Рерихи между Востоком и Западом

Арабский интеллектуал Эдвард Саид на богатейшем историко-культурном материале показал, что конструирование «Востока» - не в географическом (East), а в культурном (Orient) смысле - было необходимым элементом в интеллектуальном и политическом конституировании Запада. Колонизировать остальной мир означало для европейцев не просто подчинить его технологически, но превратить его в объект взгляда. Восток - это абсолютный Другой, нечто сущностно отличное от разглядывающего его западного человека. И если Запад превозносился как источник прогресса и цивилизации, то Восток считался царством отсталости и мракобесия.

Романтики, правда, могли восхищаться экзотикой восточных стран, но эта экзотика в общественном мнении также была следствием отсталости. Рене Генон был, пожалуй, первым, кто радикально поменял полюса, совершив своего рода коперниканский переворот в историософии и культурологии. Для Генона западная цивилизация с ее гипертрофированным материальным развитием это историческая аномалия, Восток же сохранил верность Традиции и поэтому достоин восхищения.

Позже другой виднейший традиционалист, Юлиус Эвола, заявит, что точка зрения Генона на этот вопрос устарела, поскольку по мере модернизации стран Азии и Африки прежние различия теряют какое-либо значение. Что же касается членов знаменитой семьи Рерихов, то дилемма «Восток - Запад» их тоже весьма волновала. Обычно их представляют как сторонников столь любимой неоспиритуалистами и приверженцами New Age идеи о «синтезе Востока и Запада», к чему действительно давали основания некоторые их высказывания, но, на самом деле, все обстояло намного сложнее.

Первоначально, пожалуй, они были ближе в этом отношении к Генону. В начале 20-х годов Елена Рерих писала Юрию, получавшему тогда солидное востоковедческое образование: «Я счастлива, что ты любишь Восток, ибо при крушении цив[илизации] белой расы это единств[енное] прибежище и спасение!» Технократическое развитие вовсе не вызывает у нее восторга: «Все больше и больше людей, жаждущих уйти от кошмарной действительности нашей цивилизации и приобщиться природы. Много немцев, бросив все, уехали на острова, где можно жить, питаясь фруктами. Я хотела бы быть на их месте!» Отправляясь в Центрально-Азиатскую экспедицию, Елена Рерих будет писать о «безумии и пошлости Запада», противопоставляя им «прекрасное строительство» в «новой стране» - Советской России.

В ее дневниках времен этой экспедиции встречается и еще одна показательная запись: «Методы Запада и Востока по передаче мысли различаются. Для внушения Запад старается применить непосредственно агрессивное воздействие. Дотрагивание, фиксирование взглядом, громкое бормотание приказа своей примитивностью напоминает низших колдунов Южной Индии. При этом такой приказ отличается недолговременностью и обычно охватывает сознание лишь для одного определенного действия. Восток прежде всего ищет внутренний контакт с состоянием сознания, что позволяет тверже, длительнее наполнить сознание». При этом мистицизм и метафизика называются «западными измышлениями».

Примерно также, критически по отношению к Западу и восхищенно по отношении к странам Азии, был настроен и ее супруг. Как свидетельствует Н. В. Кордашевский, Николай Рерих произнес в 1924 году в Берлине такую фразу: «Фабричная труба и самомнение заменили в Европе душевную мудрость и закрыли пути к строению истинной жизни». А вот что говорил Н. К. Р. доктору Рябинину: «Теперь настало время, когда «свет придет с Востока», когда идеи Учителя Будды, общинника, слившись с идеями Учителей Востока, общинников знания, получат практическое свое осуществление в грядущей мировой Общине Знания. Настало время увядания Европы и расцвета и возвышения Азии. Народы Европы, прислушайтесь к Востоку, раскройте сознание, свет идет с Востока!»

У Рерихов даже вырисовывается некоторая конспирологическая схема противостояния трех мировых организаций: масонов, иезуитов и лам: «Есть три организации в мире: первая - масоны, но она превратилась в надутую бутафорию; вторая - иезуиты, которая есть устой капитализма; третья - ламы, связанные по смыслу с коммунизмом». Рерихи, конечно, занимают сторону лам. Позже разъясняется, что эти «организации» не следует понимать узко: «К иезуитам примыкают клерикальные конгрегации. За масонами - масса ложного оккультизма. За ламами - сознание Востока со всем индуизмом и мусульманством. Подумайте, какие аппараты выдвигаются».

Однако знакомство с реалиями индийской и тибетской жизни вынудило Рерихов скорректировать свои взгляды. Свои впечатления от увиденного в Индии, Синьцзяне, Монголии и на Тибете Николай Рерих описывает в книге «Алтай - Гималаи». С одной стороны, он оставался на стороне восточных народов и осуждал колониализм европейских держав. Н. К. Р. не питает иллюзий в отношении цивилизаторской миссии англичан в Индии: «Победители играют в поло и гольф, когда население гибнет в заразах и полном отупении». Особое возмущение художника вызывают факты уничтожения культурного наследия во время колониальных войн: «В Каире около наполеоновских ядер, торчавших в стене мечети, я спросил проводника: «Отчего вы не уберете эти следы варварства?» Было отвечено: «Мы будем хранить этих свидетелей варварства». Сколько таких свидетельств сохраняют Восток! Ничто не забыто!»

С сочувствием он описывает реакцию синьцзянских мусульман на политику Франции в Сирии: «Среди мусульман дошли вести о разрушении французами Дамаска и о грабежах французских офицеров. Мусульмане возмущены: «Видимо, Франция решила порвать с мусульманским миром. Именно повреждением святынь и грабежом легче всего закрепить этот разрыв навсегда. В Париже и не представляют себе, как быстро по глубинам Азии летят птицы-вестники. Между тем, течение мусульманской мысли заслуживает большого внимания». Не в восторге Николай Рерих и от вторжения некоторых форм европейской культуры на Восток, в особенности, в Индию. После первой мировой войны англичане стали строить город Нью-Дели, который английские архитекторы замыслили в качестве «англо-индийского Рима». В нем были построены здания в англо-индийском или колониальном стиле (сочетание викторианской монументальности с стилизованными восточными арками и куполами) и в стиле европейского неоклассицизма.

На Николая Рериха, посетившего столицу Британской Индии, эти шедевры колониальной архитектуры произвели неприятное впечатление: «Новый Дели с какими-то ложноклассическими колоннами, казарменно-холодными, нарочито вычурными, показывает, что это строительство не может не иметь общее понимание с сознанием Индии (…) …обезобразить Индию чуждыми ей ложноклассическими колоннами и казарменными белыми бараками?! Это глубокое безвкусие происходит от отсутствия всякого воображения и прозрения. (…) Нельзя опоганить мир одним казенным бунгало».

Но это с одной стороны. А с другой, сам Николай Рерих часто смотрел на местных жителей глазами европейского колонизатора и американского бизнесмена. Поэтому книга «Алтай - Гималаи» наполнена горестным разочарованием, брезгливостью и мизантропией. Знаменитый художник так и сыпет ругательствами: «средневековье», «тунеядство», «дикость», «вырождение», «невежество». Поэтому читать эту книгу местами даже как-то неприятно. Заметим, что многие другие путешественники также оставили свои впечатления, которые отнюдь не содержат таких негативных эмоций. Причина подобной позиции Николая Рериха, по-моему, в том, что он так и не сумел перешагнуть межкультурный барьер и на все увиденное смотрел сквозь очки европейского гуманиста-прогрессиста и просвещенца. Рерихи могли выдавать за «восточную мудрость» свои собственные построения, но восточные реалии были им глубоко чужды и неприятны. Поэтому, видимо, и на картинах гималайского цикла Н. Рериха почти нет людей, одни пейзажи.

Уже увиденное в Индии далеко не обрадовало Николая Рериха: «Сидят факиры, «очаровывая» старых полуживых кобр, лишенных зубов. Крутится на базаре жалкий хатха-йог, проделывая гимнастическую головоломку для очищения своего духа. «Спиритуалист» предлагает заставить коляску двигаться без лошадей, но для этого нужно, «чтобы на небе не было ни одного облачка». Настоящий, живой индуизм отпугивал Рерихов. Вот Николай Рерих вскользь упоминает о «безобразненьком изображении Ганеши», а почитание лингама он называет «суеверным поклонением». Позже Елена Рерих в одном из своих писем назовет это почитание «безобразным фаллическим культом».

