КАК БОГОСЛОВИЕ И ПРЕДВЗЯТОСТЬ ВЛИЯЮТ НА ПЕРЕВОД БИБЛИИ или Contra Furuli

Принцип информированного согласия, которого придерживается Фурулли, когда в затруднительных случаях переводчик должен информировать читателя о возможных прочтениях того или иного отрывка, тем самым давая ему право самому сделать для себя вывод, более предпочтителен, чем принцип перевода, который предлагает рецензент и который звучит так: "богословие должно предшествовать тексту, а не извлекаться из него". Причина этого заключается хотя бы в том, что этим исключается возможность приписать изначальному тексту того смысла, которого в нем не было. Именно это подразумевал Фурулли, когда привел слова де Варда и Гайда, авторов книги "From One Language to Another" (стр. 177): «Нужно не столько остерегаться отходов от текста, сколько не допускать вычитывания из Нового Завета доктринальных догматов, которые сформировались в более позднее время». А Данн в книге «Единство и многообразие в Новом Завете. Исследование природы первоначального христианства», уже с других позиций выразил это так: «Неписаной базовой предпосылкой [анализа текста НЗ] во многих случаях, очевидно, была та аксиома, что христианство – это и есть символы веры, что они суть нормативные выражения исповедующего христианства; поэтому новозаветные тексты должны выражать эту веру символов, пусть не в столь развернутой формулировке, но хотя бы в скрытой, еще не проясненной, неопределенной манере. Опасность здесь очевидна: подгонять новозаветный материал под более позднюю унифицированную модель», а потому «следует остерегаться навязывать материалу… единообразие вселенского… христианства». Но именно на таких анахроничных позициях стоит рецензент и считает, что ими должен руководствоваться переводчик.

И хотя подход Фурулли может показаться шагом в сторону религиозного релятивизма, тем не менее это, во-первых, научно и интеллектуально честно (ведь не надо забывать, что Фурулли написал в первую очередь научную книгу, так что если он и не силен в богословии и патристике, это не может быть серьезной проблемой, а в некоторых случаях может даже способствовать отсутствию заангажированности, что в случае с переводом религиозного текста играет немаловажную роль), и во-вторых, это является меньшим злом, чем тот тезис, который предлагает автор рецензии и который во главу перевода НЗ ставит не его текст, а богословие, которое провозглашается апостольским, а если уж быть честным, то по мысли рецензента греко-православным, что автоматически предполагает, что никто иной, в том числе атеист или представитель иной религии, в том числе любой из восточных, не сможет адекватно, то есть в согласии с апостольской традицией, перевести текст НЗ, для этого они не обладают апостольским (читай: православным) богословием. К тому же Фурулли честно признает, что отдельные отрывки трудны для однозначного понимания, потому и говорит об уместной роли богословия (когда вариант перевода, при невозможности обосновать его с филологических позиций, оценивается с точки зрения иных данных, в том числе с точки зрения данных НЗ) и неуместной роли (когда в таких же затруднительных случаях переводчик руководствуется более поздними богословскими взглядами, то есть привносит в текст идеи, которые, по его мнению там были, но которых там возможно не было. Вот вторая сторона субъективизма, от которого так предостерегает рецензент, но которая отличается от первого, индивидуального субъективизма, только тем, что он является взглядом некоей группы, пусть и значительной). Но при этом из книги Фурулли не следует, что только варианты перевода в ПНМ являются единственно правильными. Да, предпочтительными, но не единственными. Часто Фурулли приводит варианты из других переводов, обращается к вариантам переводов и только после этого оценивает адекватность передачи мысли как в ПНМ, так и в других переводах, причем эти другие переводы далеко не всегда оцениваются отрицательно. Это и есть идея информированного согласия, когда понимаешь, что варианты перевода из ПНМ имеют право на существование и когда имеешь право выбора. И это честно, в отличии от позиции рецензента, который предлагает начинать перевод с богословской подготовки перечодчика. Элитаризм древности противопоставляется элитаризму научности.

