовь пророка, так же, как и любовь Господа, образом которой она явилась, милосердна и сострадательна, но в то же время требовательна, ибо требует чистоты и верности.

В полноте и силе учение о любви раскрывается только в Новом Завете. Господь Иисус Христос теперь уже особо выделяет ветхозаветные заповеди о любви к Богу и ближнему как важнейшие в законе, называя их «бóльшими» всех остальных заповедей (Мк. 12:28–31). Интересно, что Христос не приводит их новой формулировки, а дословно цитирует Пятикнижие (Мф. 22:37–40, Мк. 12:28–31, Лк. 10:25–28); однако глубина и новизна новозаветного учения хорошо открывается в контексте всех новозаветных писаний. 

Для того, чтобы лучше уяснить понятие о любви в Новом Завете, необходимо помнить, что в древнегреческом языке для обозначения различных видов любви использовались различные слова.  Так, для обозначения любви с более или менее страстным характером, имеющей, как правило похотливый, сексуальный, недостойный элемент, использовались существительное έ̉ρος [э́рос] и соответствующий ему глагол  ε̉ράω [эра́о]. [4, 372-прим.; 5, 656, 670] Отличительной чертой эротического чувства является то, что оно действует в человеке не только помимо его воли и разума, но часто и вопреки им; человек делает не то, что желал бы в спокойной рассудительной обстановке, но предается в стихию объявшего его чувства (в результате несчастный может впасть, например, в блуд, в чем позже будет раскаиваться). Понятие эроса, имеющее оттенок плотского сладострастия, мало соответствует высокому характеру религиозной любви, поэтому в положительном значении в Священном Писании Нового Завета оно не употребляется ни разу, в ветхозаветном тексте — только трижды.

Для обозначения дружбы между лицами одного и того же пола или интереса к какому-либо занятию в древнегреческом мире использовались существительное φιλία [фили́а]  и глагол  φιλέω [филе́о] (отсюда происходят слова «филология», «библиофилия» и д.р.). Это понятие подразумевает участие в процессе любви не только слепого чувства, но и естественной наклонности воли, хотя по-прежнему сохраняется значение непроизвольной симпатии: [4, 370; 5, 1726–27] человеку порой трудно объяснить, почему математика ему нравиться больше, чем физика, и по какой причине ему приятнее общаться с соседом по парте, а не с другим ближним. В этом виде симпатий уже немалое значение имеют разумные действия,  побуждающие нас прощать обиды ради сохранения дружбы и учить утомительные определения ради интереса к математике. Существенно важно, что именно через слово фили́а  в греческом языке выражается понятие самолюбия (φιλία ε̉αυτου̃ [фили́а  эавту́]),  т.е. естественной любви к себе такому, каков ты есть, с пороками и недостатками, выражающейся часто в самодовольной успокоенности [4, 271]. Именно с помощью этого термина в Священном Писании Ветхого, и, особенно, Нового Завета обозначаются мирские привязанности и греховные наклонности [4, 371-прим.]. Например, употребляя именно это слово св. ап. Иоанн Богослов  говорит: «если бы вы были от мира, то мир любил бы свое» (Ин. 15:19).

Поэтому для обозначения высокой религиозной любви (в которой, как мы видели выше, должны быть задействованы все стороны человеческого естества) сначала создатели Септуагинты (перевода Ветхого Завета на греческий язык в III–II вв. до Р. Х.), а, вслед за ними, и новозаветные писатели выбрали особенное слово, которое прежде очень редко использовалось классическими  греческими авторами. [4, 370; 6, 528] Это слово, ставшее впоследствии названием христианских веvчерь любви, подразумевает не только движение чувства, но и оценочное действие ума, и усилие воли. Интересно, что существительное  α̉γάπη [ага́пи] и глагол α̉γαπάω [агапа́о]  всегда имеют положительный оттенок, обозначают нравственное чувство сознательной воли. Они говорят о духовной любви в ее высших проявлениях, там, где остальные виды любви не могут себя обнаружить. Например, любовь Бога к человеку и человека к Богу в новозаветных писаниях обозначается только словом агаvпи. Любовь к ближнему, подразумевающая самопожертвование и самоотречение, обозначается таким же образом. «Любовь [ага́пи] познали мы в том, что Христос положил за нас душу свою; и мы должны полагать души свои за братьев», — пишет св. апостол Иоанн Богослов (1 Ин. 3:16). Подобно любви Осии к Гомери, слово агаvпи в Священном Писании Нового Завета употребляется там, где говорится об избрании и участливом отношении к кому-либо, причем оно противопоставляется небрежению и беззаботности [4, 371]. Наконец, только такая сознательная любовь заповедана и возможна по отношению даже к врагам, когда ни дружба, ни симпатия невозможны.

Вышеприведенный богословский анализ новозаветной терминологии согласуется с понятием о любви в Ветхом Завете как о милосердном и участливом, но при этом требовательном и высоконравственном отношении к кому-либо. В таком случае совершенно исключено понимание любви к ближнему в смысле потакания его страстям, слабостям и порокам, поскольку иначе в греческом тексте заповеди любви использовалось бы  слово фили́а, служащее для описания греховного самолюбия, а не богословский термин ага́пи. Поэтому необходимо констатировать огромную разницу в понимании любви к ближнему в Священном Писании и в подходе К. Роджерса, который лег в основу целого течения в современной психологии.

Литература

1. Шеховцова Л. Ф. Мировоззрение и психотерапия // Служба практической психологии в системе образования. Вып. 4. Спб, СПбГУПМ, 2000, 96 с.; с. 79–87.

2. Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. СПб, 1999, 606 с.

3. Пророчество и пророки. Т. 2, ч. II. Под. ред. о. Эммануэле Теста, под рук. д. Франко Фесторацци. Пер. с итал. Л., ЛДА, 1978, машинопись, 286 с.

4. Зарин С. М. Аскетизм по православно-христианскому учению. М., 1996, XXXII+XVI+694 с.

5. Древнегреческо-русский словарь. Сост. Дворецкий И. Х. В 2-х тт. Том 1. М., 1958, 1042 с. Том 2. М., 1958, 1043–1905 с.

6. Словарь библейского богословия. Брюссель. 1989.