О реакции Рерихов на увиденное ими жертвоприношение в Варанаси уже упоминалось. Но особую неприязнь у них вызывала кастовая система, которую Николай Рерих называет «явным пережитком» (впрочем, этот пережиток благополучно дожил и до наших дней) и обличению которой он посвящает несколько абзацев. Столь же категорична в неприятии касты, как «неразумной затхлости» и порождения «суеверия и дикости», его супруга Елена. Она полна праведного гнева: «главное зло Индии, приведшее ее к застою и вырождению, заключается не в «знании закона перевоплощения», но в застывшей системе каст, которая (…) превратилась в железные тиски, удушающие способнейший многомиллионный народ». Хотя, возразим мадам Рерих, на Тибете не существовало кастовой системы, но, тем не менее, как мы увидим далее, Рерихи также будут бичевать Страну Снегов за «застой и разложение».

Впрочем, чувства Н. К. Рериха легко понять. Как было отмечено в одной из статей, посвященных политической культуре Древнего Востока, императив, властвующий над умами европейцев на протяжении последних тысячелетий - «равенство людей» - стал почти непреодолимым препятствием в анализе феноменов древневосточной политической жизни. Это же справедливо и в отношении более поздних периодов истории Востока. Как замечает Е. Ю. Ванина, европейцы долго с возмущением и осуждением описывали кастовый строй, и только лишь в XIX веке стали серьезно исследовать, однако от негативного восприятия касты в общественном сознании Запада не удалось избавиться до сих пор, да и вряд ли когда удастся. Представление о кастовой системе, как о всегда присущем Индии институте, которым объясняются все особенности индийского общества, и который ответственен за его «отсталость» и «варварскую жестокость», а именно так утверждали Рерихи, являлось одной из основоположных концепций западного ориентализма.

По мнению Р. Индена, она была нужна, чтобы убедить европейцев в том, «что идеальное общество ими уже построено, а также напомнить им, какими неприятными могут быть альтернативы». Редкие смельчаки на Западе в свое время бросали вызов существующим предубеждениям. Одним из них был Рене Генон, утверждавший, что «принцип института каст, совершенно не понятый людьми Запада, есть нечто иное, как принятие естественного различия, существующего между людьми и устанавливающими между ними иерархию, непризнание которой может вести лишь к беспорядку и смешению. Именно такое «непризнание» заложено в «эгалитарной» теории, столь дорогой современному миру, теории, которая противоречит неоспоримо установленным фактам и которая опровергается даже простым обыденным наблюдением, поскольку равенство в реальности нигде не существует».

И действительно, вряд ли Николай Рерих стал бы так настойчиво призывать к равенству, если бы ему довелось пожить в пролетарском общежитии. Вторя Рене Генону, некоторые идеологи современного индуизма защищают кастовую систему, указывая на бесспорную полезность некоторых из ее сторон. Так, Садгуру Шивайя Субрамуниясвами относит к числу таковых высокий уровень профессионального мастерства, чувство коллективизма, целостность семьи и религиозно-культурную преемственность. Несомненно, что именно кастовая система в неблагоприятных условиях помогла индуистам сохранить свои культурные традиции. Существует, впрочем, и еще одна точка зрения. Нынешние индологи, как подчеркивает американская исследовательница Синтия Толбот, все более убеждаются в том, что «каста в значении крупного органического сообщества, состоящего из взаимосвязанных подкаст, является больше теоретической конструкцией (особенно для доколониального периода), чем зримой реальностью». Одним словом, не так страшна каста, как ее малюют. Добавим еще, что в индуистских текстах смешение каст (как и «раскрепощение женщин») всегда указывалось как один из признаков Кали-юги, о чем, кстати, упоминает и Н. К. Рерих.

В Индии Рерихов радовали лишь старинные памятники архитектуры и искусства, либо видные представители европеизированной интеллигенции: Рабиндранат Тагор, биолог Боше Сен («Боше и Тагор - лучшие лики Индии»), Ауробиндо Гхош и Махатма Ганди. Впрочем, «по разным соображениям, понятным лишь для бывших на Востоке», Рерихам «пришлось отказаться от личной встречи с Ауробиндо Гхошем». Что это за соображения, остается только гадать. Возможно, учитывая бунтарский имидж Ауробиндо Гхоша, им просто не захотелось вызывать лишних подозрений у англичан.

С уважением Рерихи отзывались и об умерших к тому времени реформаторах индуизма: Рамакришне и его ученике Вивекананде. «Читать Рамакришну» будет советовать Рерихам сам Мория. Николай Рерих расточает этой паре похвалы в книге «Алтай - Гималаи» и посвящает им очерк «Шри Рамакришна», называя Рамакришну «светлым гигантом Индии», а Вивекананду - явившим «лик истинного ученика». Елена Рерих тоже не может удержаться от восторженных слов: «Не знаю более высокого выразителя Мудрости Востока, нежели Вивекананда. Он - носитель и прекрасных заветов своего Учителя Рамакришны». В письме В. Л. Дутко она даже сообщает о возможности общения с духом Вивекананды: «Между прочим, не была бы сильно удивлена, если бы Вы стали вдруг получать сообщения от Свами Вивекананды. Узы симпатии могут притянуть много прекрасных Собеседников, особенно близких по Лучу».

Впрочем, в своих предпочтениях Николай и Елена Рерихи были не одиноки и не оригинальны. Как справедливо пишет В. А. Пименов, «отрывом - чаще всего неизбежным - от индийской почвы можно объяснить и столь часто встречающуюся «избирательность» пристрастий западных любителей индийской культуры. Многие ее образы, воззрения ее выдающихся представителей, религиозные и философские учения обретают на Западе смысл, противоположный тому, который они имеют на родине. Европейцы нередко судили об Индии по узколокальным, даже второстепенным явлениям, произвольно вырванным из контекста, и проходили мимо того, что действительно составляет ее плоть и кровь. Мировоззрение индусов западная интеллигенция долгое время рассматривала (и во многих случаях продолжает рассматривать и сегодня) сквозь призму представлений о нескольких полюбившихся ей знаменитых индийцах - таких как Вивекананда, Ауробиндо Гхош, Джидду Кришнамурти, и, конечно, прежде всего, Махатма Ганди, хотя всех этих выдающихся людей, совершенно друг на друга не похожих, объединяет одно: каждый из них был на свой лад реформатором индуизма, и каждый очень далеко отошел в своих воззрениях от индуистской традиции».

На это же применительно Ганди указывал австралийский индолог А. Бэшем. Ганди, как он замечал, многие считали воплощением индуистской традиции, хотя большее влияние на формирование его взглядов оказал европейский либерализм XIX века и мировоззрение Льва Толстого. Проповедь ненасилия Ганди вовсе не была типичной для индуизма, и воинственно настроенные Б. Г. Тилак и Субхас Чандра Бос были ближе к традиции. То же самое можно сказать о борьбе Ганди за права женщин.

Впрочем, в некоторых своих индийских кумирах Рерихи разочаруются. Они с восхищением относились к Ауробиндо, когда он занимался революционной деятельностью, но посчитали неправильным его затворничество в Пондишери. Елена Рерих писала: «Индийцы в нем видели своего будущего вождя, но, к сожалению, его миссия не была выполнена, насколько я понимаю. Он не дал народу того, что мог дать, уединившись в своем Ашраме». Чуть ранее она писала, что «книги его утратили прежний огонь». Весьма критически Е.Рерих относилась и к Ганди с его «ненасилием». Вот как она откликнулась на новости о его гибели: «Ганди пережил себя. Святые с полумерами отжили свой век. Призывы к пассивной деятельности не могут никого зажечь, никого воодушевить к действенному подвигу. Нужны вожди, не боящиеся стать на защиту добра и справедливости». Другими словами, по мнению «Матери Агни-йоги», добро должно быть с кулаками.

А теперь вернемся к теме рериховских путешествий. В 1925 году, как известно, Николай и Елена Рерих вместе со старшим сыном Юрием отправились через Китайский Туркестан в СССР. И снова одни разочарования. «Е. И. (Елена Ивановна - примеч. А. И.) очень удручена. Она ехала сюда с таким открытым сердцем. Говорит: «Что-то делать с человечеством? Ведь это люди!» Юрий очень подавлен. Ведь тот Китай, который нам в музеях и на лекциях показывают, не имеет ничего общего с происходящим». Николай Рерих вообще реагирует на увиденное, как обычный брезгливый европейский турист, его впечатления очень напоминают впечатления маркиза де Кюстина от посещения России.