Но автора рецензии не устраивает подход Фурулли ещё и потому, что в таком случае трудно и даже невозможно ответить на вопрос об истинности богословия. Действительно, если от переводчика зависит передача исходного текста на текст целевой аудитории, то в дело вступает субъективные факторы, в том числе и личные богословские взгляды переводчика (и даже атеистические или буддистские взгляды не являются гарантией правильности перевода). И тогда, как кажется, тезис рецензента "богословие должно предшествовать тексту, а не извлекаться из него" является более чем оправданным. Но помимо того, что на место индивидуального субъективизма ставится исторический субьективизм группы, все же последнее будет большим злом, чем предоставление читателю вариантов перевода. Ведь, во-первых, "проблемных" мест в НЗ, таких, которые вызывают мировоззренческие споры и разногласия, не так уж и много, так что их можно самостоятельно исследовать, а если для этого нет времени, то именно информирование о возможных вариантах прочтения таких "проблемных" мест позволит читателю сделать сознательный выбор. Во-вторых, по большому счету лингвистические доказательства далеко не всегда являются основанием сменить свои богословские взгляды, что, по сути, признает и рецензент. Ведь прекрасно известно, что отсутствие наиболее приближенного к никейскому догмату тринитарного отрывка из 1 Ин. 5:7 никак не мешает верующим в ортодоксальную троицу продолжать в нее верить, а переводчикам не отказываться от данного отрывка. И в-третьих, при всем том, что в организации СИ отдается предпочтение ПНМ, позиция организации заключается в том, что она поощряет пользоваться разными переводами. Каждый перевод является переводом Слова Бога. На это можно возразить, что ведь и ПНМ не даёт вариантов прочтения "проблемных" мест, а переводит их в согласии со своей методологией и, как говорится, под свои учения. Но во-первых, ПНМ, как и большинство других переводов, не является академическим, а учебным и миссионерским. И во-вторых, мы говорим о книге Фурулли, а значит оцениваем степень возможности тех переводов "проблемных" мест, которые присутствуют в ПНМ. Так что если и возможно на чем-то сойтись, так это на том, что варианты перевода в ПНМ и в других имеют право на существование. Дискутировать можно лишь о степени возможности таких вариантов, а не отмахиваться и скрываться за так называемой "апостольской традицией", которая, якобы даёт карт бланш на любой вариант, а на деле, удобный в мировоззренческом плане. По крайней мере честным будет признать право на оба подхода к переводу Писания, если, конечно, нами не движут конфессиональные мотивы.

И здесь мы переходим к оценке адекватности перевода НЗ на основании церковного богословия, которое рецензент называет "апостольской традицией". Далее рецензент говорит вполне правильные и адекватные вещи. Но силу они будут иметь только в том случае, если у нас будут неопровержимые данные о том, что именно то понимание НЗ текста, которое подразумевает рецензент и которое присуще восточной церкви, является апостольским. Если рецензент отбрасывает сам НЗ в случае его оторванности от богословской традиций I века христианства, то остаётся для обоснования апостольской традиции той или иной идеи привлекать водительство святого духа, церкви как опоры истины и тезис о том, что врата ада не одолеют церковь, в том числе и ее догматы. Против этого очень сложно возразить, поскольку сам данный аргумент является ненаучным, так что с точки зрения рацио его оценить невозможно. Но пусть даже все так, как рецензент утверждает и со времён апостолов христианское богословие не изменилось, а значит переводчик должен именно им руководствоваться в своем переводе. Тогда по сути переводчик превращается в переписчика, ведь возможен случай, когда текст НЗ явно противоречит тому богословию, которого придерживается переводчик. И в таком случае переводчик стоит перед дилеммой: передать ли текст как он выглядит в НЗ или переписать. 1 Ин. 5:7 ярчайший тому пример. Мелиоранский по поводу этого отрывка заметил, что хотя в оригинале НЗ этого отрывка нет, но поскольку тринитарный догмат неоспорим и находится в НЗ, значит вполне допустимо, чтобы 1 Ин. 5:7 был внесён и оставался в НЗ. Это не что иное как переписывание НЗ, а не его перевод.

Но пусть НЗ даёт разрозненные данные в вопросе учения (хотя удивительно уже то, что те, кого рецензент называет неопротестантами, смогли на этом "разрозненном текстеи отрывочно" тексте, создаваемом "по поводу", построить свои учения). Все же у нас есть только этот текст и тем более, что НЗ - это произведение апостольского века. И если мы хотим узнать во что же верили апостолы, нужно обратиться именно к НЗ, даже если его данные в вероучительном плане по мнению рецензента скудны. Но другого у нас нет, так что более предпочтительным будет именно выяснить что же на самом деле имел в виду тот или иной апостол или ученик Христа, что подразумевает работу текста и поиск наилучшего перевода, чем отмахнуться от этого и пойти по широкому пути, предпочтя богословие, каким оно стало позже апостольского века. И это действительно более простой путь, так как для его обоснования достаточно его назвать апостольским, то есть присущим апостолам. Но так ли это?