«Постепенно по длинной слободе въезжаем в каргалыкские базары. Увы, по жестокому запаху они напоминают вонючий Шринагар. Спрашиваем, отчего здесь так грязно, хуже, чем в Гуме». Местные тоже восторгов не вызывают: «Приставленные беки оказались идиотами. Лошадей не достали». А кругом одни «убогие мечети» и «безнадежно однообразные селения, лишенные красок и гибнущие в лени и одичалости». Чем дальше, тем хуже: «Проходя по городу, еще раз всматривались в местные типы. Есть очень жестокие лица. Гораздо больше нищих и калек, нежели в Яркенде». «Длинный базар Марал-баши грязнее и темнее других базаров или такой же, как и все прочие». Великий гуманист восклицает: «Прислали новых солдат. Даже на людей не похожи, какие-то насекомые». И всюду мерещатся упадок и вырождение: «За день встречается несколько тощих караванов, но они, конечно, не могут явиться нервом истинной торговли. Все умерло».

И сразу на ум приходят радикальные решения: «Не был ли Тамерлан великим дезинфектором? Он разрушил много городов. Мы знаем, что значит разрушить глиняные городки, полные всякой заразы». Интересно, что у Николая Рериха призывы к сохранению культурного наследия и осуждения актов вандализма причудливо уживались с восхищением двумя великими завоевателями: Чингисханом и Тамерланом, которым он посвятил свои картины «Мать Чингисхана» и «Огни победы».

Кроме того, еще в 1904 году он написал сказку «Вождь», посвященную Чингису. В ней есть такие строки: «Всегда готова к бою была Большая Орда, И Чингиз нежданно водил Орду в степь. Покорил все степи Таурменские. Взял все пустыни Монгкульские. Покорил весь Китай и Тибет. Овладел землею от Красного моря до Каспия. Вот был Чингиз-хан - Темучин!». Позже, в очерке «Душа народов» Н. Рерих вполне справедливо заметит: «Не забудем, что душа монгольская всегда бережет у сердца своего образ Чингиса». Этот же восторг перед великими «потрясателями вселенной» разделяла и его супруга. В своих письмах он пересказывала связанные с ними легенды и даже утверждала, что ее прабабка А. Ельчанинова была из рода Чингисхана. А своего сына Юрия Рерихи считали перевоплощением Тамерлана. Впрочем, это только один из многих парадоксов, присущих взглядам и деятельности представителей рериховского семейства.

Но самое большое разочарование ждало Рерихов на Тибете. Находясь вначале, видимо, под впечатлением прочитанного в «Письмах махатм» (а там жизнь на Тибете рисуется в самых радужных красках), они представляли Тибет и его жителей как нечто возвышенное и романтическое: Николай Рерих пишет в книге «Алтай-Гималаи»: «С двух сторон пытались поработить Тибет; пытались сделать из сильной страны механический заградительный барьер; пытались нарушить внутреннее сознание страны. Но свободен дух Тибета, и эта срединная страна хранит потенциал своего достоинства. Умеет хранить непроницаемо». Тибетцы же представляются Н. Рериху неустрашимыми и непобедимыми воинами.

Однако, оказавшись на реальном Тибете, Рерихи стали говорить совсем другое. Вот что писал сам Н. К. Рерих: «Есть что-то сужденное в умирании старого Тибета. Колесо закона повернулось. Тайна ушла. Тибету некого охранять, и никто не хранит Тибет. Исключительность положения как хранителя буддизма более не принадлежит Тибету, ибо буддизм, по завету Благословенного, делается мировым достоянием. Глубокому учению не нужны суеверия. Исканию истины не нужны предрассудки». Еще более резко высказывались спутники Рерихов. Полковник Н. В. Кордашевский, бывший начальником охраны экспедиции, называет Тибет страной «невероятного невежества и разложения», а к аборигенам исполнен невероятного презрения: «Вокруг палаток толпятся любопытные тибетцы. Лица их поражают какой-то тупостью уже не дикарей, а каких-то выродков». Николай Рерих придерживался такого же мнения: «Следует подчеркнуть, насколько мало детей видно в Тибете. Н. К. Р. указывает, что это несомненный признак вырождения уходящего с исторической сцены народа. Ограниченность рождений - ясный этому признак». Особое негодование у Н. К. Рериха вызывает состояние буддизма на Тибете: «Верчение ручных, ветряных и водяных колес, оснащенных текстами, - разве не колдовство? Потерянный смысл служения в бормотании ламами молитв, которых они не понимают. Ложь, пороки, лицемерие - это отвратительные особенности ламаизма, которым мы были свидетелями. Высокое имя Учителя Будды не может больше унижаться среди невежества, суеверия и кощунства».

В итоге Рерихи разочаровываются после Центрально-Азиатской экспедиции и в Востоке и в Западе. Как пишет в своем дневнике Кордашевский, «Восток, говорит Е. И., можно охарактеризовать как тунеядство и разложение, Запад - как стремление к тупому материальному благополучию. Общего у них то, что как Запад, так и Восток вошли в тупик, и тупик безнадежный. И еще аналогия - как западные религии отошли от Христа, так ламаизм отошел от буддизма». И еще: «На Востоке не понимают, что господство духа не есть бездействие и господство сердца не есть безволие. Запад разрушил оба понятия и господство материи утвердил основанием явления жизни».

Приходится признать, что единственные светлые страницы в книге «Алтай-Гималаи» посвящены впечатлениям от путешествия по Советской России. Художника радуют энтузиазм ее жителей, их стремление к знаниям, отсутствие пьянства, сквернословия и бульварной литературы в книжных магазинах. Даже простые люди проявляют интерес к йоге, Индии и буддизму. Как замечает Н. Рерих: «все это внутреннее содержание духа коммунизма - его стремление к красоте».

Впрочем, вскоре негативные впечатления от путешествия по Тибету стерлись, и в рериховских текстах вновь появляется противопоставление Востока и Запада как позитива и негатива. С Востока свет: «Конечно, все существующие учения, религии и системы философии, так же как и Учение «Живой Этики», пришли с Востока или же явились отголосками восточной мысли. Пусть назовут самостоятельную западную философию или религию. Ведь и христианство пришло с Востока, и Христос был азиат!» В отличие от Востока, Запад погружен во тьмы неведения: «Язык символов забыт Западом. Когда Запад слышит о небесном драконе, он улыбается».

А касаясь темы организации выставки работ своего мужа, Елена Рерих будет советовать начать с Японии, обосновывая это тем, что «Восток сейчас больше оценит и поймет все духовное и культурное, народы Запада слишком заняты разрешением своих проблем». А через два года, во время триумфальной встречи Н. К. и Ю. Н. Рерихов в Японии, она заметит: «Да, Восток много тоньше в своем понимании, чем возгордившийся Запад». Сетуя на «малодушие Галахада» (т. е. Генри Уоллеса) во время Маньчжурской экспедиции, Е. И. Рерих восклицает: «Восток еще сохранил уважение к Высшим Понятиям, отсюда и живучесть его, но Запад быстро разлагается на наших глазах от пренебрежения ко всему высокому и светлому».

Еще более радикальным «восточником» был Святослав Рерих, который писал про Индию: «При существующем состоянии нашего мира я продолжаю отдавать предпочтение этой стране, поскольку здесь вы еще можете найти давно утраченный нашим Западом контакт с жизнью (…) Традиция жизни идет к нам непрерывно через века эволюции и развития. Цивилизация не изменила (здесь) общего подхода к жизни так резко, как на Западе, что привело к тому, что Запад в значительной степени утратил свои корни и нынешняя цивилизация не может быть усвоена массами. Богатство жизни, которое вы можете найти в Индии, является тем, что делает Индию очень ценной для меня во многих отношениях, а в (ее) сохранившейся традиции можно все еще найти множество от первоисточников жизни, которые здесь реализуются».

А в другом месте он сожалеет о наступлении «прогресса»: «Старая жизнь Индии тоже уходит, и новые течения и влияния совершенно вытесняют старые традиции. То, что было так красиво и что запечатлено Тагором в его поэзии, все это скоро будет достоянием истории. Это, конечно, оченнь жаль - столько здесь прекрасных традиций и вековых накоплений. Но все это уйдет, если и не навсегда, то, во всяком случае, на долгое время».

Раз уж затронута тема отношения Рерихов к различным странам и народам, то хотелось бы отметить то, что им было весьма присуще на протяжении 20-х - первой половины 30-х годов: это их ярый проамериканизм. Уже в 1920 году Елена Рерих писала сыну Юрию: «Должна признаться, что мне американцы сильно нравятся. Мне даже приятна их преувеличенная восторженность. Может быть, как контраст замороженности англичан» (англичан будущая Матерь Агни-Йоги, также как и Блаватская, невзлюбила с самого начала). А встретив в Новом Свете восторженный прием и обретя многочисленных почитателей своего таланта, среди которых был и его главный спонсор (до второй половины 1935 года) Луис Хорш (настоящая фамилия - Леви), Н. Рерих не скупился на похвалы в адрес американской предприимчивости, американской демократии и американской техники.

Своими впечатлениями о жизни в США он охотно делился со своими спутниками по Центрально-Азиатской экспедиции, в частности, с полковником Кордашевским. Оказывается, Америку художник любит за «насыщенную бодростью атмосферу», «отсутствие искусственных привилегий», «независимость жизни» и «доброжелательное отношение к хорошему работнику». Поэтому он с возмущением воспринимает «обычные россказни о материализме Америки» и ленивым и неподвижным тибетцам противопоставляет вечно бодрых и деятельных американцев. А в дневнике врача экспедиции К.Н. Рябинина даже есть глава «Закупки провианта. Н.К. - горячий апологет Америки». Здесь приводятся слова художника, восхищавшегося заводами Форда, американскими изобретателями и повышенным интересом янки к новомодным религиозным течениям (последнее, впрочем, подтверждал еще Марк Твен, писавший, что Америка - страна, скорее сектантская, а не христианская). На «застывшую в средневековье» Азию Николай Рерих смотрит глазами американского бизнесмена, чем весьма напоминает главного героя романа того же Твена «Янки при дворе короля Артура».

«Можно представить, как заработала бы эта равнина под фордовским трактором», - восклицает он при виде туркестанских степей. А чуть раньше художник сетует, что местные жители почти ничего не знают об Америке и советует «дать этому народу несколько книжек об Америке, напечатанных по-тюркски». Особые надежды Н. Рерих возлагал на американскую помощь в деле индустриализации Советской России, называя Америку «единственным другом будущей России». Столь же восторженно в то время относилась к Америке и Елена Рерих. США она относила к «молодым странам, сужденным к эволюции», а подтверждение этого видела в том, что в этой стране женщины пользуются особенно большой свободой, а также что в ней нет «веками вкоренившихся предрассудков и предубеждений».

Своими проамериканскими настроениями Рерихам удавалось увлечь и свое окружение. Вот что написал полковник Кардашевский при посещении Филиппин: «Манила - американская колония. С археологической точки зрения жаль, но, говоря о движении жизни вперед, - это надо приветствовать». Впрочем, и сейчас среди рерихианцев попадаются такие вот агрессивные цивилизаторы. Один из них, мой знакомый, даже оправдывал американские бомбежки Югославии. Впрочем, среди нынешних последователей Рерихов таких - единицы.

Подобная позиция Рерихов обусловлена не только их связями с рядом видных американцев, но и с настроениями, царившими в ту пору в СССР. Хотя США и были капиталистической страной, но они не считались врагом, как Англия, Франция и, особенно, Польша. И, напротив, Америкой было принято восхищаться, причем делали это не кухонные диссиденты, как в 60 - 70 гг., а сами советские вожди. Американская помощь сыграла большую роль в индустриализации страны. Большинство промышленных объектов строилось по американским образцам. Нижний Новгород, где на новом автомобильном заводе при содействии американцев копировалась конвейерная система Форда, назывался «русским Детройтом», а Новосибирск - «сибирским Чикаго». Американские нефтяные компании имели свои представительства в Баку и Грозном. Слова «американские темпы» и «фордизм» не сходили со страниц советских газет, так что фордовскими тракторами восхищался не один только Николай Рерих. В СССР приезжали работать американцы, увлеченные коммунистическими идеями. В донской степи с 1925 года существовала Сиэтловская коммуна, основанная 87-ю выходцами из США. В начале 30-х годов более сотни американских граждан приехало работать в этой коммуне. Они выдержали отборочный конкурс и заплатили по 500 долларов вступительного взноса.

Впрочем, постепенно у Рерихов нарастает разочарование в Америке. Рерихи очень хотели стать гражданами США по примеру Блаватской. В 1929 году Е. И. Рерих писала об этом Л. Хоршу: «Мне особенно жаль, что я не могу получить документы на американское гражданство, ибо за прошедшие годы я твердо решила стать гражданкой этой великой страны, но не смогла этого сделать по причине моего участия в Центрально-Азиатской экспедиции». Рерихи верили, что помощь махатм сулит им полный успех в Америке. Однако впереди их ждали одни разочарования, и даже гражданство по неизвестной причине им получить не удалось. На дворе 1930 год, до разрыва с Хоршем и Уоллесом еще пять лет, но расстроенная Елена Рерих уже сообщает сыну Святославу: «Какую красивую страницу вписала бы Америка в историю культуры, если бы нашла понимание красоты жеста вовремя признать американскими гражданами семью великого носителя культуры, вложившего так много сил для возвеличивания Америки!» «Матерь Агни-йоги» начинает сетовать на низкий культурный уровень янки и восклицает: «Пора Америке стать культурною страною!» Пока же, как она замечает, «Вл[адыка] не очень-то доволен Ам[ерикой], не в смысле отдельных лиц, но в целом».

«Отдельные лица» же, такие, как сотрудники их Круга, не переставали Рерихов восхищать. Вот в каких выражениях Елена Рерих обращается к Луису Хоршу: «Также трогает нас, родной Логван, как Вы понимаете и принимаете великую ответственность, возложенную на Вас. Готовьтесь, родной, к Вашему большему назначению». Е. И. Рерих постоянно дает советы супругам Хорш по воспитанию маленького сына Флавия (которого называет «Рыцарем Флавием»).

Но чем ближе роковой 1935 год, тем больше упреков адресует Елена Рерих янки: «Много мессаджей было дано Ам[ерике] за последние пятьдесят-шестьдесят лет. Можно утверждать, что ей было дано больше, чем какой-либо другой стране. Но что сделала она с ними? У[пасика] должна была уехать, оставив одного Дж[аджа]. Свами Вивек[ананда] очень нуждался в последнее свое пребывание в Ам[ерике], найдя лишь одну сотрудницу». Зато, как замечает Елена Рерих, в США процветают всевозможные факиры, лжепророки и обманщики. Также она жалуется на невнимание американской общественности к идее Пакта Рериха: «Неужели Ам[ерика] изгонит знамя из своей страны? Неужели она отклонит от себя эту великую честь?» Еще одним недостатком янки Е. И. Рерих считала их «невежественность … [относительно] всего, что лежит за пределами страны». После конфликта Н. К. и Ю. Н. Рерихов с американскими ботаниками во время Маньчжурской экспедиции она же с горечью восклицала: «Не перестаю изумляться типам американцев, с которыми судьба столкнула нас за последнее время. Где же положительные типы? Что случилось со страной?»

Наконец, в июле 1935 года в истории движения, созданного Рерихами, произошло роковое событие, нанесшее по нему чувствительный удар. Неожиданно о своем разрыве со своими учителями заявил Луис Хорш (Логван). В своем письме, адресованном Елене Рерих, Хорш бросает им обвинения в фаворитизме, неблагодарности, постоянных требованиях новых средств и неумелом вмешательстве в хозяйственные дела. Кроме того, Хорш предъявил Федеральной налоговой службе суммы, потраченные им на Центрально-Азиатскую экспедицию, и та обвинила Н. Рериха в неуплате налогов, а в Америке с этим всегда было очень строго. Мало того, видимо, желая компенсировать свои средства, потраченные на рериховские проекты, коварный янки присвоил еще и картины Н. Рериха, находившиеся в его Музее в Нью-Йорке (состоявшийся в 1940 году суд принял решение в пользу Хорша). Как замечал Н. Рерих, «если Леви хотел вернуть вложенный им в дела капитал, то разве такими преступными деяниями можно достичь успеха?» После этого рериховские учреждения в США прекратили свое существование.

Рерихи расценили подобный демарш своего лучшего американского друга как предательство, и именно после этого тексты «Агни-йоги» и письма Елены Рерих наполняют многочисленные инвективы в адрес предателей.