Что вообще стоит за тезисом рецензента "богословие должно предшествовать тексту, а не извлекаться из него"? Он это называет "установлением причинно-следственной связи во взаимоотношениях субъекта и объекта процесса перевода, который является ни чем иным как толкованием". Неудивительно, что такой перевод рецензент называет толкованием. Это действительно толкование, но только в том случае, если читателя не проинформировать о вариантах прочтения наиболее "проблемных" мест. Более того, это называется индоктринацией, так как читателям- неспециалистам, без информирования их, навязывается определенное понимание священного текста. Но это не будет толкованием, если читателю предоставляются альтернативы. Что же касается "установления причинно-следственной связи во взаимоотношениях субъекта и объекта", то нам кажется более соответствующим логике отсутствие таковых связей, потому что причина и следствие меняются местами, когда говорится, что богословие (следствие) должно определять прочтение (причина) текста НЗ. И если "новозаветные тексты явились письменной фиксацией веры и богословия первохристианских общин" и "религиозный опыт предшествует формальному тексту и порождает его", само богословие первохристианских общин и их религиозный опыт может и должен выводиться из текста НЗ, а не из чего-то эфемерного, которое является по факту уже толкованием самого текста НЗ и которое лишь гипотетически можно отнести к апостольскому веку, для чего нет достоверных доказательств.

Что касается искаженности текста НЗ, то в случае со взглядами рецензента это означает именно причину, тогда как на самом деле является следствием. Имея априорный тезис об искажении первоначального текста НЗ (именно это для рецензента является причиной), можно не заботиться о поиске наиболее точных слов Христа и апостолов, чтобы наиболее точно их передать в переводе НЗ (да и по сути это не нужно, так как может войти в противоречие с тем "апостольским" учением, которым пользуется церковь). И тогда можно прийти к следствию, а именно подходу в переводе, когда во главу угла ставить церковное богословие, называемое теперь апостольским и отвергать все, что ему не соответствует.

Что же касается того, что "многовековая традиция истолкования текста Библии, восходящая к первым христианам, была ими напрочь отвергнута как заведомо ложная (sic!)", то данный тезис имеет основание только в том случае, если будет доказано, что та "многовековая традиция истолкования текста Библии" действительно восходит к первым христианам. До тех пор любое толкование будет считаться таким, которое возникло в ту или иную эпоху (II, III, IV или XVI-XIX веках) и в большей или меньшей степени идейно приближенным к эпохе апостолов, то есть тексту НЗ.

Для того, чтобы быть уверенным в том, что понимания тех трёх НЗ отрывков (да и вообще всего НЗ), которые рецензент приводит в конце, действительно являются апостольскими, необходимы веские основания. А таковыми являются только произведения апостолов, то есть текст НЗ (и его поврежденность или не поврежденность является уже скорее второстепенным вопросом. Он важен, но все же мы вынуждены иметь дело только с ним, если говорим об апостольском происхождении той или иной идеи). Так что здесь круг замыкается и мы возвращаемся к началу, а именно тому, что для того, чтобы знать апостольские воззрения, мы должны обратиться к НЗ, то есть с необходимостью исследовать для этого все тот же НЗ.

И если оценивать толкование трёх приведенных отрывков, то что можно сказать о том толковании 1 Тим. 3:2, которое рецензент оценивает как апостольское и которое звучит так: "в Церкви с апостольских времен епископы могли быть женатыми лишь один раз. Повторный брак делал невозможным их дальнейшее служение. Таково было повсеместное каноническое правило, уходящее корнями в I век"? Если "таково было повсеместное каноническое правило, уходящее корнями в I век", тогда почему в восточной церкви сейчас принято, чтобы епископы были безбрачными? Я не об исторических причинах, так как объяснение этому можно найти. Я о том, почему церковь, если ее интересует апостольская традиция, она старается ей следовать, а в отношении епископов в I веке было допустимо, чтобы они были женаты, сейчас не придерживается апостольской традиции в этом вопросе? Исказила апостольскую традицию? Тогда какие претензии к СИ? Если все согласны, что в I веке епископы могли быть женаты, почему восточная церковь отошла от этой апостольской традиции?