Вместе с Луисом Хоршем и его супругой Нетти Рерихов покинула еще один член Круга - Эстер Лихтман, которую, как отмечалось выше, Елена Рерих особенно любила и считала ее своей духовной сестрой. Вот что о коварной Эстер Елена Рерих писала в 1931 году, всего за четыре года до этого: «Горюем отъездом О[яны], она так стала нам близка! Сумела, истинно, стать незаменимой. Любите её, моли родные, как она этого заслуживает. Преданность ее в Служении велика, и многим действиям поможет ее зоркость и понимание неотложнгости времени. И «нежная птичка» расправит свои крылышки, ибо О[яна] сумеет принести луч солнца Индии». И еще в том же году: «Не нарадуюсь на нашу Ояночку, истинно, преданнейшее сердце и героический дух, утверждая своего Гуру, утверждается сама». А через двенадцать лет «Матерь Агни-йоги» так будет проклинать это «преданнейшее сердце»: «Наши пути с ними разошлись навсегда, и яро мы знаем, что они осуждены всем Вел[иким] Бел[ым] Братством, ибо многократно предательствовали, и особенно Белокурая, четырежды она предала смерти меня и мужа моего. Клеймо огненное было выжжено на лице ее, так было Показано мне в видении страстном. Клеймо это не заживляемо».

Если Л. Хорш покинул Рерихов из-за чисто меркантильных побуждений, то причина, по которой с ними разорвала Эстер Лихтман, заключалась в том, что она якобы самостоятельно, минуя Рерихов, установила связь с махатмами и стала получать от них послания. Кстати, первоначально мисс Литхман вовсе не стремилась к конфликту с Рерихами, но появление конкурентки среди своих очень не понравилось «Матери Агни-йоги». По мнению же Е. И. Рерих, Э. Лихтман на самом деле попала под влияние могущественного иерофанта зла Конрада Рудендорфа.

Одновременно Рерихи поссорились и с другим своим соратником - министром земледелия США Генри Уоллесом (которого они звали «Галахад»). В июле 1935 года Уоллес останавил организованную при его участии Маньчжурскую экспедицию и порывает отношения с Рерихами, мотивируя это наличием у них политических амбиций.

Луиса Хорша, Эстер Лихтман и Генри Уоллеса Николай и Елена Рерихи будут проклинать до конца жизни, считая их чуть ли не виновниками всех своих бедствий. В 1944 году Н. К. Рерих пишет супругам Фосдик: «Последите, где Уоллес и что грабители. Говорят, что людоедство вымирает, а разве грабительство не каннибальство?!» В 1945 году он будет сетовать: «Теперь представим себе, что было бы, если бы преступный вандал Хорш не разрушил русский Музей». После войны лавина проклятий только усилится: «Важную» новость сообщило радио из Лондона: у Уоллеса бронхит, и он не мог читать лекцию в Мичигане. По счастью, мир не провалится без лекции матерого притворщика. Неужели какие-то легковеры ему доверяют? Помните, как мать Рузвельта называла его злым гением своего сына. Перед смертью Рузвельт понял изменническую природу Уоллеса. Иначе случилось бы неслыханное бедствие для Америки, сквернявчик мог бы стать президентом». Хотя как раз Уоллес, выступивший противником холодной войны, мог быть лучшим президентом, чем Г. Трумэн. Уйдя в отставку из-за несогласия с милитаристской политикой Трумэна, Уоллес создал Прогрессивную партию, опирающуюся на либеральную буржуазию и интеллигенцию. В ответ против него была развернута кампания, его называли «коммунистом» и «ставленником Москвы», его сторонников увольняли с работы.

В связи с темой американских контактов Рерихов следует рассеять популярный в рерихианской среде миф о якобы имевшем место тесном сотрудничестве рериховского семейства с президентом США Ф. Рузвельтом. Некоторые рерихианцы доходят до утверждений, что Америка сумела выйти из Великой депрессии благодаря указаниям махатм (хотя знаменитый «мозговой трест» Рузвельта никакого отношения к махатмам не имел). В работах рериховедов упоминается о переписке Елены Рерих с Рузвельтом и даже приводятся тексты ее писем американскому президенту. Впервые они были опубликованы в сборнике «Мир через культуру», вышедшем в 1990 году и наполненным горбачевским пафосом в стиле «Русские и американцы - братья навек», а затем перепечатаны в книге В. А. Росова «Николай Рерих: Вестник Звенигорода». Но об ответных письмах Рузвельта Рерих говорится, что их тексты не сохранились. Даже такой проницательный исследователь, как А. И. Андреев, пишет, что «местонахождение писем Рузвельта к Рерихам неизвестно».

А вся загвоздка здесь в том, что и переписки то никакой не было, а был просто велеречивый письменный монолог «Матери Агни-Йоги», продолжавшийся с 10 октября 1934 года по 11 января 1936 года. Это признает и впервые опубликовавший письма Е. И. Рерих Рузвельту Л. Митрохин: «У нас нет сведений, отвечал ли Рузвельт на послания Е. И. Рерих. Письменно, по всей вероятности, не отвечал», однако далее добавляет, что он «проявлял несомненный интерес» к этим посланиям. Всего было написано девять писем, три из них совершенное краткие и больше напоминают записки. Содержание этих писем носит либо абстрактно-назидательный, либо совершенно утопический характер. В первом из своих посланий Елена Рерих предупреждает своего адресата о необходимости внять советам «махатм» и приводит в качестве примера различные придуманные розенкрейцерами и масонами легенды о вмешательстве «великих посвященных» в историю европейских стран и США. Якобы они предупреждали шведского короля Карла XII об опасности похода на Россию, а королеву Марию Антуанетту - о грозящей революции и способствовали отделению Америки от Англии. Все эти легенды не имеют под собой никакого основания и не подтверждаются серьезными историками, однако до сих пор остаются в ходу в кругах рерихианцев и любителей «фантастов от исторической науки».

В этом письме встречаются и весьма примечательные слова, навеянные печальным опытом попытки «соединить буддизм с коммунизмом»: «Правительству России таким же образом своевременно было дано строгое предупреждение, и мы являемся свидетелями печальных результатов его игнорирования». В чем заключаются конкретно эти «печальные результаты», не уточняется. Но в тоже время Елена Рерих советует Рузвельту поддерживать хорошие отношения с СССР: «Так называемая Россия является равнобалансом Америки, и только при такой конструкции Мир во всем Мире станет решенной проблемой». Кстати, это действительно отвечало внешнеполитическому курсу Рузвельта, так как именно в самом начале его первого срока, в 1933 году, Соединенные Штаты установили дипломатические отношения с СССР. На такой шаг Рузвельт пошел, конечно, не благодаря воле «махатм», а по требованию деловых кругов, заинтересованных в развитии торговли с Советским Союзом и из-за роста соперничества с Японией и Германией.

Кроме того, в письмах Елена Рерих упоминает две враждебные США державы: «страну на Востоке» и «страну за океаном». О них она пишет: «Держава за океаном - иллюзорная держава. Это отдаленное государство не питает к Вашей стране никаких чувств, кроме ненависти и зависти». И далее: «Над страной с Востока - множество дурных предзнаменований. Проявления космических смятений потрясут эту державу. Но бдительно следует следить за этими попытками (событиями), потому что они могут привести к военным провокациям». Л. В. Митрохин полагал, что под «страной на Востоке» подразумевается Германия, а под «страной за океаном» - Япония. Иного мнения придерживается составитель девятитомника писем Е. И. Рерих Т. О. Книжник. По ее мнению, «страна на Востоке» это Япония, а «страна за океаном» - Англия. Позже «Матерь Агни-йоги» относит Англию, Германию и Японию к «силам разрушения».

Итак, Елена Рерих советует Рузвельту избегать втягивания США в войну. В то же время для противодействия политики Японии она рекомендует Рузвельту оказать помощь в деле создания «Союза народов Азии», куда войдут «Монголия, Китай и Калмыки». Конечно, вызывает удивление, как калмыки, живущие на территории СССР в тысячах километрах от Монголии и Китая, могут вступить в союз с этими странами, да и монголы, заметим, вовсе не стремились объединяться с китайцами. Чтобы понять смысл такого утопического предложения, надо вспомнить, что Рерихи в это время вернулись к идее создания в Азии государства под собственным руководством, только теперь надежды на помощь в этом деле они возлагали не на большевиков, а на Соединенные Штаты. В это время до июля 1935 года сам Николай Рерих находился в Маньчжурской экспедиции, осматривая места своих будущих владений.

Одновременно самого Рузвельта, которого Елена Рерих называла «не только Правителем, но и истинным Великим Вождем», она видела во главе огромного государства, охватившего территорию США и Латинской Америки: «Мы видим строительство Союза, который в будущем присоединит Ю. А. к США, и основателем этого Великого Государства станет Пр. Р. Этот Великий Союз определен и будет осуществлен». Подобные слова, видимо, навеяны политикой «доброго соседа», проводимые Рузвельтом по отношению к странам Латинской Америки. Правительство Рузвельта отозвало оккупационные войска из Гаити и Никарагуа, аннулировало договор, предусматривавший вооруженное вмешательство в дела Мексики, заключило со странами Латинской Америки торговые соглашения на основе взаимного наибольшего благоприятствования. Рузвельт проводил подобную политику, конечно, из желания улучшить имидж США в глазах латиноамериканцев, а не из абстрактных филантропических побуждения и, тем более, он не планировал создания какой-либо огромной трансамериканской империи. Однако геополитическая фантазия Рерихов не знала границ. В своем воображении они вместе с Рузвельтом уже делили мир: «Да, какая мощь и какое благо получится, когда во главе двух великих стран будут стоять такие представители как Ф[уяма] и Р[узвельт]».

Что касается советов «махатм» экономического характера (благодаря которым, согласно рерихианцам, Рузвельту и удалось вытащить страну из Великой депрессии), то вряд ли американскому сельскому хозяйству могли помочь следующие слова: «Сельское хозяйство - мощный фактор в формировании курса, который приведет Америку к ее великой конечной цели. С благосостоянием фермеров вызов врагов развеется в прах». Кроме того, примечательно предсказание, которое Елена Рерих делает во втором из своих писем: «Среднему Западу США угрожает плохой урожай, а потому полезно запастись зерном и сеять на Севере и Востоке; больше всего может пострадать пшеница». История не донесла до нас свидетельств, что данный прогноз «махатм» оправдался, впрочем, подобные предсказания стихийных бедствий и неурожаев, которые никогда не сбывались, у Елены Рерих к концу жизни станут прямо-таки навязчивой идеей.

Конечно, каждый из нас может писать письма американскому президенту или Папе Римскому и воображать, что они следуют нашим советам. Заметим, кроме того, что другие американские президенты общались и с гораздо более одиозными и примитивными «духовными наставниками». Например, Рональд Рейган тесно сотрудничал с евангелистами Халом Линдси и Джерри Фолвеллом, проповедовавшими близкий конец света в результате атомной войны. Последний даже стал ближайшим сотрудником правительства и участвовал в закрытых заседаниях и консультациях генералитета. Так что тот факт, что Елена Рерих отправляла послания Рузвельту, а он с ними «внимательно знакомился», вовсе не говорит в пользу величия рериховских идей.

В седьмом письме Елена Рерих пожаловалось на деятельность «предателей» Хоршей. Оказывается, помимо присвоения рериховского имущества, они стали передавать неким образом Рузвельту собственные послания, выдавая их за «письма махатм». «Матерь Агни-йоги» просила президента не верить «предателям». О реакции Рузвельта можно только догадываться, но через месяц Е. И. Рерих перестает отправлять ему свои «Огненные Послания». Как замечает Л. Митрохин: «Трудно предугадать причины ее (т. е. переписки-монолога) прекращения». Хотя причина проста: Рузвельт не стал помогать Рерихам в их борьбе с Хоршем. И как следствие, наполненные горечью строки из письма Е. И. Рерих, написанного в октябре 1935 года: «Не понял Р[узвельт], как ему надлежало поступить. (…) ложно идет Р[узвельт], жаль его! (…) Но если бы Ам[ерика] могла понять, какой ущерб она себе наносит!! Но люди слепы к истинным причинам. Франция до сих пор не может выплатить свой долг Сен-Жермену». В чем долг Франции Сен-Жермену, Елена Рерих не поясняет.

После 1935 года Рерихи для американской политической элиты стали персонами нон-грата. Дело дошло даже до того, что в октябре Генри Уоллес разослал в посольства южноамериканских государств и руководству Панамериканского союза циркулярное письмо о том, что потерял веру в Николая Рериха и придерживается в отношении Пакта сдержанной политики.

И соответственно все славословия в адрес Америки и американцев исчезают из рериховских текстов. Напротив, вот уже в 1938 году Елена Рерих пишет, что «особенно в Америке» наблюдается «такое страшное распространение психических заболеваний и все возрастающее число слабоумных». Николай Рерих, в свою очередь, резко негативно отзывается об англо-американской массовой культуре: «Посмотрите широко распространенные журналы: «Жизнь» (Америка) и «Лондонская жизнь» (Англия). Какую же жизнь они отражают? Неужели же народам нужна такая пошлость? И как растолковать издателям, что развратители народа подлежат самой страшной каре. «Сопляжники», гольфисты, кулачные бойцы, все породители пошлости, придет вам конец» («Безумие»). Мнение своих родителей о США будет разделять и Юрий Рерих. Вот как он отзовется на антирериховскую кампанию в американской прессе: «К сожалению, в Америке недостаточно понимают природу клеветы и, увы, значение чести. Демократическая система выборов приучила нацию к возможности безнаказанно оплевывать избираемых, а отсюда и вся вакханалия газетных сплетен, питаемая низким уровнем газетного писаки».

А после второй мировой войны, когда США стали главным противником СССР («Лучшей страны»), Рерихи и вовсе становятся на антиамериканские позиции. Н. К. Рерих с горечью констатировал: «В Америке произошла свирепая русофобия. До чего доходит, просто диву даешься. Культура, где ты?». Как сообщает Елена Рерих, ее супруг очень переживал из-за этого. А после его кончины она же сетовала, что из США мало приходило писем и телеграмм со словами соболезнования, а Зинаиде и Дедлею Фосдикам даже не советовала не выставлять портрета Н.К. во избежание надругательства.

Елена Рерих высказывала озабоченность также судьбою картин, присвоенных Л. Хоршем: «Что сделает Америка с доставшимся и похищенным ею сокровищем? Последний ее акт был выкидыванием из Музея сокровищ, приобретенных на общественные деньги. Пока что никто не превзошел Америку в таком акте. Массовое производство атомных бомб не спасет страну от осуждения». В том же письме Фосдикам она сообщает, что незадолго до своей смерти Н. К. получил предложение о сотрудничестве от некоторой «страшной» американской организации и не стал отвечать на это «нагло откровенное послание». Возможно, это была одна из организаций, работавших против СССР. Чуть позже в письме М.Н. Варфоломеевой Елена Рерих с сожалением признает, что в США «ненависть ко всему русскому» «стала своего рода массовым одержанием», и даже на основанную в годы войны Американо-Русскую Культурную Ассоциацию там смотрят как на «рассадник злостной пропаганды». Сетует она также, что американское руководство предало забвению Пакт Рериха.

В своих письмах Елена Рерих не раз предсказывает крах Америки: «Лукавая Страна утратит былое положение и испытает на себе действие Надземной Справедливости». А своему сыну Юрию она пишет: «Очень тебя прошу ничем не связываться со страною долларов. Также опасаюсь, как бы наша любимая Индия не слишком связала себя с нею, может оказаться в трудном положении в случае крушения страны долларов. Люди ослепли и не видят, куда катится колесо рока, на какой ниточке висит судьба многих стран». По ее словам, махатмы предрекают время, когда индийские рупии будут цениться больше, чем американские доллары.

Елена Рерих подвергает строгому осуждению гонку вооружений, начатую по инициативе США, а создание НАТО называет «безумным историческим актом».

Во время Корейской войны 1950-1953 гг. Е. И. Рерих всей душой оказывается на стороне Северной Кореи и помогавших ей СССР и КНР: «Победа корейцев и китайцев очень окрылила Азию. И престиж западных держав сильно пошатнулся, несмотря на усиленную пропаганду и работу всяких миссионеров. Определенно не любят американцев. Очень уж чужда азиатам психология англосаксов. Атомную бомбу не забыли (речь идет об атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки - примеч. А. И.), и друзей она не сделала, наоборот. Живет большая ненависть за жестокость, высказанную врагу, который уже признал себя побежденным».

За год до своей смерти «Матерь Агни-йоги» пишет А. М. Асееву: «Теперь самое главное - совершенно невозможно уявиться на сотрудничестве ни с какими Сев[еро]-Американскими пропагандными организациями. Много подобных организаций, яро работающих на дискредитирование нашей страны. Очень нас предупреждали и предупреждают друзья против них. Друзья, в том числе и индусы, испытали на себе эту подпольную работу. Трудно себе представить себе ту зависть, злобу и ненависть, которая изрыгается представителями человеконенавистничества против Нового строительства. Но массы прозревают, и сама напряженность такой злобной пропаганды на фоне разврата и самодовольного хулиганства помогает отходу Востока от Запада. Очень не любят их на Востоке, и только вчерашние воспитанники Англии и жадные до долларов стараются еще цепляться за них, но кадры быстро редеют. Психология Востока совершенно противоположна психологии Запада, и на этом не может быть никакого прочного сотрудничества». Елена Рерих сохраняла отношения с оставшимися ей верными последователями, жившими в США (Б. Боллинг, З. Г. Фосдик, Д. Фосдик и др.), но от прежних симпатий к янки-бизнесменам не осталось и следа. Американская «филантропия» теперь вызывает у Е. И. Рерих резкое неприятие: «Маршалльскому плану суждено лопнуть. Тоже своего рода западня?» И Б. Н. и Н. И. Абрамовым она пишет о «безумии Америки и недостойной провокации, распространяемой ею везде».

Интересно будет посмотреть, как Рерихи относились к другим странам мира. Из азиатских стран у них до Маньчжурской экспедиции 1934 - 1935 гг. наибольшее восхищение вызывала Япония. Николай Рерих еще до Октябрьской революции увлекся японским искусством и сохранил этот интерес на всю жизнь. Художник защищал японцев от обвинений в жестокости и агрессивности: «Действительно, справедливы ли многие нападки на Японию? Мужество и честь самураев, воинов; героизм и самоотверженность женщины; углубленный труд рабочего и земледельца придает несомненное очарование Ниппону. С японцами у меня никогда не было столкновений. Наоборот, являлись чуткие японские друзья. Вспоминаю мои давние статьи о Японии. Не откажусь, но даже усилю многое сказанное». В 1932 году в Музее Рериха состоялась выставка современной японской живописи. Н. К. Рериху, как и его сыну Юрию, Япония нравилась тем, что она, за исключением столицы, в ту пору еще сохранила свой национальный колорит. О симпатии Н. К. Р. к японцам и японскому искусству упоминает и Н. В. Кордашевский. Впоследствии Н. К. Рерих будет горько сожалеть о своем восторженном отношении к Стране Восходящего Солнца.

Гордые и бесстрашные самураи первоначально импонировали и Елене Рерих. Японию она называет «героической и прекрасной страной». Про нападки в адрес японцев она писала: «Разве не мало изуверств среди наших обычаев и жизненного обихода; если бы не боялась утомить Вас длиною моего послания, привела бы их немалое количество. В японском ведении войны много героических черт. Лично мне гораздо симпатичнее мужественное самопожертвование и исполнение долга перед родиной, нежели современное движение среди цвета молодежи одной страны, выразившееся в резолюции «не сражаться за родину в случае войны». В одном из писем за 1935 год она упоминает некое тайное общество на Дальнем Востоке, чьи идеи касательно близкой великой войны и последующего воцарения мирового императора напоминают воззрения представителей японских ультраправых организаций. Интересно отметить, что довоенной, имперской Японии симпатизировал и Юлиус Эвола.

Николай Рерих также пытался заручиться поддержкой Японии для реализации проекта «Новая Страна» на территории Азии. Как писала Зинаида Фосдик в своем дневнике, в ту пору особенно рассчитывал на Страну восходящего солнца из-за ее непримиримой позиции по отношению к большевикам, Америка же упала в его глазах из-за дипломатического признания СССР. Поэтому в рамках знаменитой Маньчжурской экспедиции, хотя она и проводилась при поддержке американской стороны (вот такая двойная игра!), он посещает Японию, где его принимают на правительственном уровне, и это в момент ухудшения отношений между Японией и Америкой. Японский император заинтересовался идеей Пакта Рериха; в Киото была проведена выставка рериховских картин. Е. И. Рерих писала об этом визите Г. Г. Шкляверу: «Вы, конечно, уже имеете сведения о прекрасном и дружественном визите, оказанном Н. К. и в остальных городах славного Ниппона». Даже для плавания из Сиэттла в Йокохаму первоначально были заказаны билеты на пароход японской компании.

Находясь в Маньчжурии, Николай Рерих с восторгом отзывался об увиденном в «новой Империи» - созданном японцами марионеточном государстве Маньчжоу-го и даже 21 июня 1934 г. встречался с его императором Пу И. Все это вызвало недовольство американского посольства и президентской администрации США, янки были с самого начала против посещения Н. К. Рерихом Японии. В. А. Росов пишет, что «ставка на Японию, вероятно, была велика», и что Рерихи вообще бы могли отказаться от поддержки США, если бы нашелся бы иной источник финансирования. Однако с японцами ничего не получилось, потому что уже во втором письме Елены Рерих сквозит неприкрытая враждебность к Стране Восходящего Солнца, о чем говорилось выше.

За антирериховской кампанией в харбинской прессе стояли местные японские власти, которым отнюдь не понравилась активность Н. К. Рериха в эмигрантской среде. Участники Маньчжурской экспедиции даже были выдворены с территории Маньчжоу-Го японскими властями. В октябре 1935 года Елена Рерих напишет соратникам в Америку: «Не поздравляю и Яп[онию] на ложном пути». А в 1939 году Николай Рерих в своем очерке «Опять война» назовет политику Японии в Китае «неслыханно чудовищной агрессией» («Опять война», 1939). Е. И. Рерих после Перл-Харбора напишет: «Как ни грустно то, что случилось с американским флотом, но будем надеяться, что и Япония встретит свой час». Когда в 1945 году Японская империя будет стоять на грани поражения, Рерихи не будут скрывать своего злорадства, считая это возмездием за то, что японцы в Китае «приютили у себя целую свору фашистов из русских отбросов».

После второй мировой войны симпатии Рерихов стали склоняться в пользу стран Азии, вставших на путь социалистического строительства: «Всей Азии и всем странам, оставшимся на огрызке Европы, придется перестроиться на яром мощном строительстве на кооперативных началах или на страстно «усовершенствованном коммунизме». Под «усовершенствованным коммунизмом» она подразумевала соединение коммунистической идеологии с религией: «Вот и Новый Китай начинает делать жесты в сторону религии, а там и Конфуцианство станет любимым учением…» А через два года Елена Рерих писала: «Также радуемся, сознавая, что во главе избранных стран стоят такие светочи, как Неру, Мао-дце-дун в Китае, Хо-ши-сун в Индокитае. Биографию и портрет последнего я видела в одном из последних советских изданий и должна сказать, что сердце мое возрадовалось, читая эту самоотверженную жизнь и при виде замечательного проникновенного духовного лика». Вину на развязывание Корейской войны Е. И. Рерих возлагала на США: «Скорблю за разрушение прекрасной маленькой страны и тихого народа. Такое разрушение не может остаться безвозмездно. Страна, занявшая позицию агрессии, оявится на космическом возмездии. Но страна, уявленная на уничтожении, возродится потом [с] помощью страны Лучшего Сердца».

Зато к Пакистану Матерь Агни-йоги отнеслась резко враждебно сразу после возникновения этого государства. Она предсказывала, что в ближайшей войне с Индии он будет уничтожен и включен в состав Республики Индия, чего, однако, не случилось, да и представить себе подобное было трудно. Особое возмущение вызывало у нее военное сотрудничество Пакистана с США: «Большое содействие Пакистану и альянс с ним - тяжелый удар для миролюбивой Индии».

Надо отметить, что вообще отношение Рерихов к мусульманскому миру было достаточно сложным. В 20 - 30-е гг. Рерихи были настроены промусульмански. В 1924 г. Елена Рерих записала в своем дневнике: «Детали почитания Магомета очень своевременны. Мудро поглотить Турцию пониманием ее идеала. Мусульманство не должно быть забыто». Некий представитель махатм под именем Мурад Алды ведет работу по привлечению турок, и среди сестер братства есть мусульманка. Про Египет же она писала, что ранее эта страна обладала высокой культурой, но нельзя сказать, что современная культура ниже. Интересны строки о русско-мусульманских отношениях: «Но халифат должен перейти в Россию, ибо вижу пользу великую, соединив непримиримых». «Видела сегодня замечательный сон, как мусульмане подходили к России». Явно под влиянием известий о победах восставших рифов в Марокко появляется запись: «Да, несладка жизнь ислама, но испанцев разбили».

Николай Рерих также высказывает мусульманам определенные симпатии, см. его книги «Алтай-Гималаи» и «Держава Света». Например, он так описывает в книге «Алтай-Гималаи» увиденную им в Египте картину: «В Каире в мечети сидел мальчик лет семи-восьми и нараспев читал строки Корана. Нельзя было пройти мимо его проникновенного устремления». Художник осуждает разграбление мечетей в России во время гражданской войны, также с теплотой вспоминает о своей встрече с одним мусульманином и о почитании Христа у мусульман. Пророку Мухаммеду художник посвятил картину «Магомет на горе Хира». Но все же глубокий интерес к духовному наследию ислама для Рерихов не был характерен, а ведь их весьма могли бы привлечь творчество великих суфийских наставников и поэтов и мистические практики дервишеских братств, как это было в случае с Г. И. Гурджиевым и А. В. Барченко.

Однако после второй мировой войны отношение Елены Рерих к мусульманскому миру стало негативным. Это связано, прежде всего, с беспорядками, сопровождавшими раздел Британской Индии на Индию и Пакистан, которые произвели большое впечатление на «Матерь Агни-йоги». Кроме того, следует учесть, что сначала почти все мусульманские государства первоначально оказались на стороне Запада в холодной войне против «Лучшей Страны» - СССР. Якобы, «магометанство осуждено» (кем? махатмами?) и, ссылаясь на пророчество Нострадамуса, процитированное в книге Е. П. Блаватской «Разоблаченная Изида»: «Полумесяц будет блекнуть, пока не исчезнет полностью», Елена Рерих предрекает мусульманскому миру гибель. Хотя, если Нострадамуса и воспринимать всерьез, учитывая при этом историческую обстановку, в которой он жил (бесконечные войны европейских держав с Оттоманской империей), то его стоит отнести не к исламу вообще, а именно к турецкой державе, которая, в конце концов, действительно ослабла и развалилась, хотя боровшихся с нею Испанию и итальянские государства ждала не лучшая судьба.

А сейчас перенесемся в Европу. Из европейских стран наибольшую неприязнь у Елены Рерих вызывала Англия, что и неудивительно, если вспомнить, что именно британцы были главными угнетателями азиатских народов и что именно интриги английского резидента в Сиккиме подполковника Бейли едва не привели к гибели Центрально-Азиатской экспедиции. Однако еще задержку в Хотане Рерихи связывали с интригами британцев. Махатма Мория внушал им: «Я сказал о вреде Англии не вчера, не сегодня, но до скончания. Именно в каждой пылинке узрите вред Англии. (…) Хуже китайцев Англия. Запомните: Англия - Наш враг». А когда они находились в Монголии, готовясь к путешествию на Тибет, он предупреждал: «Зорко следите за происками Англии». Позже, в 1930 г. англичане попытались воспрепятствовать возвращению Н. К. и Ю. Н. Рерихов из Европы в Индию. Англичан «Матерь Агни-йоги» находила «замороженными» и чуждыми людьми: «Трудно мне судить об англичанах, меньше всего чувствую аффинити с англосаксами. Все сердцем прилежу Востоку и люблю Индию, даже больше, чем нашу Азиатскую Русь».

Видимо, под влиянием «Писем Махатм» в 1950 году, где предсказывается, что туманный Альбион постигнет судьба Атлантиды, «Матерь Агни-йоги» написала следующие строки: «25 лет тому назад в Кашмире было Сказано, что через 25 лет, значит, в конце этого года, может быть, в самом начале будущего, точное число не было названо, Анг[лия] перестанет существовать». Хотя, для справедливости заметим, что в ее письмах можно найти и восторженные слова в адрес «владычицы морей»: «Истинно, враги в самом сердце Анг[лии] разрушают ее блестящее прошлое, время, когда она первая стала на защиту свободы мысли и слова, когда все великие мыслители находили у не приют!». Впрочем, подобные высказывания она делала лишь до второй мировой войны.

О Франции и Германии Елена Рерих была ненамного лучшего мнения. «Мне страстно жаль Францию, велико ее разложение, да и Германия может откупорить немало неожиданных сюрпризов». К германскому национал-социализму она отнеслась сразу резко отрицательно: «Узкий национализм Германии унизил ее, он же, вновь воскрешенный, может погубить ее». Языческие тенденции национал-социализма она называет «интересным, но очень опасным движением против еврейского христианства». Воспитание молодежи в Третьем рейхе отпугивало Е. И. Рерих своим «бессердечием», но особенно ей не нравилась политика нацистов против эмансипации женщин. В послевоенный период в письме Б. Боллингу «Матерь Агни-йоги» не советует иметь деловых контактов с немцами: «Вскоре Германия пожнет свою тяжелую карму». Зато Италия вызывала у нее симпатию: «Много тяжкого придется перенести нашей милой Италии. После Индии - это наилучшая страна». Нравилась ей также и Ирландия. В письме В. Л. Дутко она писала: «Могу сказать Вам, что Ирландия почти единственная страна, которая уцелеет при грядущих переустройствах, наводнениях на Западе. Так что живите спокойно на Вашем прекрасном зеленом Острове». Таким же островком спокойствия будет Швейцария, прежде всего, ее немецкие кантоны: «Немецкая Швейцария лучшая во многих отношениях». Теплые чувства Елена Рерих испытывала также к Венгрии: «Некоторые венгры не любят Р[оссию]. Помнят участие русских войск в подавлении восстания в их стране. Но не думаю, чтобы эта неприязнь была слишком глубока. В мадьярах много близкого нам, и лично я питаю большую симпатию к Венгрии».

Заметим, что написаны эти строки были в 1949 году, за семь лет до знаменитых событий в Венгрии, когда «эта неприязнь» проявилась со всей силой. Николай Рерих же будет с теплотой вспоминать прибалтийские страны, где ему довелось бывать до революции. Как он писал, ему «целый ряд впечатлений дала Эстония» («Эстония», 1937), также он восхищался природой и фольклором Литвы («Среди разных посещенных народов Литва оставила самое приветливое воспоминание») и отмечал близость литовского языка с санскритом («Литва», 1936). Е. И. Рерих также напишет, что прибалтийские страны всегда были близки ей. Она даже будет приветствовать переворот Улманиса в Латвии в 1934 г., поскольку, по ее мнению, «этим будет создан еще один оплот против невежественной и разрушительной силы». Учитывая, что в ту пору Рерихи стояли на антисоветских позициях, можно предположить, что под «невежественной и разрушительной силой» подразумевались коммунисты.

После разочарования в США Рерихи большие надежды стали возлагать на Латинскую Америку. Латиноамериканцы нравились Елене Рерих своими человеческими качествами: «Мне сдается, что жители Южной Америки, особенно Аргентины, много отзывчивее и симпатичнее обитателей Соед[иненных] Шт[атов]». После смерти мужа она думала о распространении идей Пакта Рериха именно в этом регионе земного шара: «… конвенция в Аргентине мне кажется легче осуществимой. Южная Америка давно была Указана как страна будущего и сейчас могла бы проявить себя совершенно независимо, самостоятельно в деле принятия Пакта и поднятия Знамени». Б. Боллингу Елена Рерих советовала развивать там свой бизнес: «Мексика, Перу и Аргентина Указаны как наилучшие страны». Зато Бразилии не повезло: «Во время указанной катастрофы в Южной Америке пострадает одна Бразилия, но пострадает жестоко». Кроме того, в латиноамериканских странах также присутствуют силы зла: «Так, Пер[у] останется еще некоторое время, вредное влияние католиков нужно сократить». Что подразумевается под «вредным влиянием католиков», не указывается, но, как помнится, неприязнь к католикам, особенно, к иезуитам, была характерна уже для теософистов. В частности, когда Рудольф Штайнер устроил раскол в Теософском обществе, то Анни Безант обвинила его в том, что он является иезуитом.

Таким образом, взгляды Николая и Елены Рерих на отношения Запада и Востока были весьма сложны, противоречивы и претерпели значительные изменения со временем, и восхищение «восточной мудростью» и героизмом самураев у них могло соседствовать с презрением к «азиатским тунеядцам и мракобесам» и симпатиями в сторону американского технократизма и феминизма; последние, впрочем, после второй мировой войны уступили место неприятию США и яростной апологетике «красного» Востока.

Источник: arcto.ru